[111]«Проигравшие» русские предлагали «победителям» добровольно сдаваться в плен.
«На поле битвы на Москве-реке 17 сентября 1812 г.» Литография
Метаморфоза превращения «победителей» в побежденных в свое время была проанализирована 38-летним французским писателем – будущим классиком французской литературы Александром Дюма-отцом в его книге «Наполеон: Жизнеописание» (1840).[112] В повествовании, занимающем немногим более 200 страниц, но при этом охватывающем весь период жизни Наполеона Бонапарта, рассказ о «великой битве под стенами Москвы» занимает 7 страниц.[113] Дюма в красках описал героизм французов на Бородинском поле. Говоря о конце сражения, он отметил, что Наполеон несколько раз отклонял отчаянные просьбы своих военачальников о присылке гвардии, хотя военачальники (Е. Богарне, И. Мюрат, М. Ней, О. Бельяр, П. Дарю, Л. Бертье) уверяли его, что с помощью гвардии «вражеская армия будет полностью разбита». Слова Наполеона, приводимые Дюма, звучали так: «А если завтра – второе сражение – с кем я его дам?». Писатель по-своему толковал эти слова: «Победа и поле битвы – за нами; но мы не можем преследовать врага, который отступает под нашим огнем, не прерывая своего, и вскоре останавливается и укрепляется на вторых позициях». Лишь в последний момент Наполеон приказал маршалу А. Мортье «выдвинуть вперед молодую гвардию, но не переходить оврага, который отделяет его от врага». В 10 часов вечера Мюрат известил Наполеона об отступлении русских за Москву-реку с целью «вновь ускользнуть». Но на просьбу Мюрата «дать ему гвардию, (…) с которой он обещает настичь и окончательно разгромить русских», Наполеон вновь дал отказ.[114] Итак, исход сражения оказался, в описании А. Дюма, парадоксальным: формально победивший в битве Наполеон «дает уйти этой армии, с которой так торопился встретиться». После полного отступления русских войск, последовавшего «на следующий день», французский император стал «хозяином самого чудовищного поля битвы, какое когда-либо существовало». По версии Дюма, русские потери вдвое превышали французские. По его словам, «на поле лежало 60 тыс. чел., треть которых принадлежала нам (т. е. французам. – В. В.); мы потеряли убитыми 9 генералов, и 34 генерала были ранены». Писатель не подвергал отдельному рассмотрению потери русских войск, которые, если следовать предложенной им версии, были гораздо более катастрофическими, чем потери его соотечественников (правда, в том случае, если данная версия соответствует действительности). Но вывод, сделанный А. Дюма, фактически лишал Наполеона звания победителя в сражении под Москвой: «Наши потери были огромны и не привели к соответствующим результатам».[115]
Вступление французской армии в опустевшую Москву, где вскоре разразился знаменитый пожар, Дюма сопроводил своей угрюмой репликой: «Все в этой стране было мрачным, даже победы». После того, как 16 сентября н. ст. Наполеон временно покинул Кремль и перебрался в Петровский замок, где оставался 5 дней – до окончания пожара, генералитет советовал ему «отступить, пока еще есть время, и оставить плоды роковой победы». Французский император был поставлен перед выбором: двинуться на Петербург, чтобы «закрепить победу», или «отступить в Париж» и, тем самым, «признать поражение». Наступившая в октябре «зима» вынудила Наполеона оставить Москву. При этом Дюма говорил об «отступлении» французской армии применительно к периоду, начавшемуся сразу после оставления ею Москвы – 22 октября н. ст. (т. е. ни сражение за Малоярославец, ни последующие вехи военной кампании не рассматриваются в качестве ее поворотного момента). В ноябре 1812 г. 29-й бюллетень Наполеона извещал Францию «о неслыханных невзгодах», претерпеваемых его армией в России. «С этого дня – это поражение, – признался А. Дюма, но тотчас уточнил, – равное лишь нашим величайшим победам; это Камбиз, окруженный в песках Аммона; это Ксеркс, возвращающийся через Геллеспонт на лодке; это Варрон, ведущий в Рим остатки Каннской армии (…) Хотите ли вы знать, во что превращается армия в этих обширных размокших степях, меж снежным небом, обрушивающимся на голову, и ледяными озерами, проваливающимися под ногами?».[116] Итак, по мнению Дюма, Наполеон разделил судьбу многих великих завоевателей и полководцев, потерпевших сокрушительные поражения как в результате упорного сопротивления неприятеля, так и из-за жестокого разгула стихии. «Победа» французов при Бородине ненадолго повлекла за собой занятие ими Москвы, однако вскоре стала для наполеоновской армии «роковой».
Медаль Наполеона «За взятие Москвы», 1812 г.
