Катя СаммерНеделя, чтобы влюбиться
1
Она пахнет как попкорн и сладкая вата. Запах из детства, который обещал мелкому пацану аттракционы и радость. И пусть мы сейчас не в парке Революции, а на танцполе ночного клуба, где жарко и потно, но выброс эндорфинов и прочих гормонов счастья я получаю не меньший.
Девчонка жмется ближе, вертит подтянутой задницей у моего паха. В джинсах становится теснее, чем во всем клубе, где и так яблоку негде упасть. Крепче сжимаю пальцы на ее талии. Такой тонкой, что они почти замыкаются в кольцо. Тонкие талии и запястья – моя слабость.
Выдыхаю через крепко стиснутые зубы, веду ладонями выше по обнаженной коже. На малышке короткая рваная футболка. Черная, как я и люблю. Она в целом выглядит как одна большая фантазия, наверное, поэтому и повелся.
Откидываю ее темные, чуть влажные волосы в сторону. Мы почти не двигаемся, хорошо, что всем на нас здесь плевать. Она кладет руку мне на шею, я веду носом вдоль ее плеча. Ныряю языком во впадинку на ключице и невольно толкаюсь бедрами вперед, когда скорее чувствую вибрации, чем слышу стон. С ума сойти. Это слишком горячо.
Уже не так сильно ненавижу этот город, в который вынужден был вернуться на свадьбу друга, чтобы сыграть роль его свидетеля. Город, в котором всегда был для всех неудачником и откуда сбежал, едва мне исполнилось восемнадцать. От отчима, который не переставал повторять, какой я тупица, что остался в школе на второй год, и слабак, потому что не могу дать ему сдачи. От матери, которая никогда меня не защищала и заменила этим ублюдком отца после аварии. От всех, кто был так неравнодушен, чтобы напомнить мне, какое я дно. Сначала в армию, потом туда, где всем плевать, – в столицу, город возможностей. Чтобы подняться. Пусть это оказалось и сложнее, чем я мог себе представить даже в самых смелых фантазиях.
Давно забыл об этом липком ощущении стыда за то, что не соответствовал, за то, что разочаровал, а пропащий город напомнил. С самого трапа самолета в здешнем аэропорту прошлое преследует меня, давит, душит влажным речным воздухом. Может, поэтому я и попросил таксиста остановить по дороге в гостиницу у яркой вывески, вокруг которой толпились девочки. Не хотел оставаться один, не сегодня. Сегодня надо пережить, а завтра все будет проще. Нормально, как всегда. И как хорошо, что у меня нашлись помощники в прожигании жизни.
Девчонка оборачивается через плечо, сверкает шальным взглядом.
– Как, говоришь, тебя зовут? – кричу ей на ухо, потому что басы оглушают.
– Я и не говорила, – доносится в ответ.
После чего я смеюсь, выдыхая, а она улыбается мне смело. Так же, как и смотрела на меня с другого конца бара минут двадцать подряд. В упор. Пока не подошел угостить ее, а она не вытащила меня на танцпол, куда я обычно и не совался.
Понравилась мне своей прямотой. Не из тех глянцевых кукол, что прилипли, как мухи, фальшиво улыбаясь, стоило приземлиться на барный стул. Мне хватило двух минут понять, что я не настолько голодный и пьяный, чтобы повестись. А с этой конфетой я почти трезвый тан-цу-ю. Узнал бы Макс, тот самый друг, что решил расстаться с холостой жизнью, – засмеял бы.
Веду ладонями по хрупким плечам, оставляя на них дорожки мурашек. Она мягкая. Девчонка. И при всей заявленной дерзости очень явно смущается от моего взгляда, который скачет с глаз на губы и обратно. Пытается вдруг от меня отвернуться, но я ловлю двумя пальцами подбородок, удерживаю. Затем накрываю ее губы своими – и сразу с места в карьер. Прохожусь по ним языком, кусаю, а только приоткрывает рот, чтобы ответить, – я отступаю.
– Ты вкусная. – Это звучит негромко, между нами, но она читает по губам, улыбается. – Смородина?
– Ежевичный тоник.
– Курить хочу, – сжав тонкую шею и не позволяя ей отвернуться, говорю прямо на ухо. – Выйдешь со мной? Не хочу оставлять тебя без присмотра.
Она бросает беглый взгляд в сторону подруг, которые литрами заглатывают коктейли, не обращая на нее никакого внимания.
– Не думаю, что это хорошая идея, – прикусив пухлую губу, говорит мне.
Строит из себя гордую и неприступную? Зачем, если векторы наших желаний явно совпадают?
– Боишься, я такой дикарь, что наброшусь на тебя, как только мы выйдем во двор? – Наклоняюсь ниже, а ее губы распахиваются, и она судорожно втягивает больше воздуха. – Или ты этого ждешь?
– Иди ты…
Утыкаюсь носом в ее шею, чтобы снова вдохнуть сладковатый запах. Слегка кусаю, чтобы усмирила пыл. Ее тело отзывается, поэтому я не жду, что еще скажет, просто увожу ее. Крепко сжимаю руку, переплетая пальцы, и это действие почему-то кажется намного интимнее, чем мой язык у нее во рту. Может, потому что я не помню, когда в последний раз держался с кем-то за руки?
Постоянной девушки с тем количеством работы, которое тащу на себе, у меня давно нет. Катя, последняя из могикан, сбежала после четырех месяцев, и было это… наверное, года три назад. Тогда франшиза, которую я выкупил, только начинала набирать обороты, и нужно было пахать вдвое больше, чтобы выбиться из ряда однотипных автосервисов-однодневок. А с теми, с кем я обычно сплю, чтобы расслабиться, за руки держаться не привык.
