– Ева…
– Мне нравится… когда Ева… не малая… – сбивчиво шепчет.
Жадно вдавливая руки в кожу, веду ими вдоль длинной шеи, касаюсь полной груди. Поддавшись желанию, сжимаю ее. Меня от нахлынувших ощущений просто размазывает. Больше всего оттого, как открыто она чувствует, не стесняется. Как идет за мной в это пекло. Доверяет? Но почему?
Как будто это работает так: или ты веришь человеку сразу, или никогда до конца не откроешься. С Евой все слишком легко, чтобы усложнять сомнениями, поэтому я добровольно сдаюсь. Поражение ощущается, правда, не то чтобы радостно. Кажется, что сердце наизнанку вывернули, и теперь оно больно тарабанит в ребра, сдавая все мои секреты этой маленькой ведьме.
Медленно, слишком медленно, чтобы принести кому-то из нас удовлетворение, вывожу пальцами круги на ее груди. Ева тут же отзывается тихим стоном.
– Ты потрясающая, – вырывается у меня само по себе, когда наблюдаю картину.
– Что? – разносится по венам мягкий шепот.
Вместо ответа я прижимаюсь ближе, касаюсь ее входа, и… мне конец. Чувствую, какая она горячая даже через латекс. Хочу ее больше всего на свете. Толкаюсь, больше не в силах терпеть.
Ева резко выгибает спину, застывая на вдохе. Распахивает губы, а я, ощущая, как сжимает меня стенками, горю. Крепко жмурюсь и злюсь, чтоб ее! На нее, на себя – добилась же, чего хотела. Сумасшедше красивая.
– С-с-с… – выдает тихо, кусая губу. И тут же сбой программы, вся выдержка всмятку от одного короткого шипящего звука, который она пытается сдержать.
В груди нарастает паника. Ей больно? Как сделать хорошо? Зачем я в это ввязался? Живым ведь не выйду? Да и плевать.
Наклоняюсь к ней. Обнимаю крепко и целую так, как никого никогда не целовал, чтобы вдохнуть в нее жизнь. В этом поцелуе замешано все: страсть, отчаяние, злость, дикая и не присущая мне нежность.
– Дыши, малыш, – прошу я. – Давай: вдох-выдох, вдох-выдох.
Проходит еще две-три бесконечно долгих секунды, пока она наконец оживает. Чуть кривит курносый нос, когда отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. Проверить, как она.
– Плохо? – спрашиваю с опаской.
– Хорошо, – порывисто отвечает громким шепотом, обвивая меня руками и ногами. – Очень хорошо.
Прижимается всем телом, каждым сантиметром кожи. Тычется носом в шею и пытается целовать, но не всегда дотягивается, как хочет, до уха, щеки, носа, лба, поэтому впивается пальцами в мой затылок – настаивает, чтобы был ближе. Раскачивает медленно бедрами, пока я сдерживаюсь и… Нет, больше не могу.
Зажав малую в тиски, чтобы меньше занималась самодеятельностью, толкаюсь членом в гребаный рай. Ева шипит, а я целую жестче, быстрее – даже губы пекут. Мои руки везде на ней. Трогают талию, грудь, оставляют отпечатки на бедрах, задерживаются на шее. Ева стонет. Улыбается, хотя между бровей не разгладилась складка. Не делает специально ничего, но мне срывает крышу.
Хочется еще сильнее сдавить ее в объятиях. Подхватываю Еву и сажусь с ней, чтобы была сверху. И теперь мы еще ближе: я все еще в ней, а она упирается коленями в кровать и испуганно смотрит на меня.
– Не слишком? – Вопрос с подвохом, на который нет правильного ответа. Потому что я уже стягиваю на затылке ее волосы и знаю, что продолжу. Малая слишком горячая для миссионерской позы.
– Разве что слишком мало… тебя.
И все равно она подбирает ключ-пароль, взламывает мой мозг. Потому что он снова в ступоре.
Откуда она такая?! Живая, открытая. Настолько, что хочется защитить ее от целого мира.
Накидывается на меня, жадно целует со всей страстью, на какую способна. Мы не срываемся в скачки, но я помогаю ей раскачиваться вперед-назад, чтобы сильнее терлась об меня, чтобы ее щеки краснели. Чтобы было приятнее именно ей, потому что мне и так слишком хорошо. Я уже на грани.
И когда через пару минут слышу резкий вдох, протискиваю между нами ладонь.
– Давай, малыш, хочу, чтобы ты кончила. Не хочу без тебя.
– Я… ты… – бессвязно бормочет, а я целую, не зная, что еще сделать для нее.
Малая сжимается вокруг меня. Вся. Я, не сбавляя темп, продолжаю монотонно двигаться, как ей нравится. Пока не проваливаюсь в эту бездну вместе с ней.
– Твою ж…
Оргазм напрочь опустошает меня. В мыслях полный штиль, под веками расплываются разноцветные пятна. Тишину разбавляют только звуки сбившегося дыхания. Нереально хорошо.
– Ты как, малыш? – Мой голос звучит хрипло, когда я отстраняюсь от нее. А еще взволнованно, не похож на привычный.
Я дрожу вместе с Евой. Жарко, мы оба взмокшие. Она, неторопливо моргая, открывает глаза, будто сонная. Смотрит на меня. Такая серьезная, жуть.
– Больше не девственница, – ее губы растягивает улыбка, и меня отпускает. Только сейчас. Понимаю, что был напряжен, как струна, а теперь разбирает смех. Я заваливаюсь на бок и тяну ее за собой. Целую и снова смеюсь.
– Ну, тут даже не поспоришь.
10
– Что это за ресторан такой, в котором в два часа ночи нельзя еду заказать? – заходя в номер с крафтовыми пакетами из ближайшей круглосуточной забегаловки, возмущаюсь я.