Глава I«Битва на Москве-реке» глазами ветеранов «Великой армии»
Желание оправдать крушение Первой империи буйством природных стихий стало непомерным искушением для многих наполеоновских ветеранов. Честный граф Ф.-П. де Сегюр, ранее служивший адъютантом Наполеона, в начале эпохи Реставрации обратился к бывшим сослуживцам со страстным призывом к дружному написанию мемуаров об ушедшей великой эпохе и ее героях. Он восклицал: «Не дайте исчезнуть этим великим воспоминаниям, купленным такой дорогой ценой (…) Одни, против стольких врагов, вы пали с большею славою, чем они возвысились. Умейте же быть побежденными и не стыдиться! Поднимите же свое побежденное чело, которое избороздили все молнии Европы! Не потупляйте своих глаз, видевших столько сдавшихся столиц, столько побежденных королей! Диктуйте же истории свои воспоминания (…) Пусть же не останется бесплодным ваше бодрствование».[117] Сегюр желал правдивого рассказа своих боевых товарищей о пережитом. Другой французский мемуарист – храбрый кавалерийский офицер полковник (позднее – генерал) барон Ж.-Б. Марселен де Марбо[118] в 1820 г. опубликовал в Париже «Критические замечания по поводу произведения генерал-лейтенанта Ронья», ставшие отповедью на воспоминания Ж. Ронья с содержавшимися в них нападками на армию и эпоху Наполеона. Прочитав труд Марселена де Марбо, Наполеон дал офицеру-литератору свое «благословение» на продолжение творческой деятельности. Перед смертью Наполеон в завещании, составленном в Лонгвуде (остров Св. Елены) 15 апреля н. ст. 1821 г., распорядился выплатить Марбо крупное денежное вознаграждение и пожелал, чтобы тот не останавливался на достигнутых успехах. В завещании опального императора говорилось:
«… 31. Полковнику Марбо – сто тысяч франков. Я возлагаю на него обязанность продолжать писать для защиты славы французского оружия, дабы покрыть позором клеветников и отступников».[119]
Обстоятельные и многостраничные мемуары Ж.-Б. Марселена де Марбо,[120] ставшие грандиозным литературным памятником Наполеоновской эпохе, превзошли все ожидания и с лихвой оправдали надежды, возложенные на них Наполеоном. Если русские герои, сокрушившие «Бонапартия» и награжденные за кампанию 1812 г. медалями с оком Провидения и надписью на оборотной стороне «Не нам, не нам, а имени Твоему», со смирением довольствовались лаконичными и незатейливыми записками о минувшем славном времени, то наполеоновские ветераны, оставшись не у дел, вооружились бумагой, пером и чернилами, чтобы оправдать свое поражение «возвышенными причинами». Без стеснения занявшись, говоря словами британского историка Д. Ливена, «агрессивным самовосхвалением»,[121] мемуаристы-бонапартисты сумели на бумаге выиграть ранее проигранную Наполеоном войну.[122]
Жан-Батист Марселен де Марбо
Свой «бумажный» реванш Марселен де Марбо с блеском взял даже в Бородинской битве, в которой, по собственным словам, лично «не присутствовал». По его словам, «после неслыханных усилий французы одержали над русскими победу, а сопротивление русских было очень и очень упорным. Москворецкая (Бородинская) битва считается одним из самых кровавых сражений нашего века. Обе армии понесли громадные потери, которые оцениваются в общем в 50 тыс. чел. убитыми и ранеными! Французы потеряли убитыми и ранеными 49 генералов, всего же в их армии выбыло из строя 20 тыс. чел. Потери русских на одну треть превышали урон французских войск. Генерал Багратион, лучший из их генералов, был смертельно ранен. На земле осталось лежать 12 тыс. лошадей. Французы захватили очень мало пленных. Это говорит о храбрости побежденных».[123] Итак, Наполеон выиграл сражение, на 20 тыс. убитых и раненых французов приходилось 30 тыс. русских, но русских пленных было «очень мало» в силу «храбрости побежденных».
«Бой русской и французской конницы при Бородине». Худ. Н. С. Самокиш
Правда, несмотря на отсутствие в сражении, мемуарист дополнил описание его «интересными эпизодами». Во-первых, во время боя на русском левом фланге «Мюрат поручил генералу Белльяру умолять императора прислать часть своей гвардии для того, чтобы закрепить победу. Без этого для победы над русскими потребовалась бы еще одна битва! Наполеон был готов удовлетворить эту просьбу, но маршал Бессьер, командующий Императорской гвардией, сказал ему: «Я позволю себе возразить Вашему Величеству, ведь в данный момент гвардия находится в 700 лье от Франции». Возможно, это возражение повлияло на решение императора, а может быть, он не счел, что битва зашла столь далеко, чтобы пускать в дело свой резерв. Император отказался. Две другие подобные просьбы ждала та же судьба».