Сейчас, кстати, работы меньше не стало. Хотя и на рекламу деньги зарабатывать, разгружая вагоны, уже не приходится. И команду механиков я собрал такую, на которую можно положиться, чтобы хоть иногда устроить себе выходные, тупо проспав сутки в отключке на мягком матрасе, а не на пропахшем машинным маслом диване. Просто я не могу не работать. Не могу позволить себе остановиться. Достигаю одной цели, и не просто хочется большего – это жизненно необходимо. И вот вроде бы купил квартиру, пусть и за Третьим кольцом, езжу на нормальной тачке, в горы иногда погонять на борде мотаюсь, а все не перестаю искать предел – сколько еще, где достать больше, ну ведь могу лучше! Да? Нет?
Этот город и правда действует на меня плохо, если я думаю о детских комплексах со стояком в штанах. А причина его, выйдя за мной на задний двор, прислоняется плечом к стене, смотрит на меня снизу вверх. Я же еще раз ощупываю ее взглядом – здесь при свете фонаря это делать куда приятнее. На ней белые кеды и черные штаны в обтяжку. Замираю, глядя на сережку в пупке, и прикуриваю сигарету.
Девчонка тянется, я уворачиваюсь. Сделать это легко: она едва достает мне до плеча.
– Ты сегодня не куришь.
– Это почему? – скрещивает руки на груди, поднимает с вызовом бровь.
– Слишком вкусная.
– А мне, значит, предлагаешь целоваться с пепельницей?
Усмехаюсь, делаю еще затяжку, смотрю на ее губы. Не могу не смотреть.
– Целоваться со мной собралась?
Она на мои слова не реагирует. Держится молодцом, но явно же младше. Не доросла еще со мной тягаться. Мне двадцать пять, но я будто три жизни прожил, поэтому знаю, о чем говорю.
Выдыхаю в сторону дым, чтобы не на нее, а затем протягиваю руку. Заправляю ей прядь волос за ухо, наклоняюсь ближе:
– Хочу тебя. – Цепляю зубами мочку, тяну чуть, слышу тяжелый выдох. – Поедешь со мной? Зацелую и оближу – это я обещаю.
Дрожит, часто дышит. Небольно кусаю снова. Место за ухом и шею ниже. Откровенно сожрать ее хочу, но даю девчонке время решить.
– Ты не знаешь, как меня зовут, – шепчет она, а я сдавленно смеюсь в ответ.
– Если не захочешь говорить, я переживу. Поехали, а? Устал плясать, не мое это.
Молчит. Секунду, две, три. А потом я слышу…
– Я… думаю…
И только с пухлых губ срывается неуверенное «да», я мысленно закидываю девчонку на плечо и утаскиваю в гостиничный номер. Именно как тот самый дикарь, который действует на инстинктах – только бы обуздать внезапно проснувшийся зверский голод. На деле же происходит… Черт, что происходит? Хлопки, крики, в окнах клуба зажигается свет. А потом кто-то где-то вдалеке командует, чтобы все легли на пол и оставались на местах. М-м-м, да. Парни из маски-шоу умеют обламывать кайф.
Девчонка дергается, когда понимает: что-то не так. Взгляд мечется. Шаг вперед, шаг назад.
– Тише ты. – Ловлю ее запястье, сжимаю. – Все будет хорошо. Давай сядем здесь у стены, чтобы у нас не было проблем.
Тяну девчонку к себе, она врезается ладонями в мой живот. Не специально, но ощупывает меня шаловливыми пальчиками, посылая вибрации в пах. Я прохожусь рукой вдоль ее позвоночника в успокаивающем жесте, хотя тушить тут скоро придется как раз меня.
Черт, нужно думать о том, что за дверью по клубу люди в черном бродят. В Москве такие рейды – нередкое явление, никого ими не удивишь. Мне было девятнадцать, когда первый раз меня в прямом смысле ткнули в грязь лицом за лишний гонор и оставили на ребрах отметины. Еще и в участке пришлось просидеть до утра – больше я таких дурацких ошибок не совершаю.
Чуть встряхиваю плечами, потому что нужна ясная голова. Счет идет на секунды. Собираюсь упасть на асфальт и усадить девчонку к себе на колени, так она вырывается. Отталкивается от моей груди, бросается к забору, а я оглядываюсь, ожидая, что в любой момент могут заявиться гости и сделать ей больно. А если ей сделают больно, я влезу в неприятности и все закончится… плохо.
– Эй-эй, что за паника на борту? – В два броска допрыгнув до нее, останавливаю, чтобы посмотрела на меня. Пытаюсь разглядеть зрачки. – Ты под чем-то?
– Нет! – Возмущение в ее звонком голосе слишком честное. – Я никогда…
– Тогда что? На дилера ты тоже не похожа.
Усмехаюсь собственной шутке, когда эта коза обрушивает мне на голову самый настоящий словесный кирпич.
– Мне нет восемнадцати.
– Чего? – Я даже матерные слова забываю от удивления, за что получаю смачный удар под дых.
В темпе строю логические цепочки, игнорируя желание прибить малую, которое растет с запредельной скоростью. Твою ж мать! Парни в масках точно будут проводить досмотр и проверять документы. Неизвестно еще, что она им наплетет. Если меня притянут, будут большие про