В гостинице все закрылось, и пришлось прогуляться по набережной под дождем. Промок до трусов, потому что Его Недевственному Сиятельству поесть захотелось среди ночи. Калорий она, видите ли, со мной много сожгла.
– Ты такой ми-и-илый! – Ева тянется на носочках, как грациозная лань, чтобы клюнуть меня в щеку. А когда пытаюсь заключить ее в мокрые объятия, изворачивается и, отобрав пакеты, заваливается с ними на кровать.
Пока разуваюсь, скидываю промокшую толстовку с футболкой и вешаю на спинку стула, она, хихикая, уже запускает шаловливые руки в пакеты и прямо оттуда поедает картошку фри. Еще так сексуально мычит от удовольствия, прикрывает глаза. А запах какой по номеру разносится… Вроде бы и голодным не был, но, упав рядом с Евой, зубами вырываю у нее картошку из рук. Та визжит, как ненормальная, а я достаю коробку с бургером, чтобы приглушить урчание в животе.
– Ты ешь как варвар, – смеется надо мной малая.
Я быстро оглядываю ее сверху донизу и обратно. Она после душа, сидит в одном гостиничном халате, голая под ним. Полы халата расходятся при каждом ее движении, обнажая грудь. Длинные ноги сложила, как принцесса, но, когда встает на четвереньки, чтобы дотянуться до горчичного соуса, мое воображение подкидывает провокационные кадры.
Стискиваю зубы с такой силой, что они болят. Сам себя бешу – как пацан с бешенством гормонов себя веду. Никогда такого не было, что сейчас изменилось?
Закидываю в рот картошку, предварительно обмакнув ее в соус, а Ева нападает на меня! Она облизывает мои пальцы, и у меня снова чертовски твердо в штанах. Соус тем временем падает на белоснежное покрывало, оставляя следы.
– Придется платить за испорченное белье, – вздыхаю с улыбкой.
Малая смотрит на горчичного цвета пятна и демонстративно закатывает глаза:
– Что-нибудь придумаешь. Ну или заплатишь, раз богатый, чтобы с такими видами номера снимать и платья дарить, – добавляет тише, смущая нас обоих. Пытается оттереть пятно салфеткой, но делает только хуже, размазывая его.
– Вообще-то я бедный бродяга, – отшучиваюсь. – Краденой картой эту роскошь оплатил.
– Да-а? – Ева с трудом сдерживает смех, но усердно жует свою курицу.
– Ага, и тебя заманил сюда специально. Чтобы запереть и выкуп потребовать, – стреляю бровями вверх. – Идеальное преступление.
– И заселился ты по поддельному паспорту, наверное? – подыгрывает мне малая. Еще таким томным голосом говорит, будто она тут главная, а не я.
– Конечно, – стучу по виску. – Все продумано.
– Тогда, – она подтягивает ноги, садится на пятки и выставляет руки перед собой тыльной стороной вверх. – у тебя должны быть где-то наручники? Я в деле, бро.
– Ну ты и… р-р-р! – быстро подминаю Еву под себя, вклиниваюсь между ног, толкаюсь в нее через штаны и этот стремный халат из вафельной ткани. Зависаю в каких-то сантиметрах от манящих губ. Смотрю, как расширяются ее зрачки, приоткрываются в ожидании губы. Не слышу, но ощущаю пульс на тонкой вене на шее, потому что у самого колотится в висках бешено.
Слишком невинно для зависшего между нами напряжения касаюсь кончика ее носа своим.
– Какой я тебе бро, а?
– А что не так? – Она, осмелев и не закрывая глаз, прикусывает мой подбородок. – Разве мы не дружим тут с тобой? Ты же сам говорил…
Знаю, куда ведет и что пытается сделать. Провоцирует, и я намеренно поддаюсь на ее провокации. Потому что ощущаю раскаленную лаву по венам, которая устремляется в пах, когда она обхватывает меня ногами, скрестив их за спиной. Отрицательно мотаю головой и ухмыляюсь, лизнув ее от подбородка до носа, отчего Ева притворно возмущается, но никуда не бежит.
– Это секс, а не дружба. Чувствуешь разницу?
– А разве по дружбе нельзя?
– Нет. Это другое.
Ее брови летят вверх, когда слышит то, что не ожидала услышать от меня, но отрицать очевидное, как по мне, бессмысленно. Не знаю, как дальше быть, об этом нужно будет еще подумать, но бежать от ответственности я не стану. Никогда не бежал, только если от прошлого.
Секунда перетекает в две, три, десять, а мы так и смотрим друг на друга молча. Жмемся ближе, тремся друг о друга. Я вдавливаю ее своим телом в кровать, а затем… затем тоскливо выдыхаю, когда понимаю, что продолжения не будет: начал бы новый раунд, не будь Ева вчерашней девственницей, но сейчас себя торможу.
Целую ее звонко в щеку, уже привычным движением отталкиваюсь от матраса. По ощущениям как будто вместе с кожей отрываю себя от малой. Она подскакивает на месте, садится ровнее, не замечая, как задирается халат, а я подмигиваю, чтобы не пугалась так.
– Курить хочу, – произношу я, но мы оба знаем, что хочется мне другого.
11
Я успеваю бездумно выкурить сигарету на балконе, а Ева все еще что-то делает в номере. Затушив окурок в пепельнице, не нахожу рукам место, потому что они хотят обнимать ее, трогать, прижимать к себе. Ночная прохлада оставляет следы мурашек на голом торсе, они неприятно разбегаются по предплечьям. Прячу ладони в карманы джинсов. Выдерживаю секунд десять, а после захожу обратно. И тут же замечаю одетую малую, залезающую в кроссовки. Какого…