Тогда в той компании, как-то нечаянно выделившейся в толпе присутствующих на открытии нового театрального сезона в их городе, присутствовали трое моряков.
Трое бывших капитанов….
Все в годах, все без жён.
Правда, богатого Ефима уже и в те дни держала под руку жилистая и громогласная Валентина, но эта научная дама, в случае чего, не смогла бы выдержать правильной конкуренции….
Партнёр Ефима по бизнесу, солидный вдовец Николай Татаринов был в ударе, много шутил, вкусно ел бутерброды и интересно рассказывал о своей маленькой чудесной дочке.
Ещё один моряк, белозубый, весёлый, заметно моложе двух своих приятелей, казался ей нищим и лёгким. И, что её уж совсем не устраивало, он был проницательным до пренебрежения….
Правда, с тем голубоглазым весельчаком она ещё успела до замужества немного пошалить, даже влюбиться в него…
Капитан Глеб Никитин знал толк в женщинах, но именно это обстоятельство все её планы и разрушило.
Он смеялся так безжалостно, когда говорил, что она актриса по жизни, причём плохая и нечестная….
Софья отвернулась к зеркалу, чтобы взять очередную баночку с кремом.
За её спиной раздавались звуки еды.
Николай Дмитриевич ритмично употреблял вкусное яблоко. За каждым его хрустким откусом следовало сочное шмыганье носом.
«Наверно яблоко я дала ему очень жесткое».
– Николенька, давай купим мне другую машину, а то эту мою, старую, уже обсуждают в обществе. Неприлично столько времени на одной и той же машине ездить…
– Сегодня ровно восемь месяцев, как ты оформила «Тойоту» в салоне.
Нахмурив брови, её муж переживал только по поводу предстоящего некрасивого варианта рокировки белыми.
Прошуршав мимо неплотно запахнутым халатом, Софья принесла из столовой и поставила перед ним тарелку с ломтиками сухого копчёного мяса и дольками дыни.
– Ну, Николенька, ну, пожалуйста…. Нехорошо ведь, когда твои знакомые пальцем в городе на меня тычут, сплетничают про наши старые машины. Правда, же?
– Хорошо. Какую ты хочешь?
– Ой! Люблю, ты самый лучший!
Телевизор рассказывал что-то правильное и важное про домашних адвокатов.
Совсем не мешая мужу, Софья поставила новый французский фильм, посмотрела его немного, позвонила друзьям, затем поговорила о делах с одной своей очень хорошей заказчицей.
– Тебе не кажется, что в комнате немного душновато? Может проветрить, Николенька? Тебя не продует?
– Не надо.
Она присела в удобное креслице около стола. Одной рукой мягко отвела от его глаз сложенный пополам журнал, другую положила на край шахматной доски.
– Поговори со мной…. Чего ты сегодня всё молчишь и молчишь? Голова у тебя не болит? Может, температурку ещё раз померяем?
Вздохнув, Николай Дмитриевич выпрямился в кресле, притиснулся плечами к его скрипучей кожаной обивке. Через стёклышки домашних очков устало посмотрел на жену.
– Ну?
Софья признательно улыбнулась, поправила ворот его толстой пижамы, чуть привстала, пытаясь подставить свои губы для поцелуя.
– Ну? И о чём же ты хочешь со мной говорить?
Как внезапный сквозняк пронёсся над пушистыми коврами….
Она сразу же таинственно усмехнулась.
– Про Новый год, милый, всего лишь про Новый год. Пока больше ни о чём важном.… Так мы едем к Парфеновым, за город? Точно? А артисты там будут? У них планы не изменились? А у тебя?
– Не знаю. Как дела будут складываться.
– А Ефим как? Ты с ним уже говорил о свадьбе? Ну, про эти последние Евкины истерики…..
– Он ещё ничего не знает. Ему не до этого.
– Вадима ищет?
Софья уже не переставала улыбаться.
– Да…. Ефим говорит, что полиция арестовала этих малолеток, которые «Мерседес» Вадима угнали и разбили. А сам он нигде пока так и не объявлялся. Ефим всех знакомых на ноги поднял, обзвонил уже всё, что мог.
– С понедельника Вадим в конторе не был, да? Неделя уже целая.
– Да, почти. Не там, наверно, отец его ищет.
– Чего-то Евы сегодня долго как нет? Ты не знаешь, где она? Может, позвонить?
Она ещё раз подошла к большому зеркалу в резной деревянной раме, немного поправила в поясе розовый атласный халат.
– Может, и она это всё для позы выдумала, чтобы позлить тебя, а не жениха своего, а сама сейчас с ним где-нибудь в клубе веселится, смеётся над своим задумчивым папашкой?
– Не надо. Не мешай ей, не звони, сама справится.
– Ну, как знаешь…. О, время тебе кушать бульон!
– Не хочу.
– Обязательно, обязательно! И не надо мне никаких твоих «не хочу»! Надо, я знаю! И немного виски.
– Нет. Неси бульон. И коньяк. И сырку пошехонского, остался ещё у нас? Порежь только потоньше. Коньяк и сыр я возьму с собой в кабинет.
– Да, именно так! – Николай Дмитриевич сознательно строго встретил взглядом разочарованную улыбку жены. – Сегодня я устал. И вообще, Софья, пойми – я болен…. Камин оставь, пусть догорает, я потом выйду, поправлю его.
В их супружеской спальне было жарче и тише.
Всё ещё краснея злым румянцем, Софья рассеянно скинула на край просторной кровати халат, поправила волосы, шагнула к ночному столику за книжкой. И замерла перед зеркалом….
С таким телом, конечно, ей не составило никакого труда найти богатую кандидатуру, когда она впервые всерьёз задумалась о замужестве. Поначалу было так хорошо…
Она всегда умела заботиться о своём теле, прекрасно зная обо всех его достоинствах.
Всё ещё высокая, тяжёлая грудь, роскошные бёдра, тонкая талия, прямые ноги…
А муж уже, вроде бы, и не совсем богатый…. И в постели ей как-то всё чаще становится просторно и холодно засыпа́ть, и неуютно посреди ночи в одиночестве просыпаться.
Софья подошла к распахнутым бархатным шторам, взглянула с тоской в непонятную ночную темноту.
«Этот подонок Вадим, и Глеб с его холодным презрением.… Чёрт бы их всех побрал! Так им всем и надо!».
По пути в столовую Татаринов остановился около узко неприкрытой двери спальни.
Обнажённая и очень красивая, с высоко раскинутыми по сторонам руками, его жена стояла у окна. Он знал, что ещё долго Софья будет стоять так, не пряча себя ни от какого случайного взгляда, потом обязательно заплачет, забившись в уголок, под невесомую паутину пухового одеяла….
«Впрочем, так ей и надо…».
День шестой
ПЯТНИЦА
Создание зверей земных мужского и женского пола; создание человека, в дар которому отдавались все растения, животные, рыбы и птицы
В тёплой темноте пахло сухой летней травой.
Где-то совсем рядом бренчала мелким колокольчиком медленная корова, переминаясь по гулкой земле тяжёлыми копытами.
«А-а?! Где я?!..».
Сашка испуганно замахал руками над головой, изо-всех сил стараясь отогнать от себя неуместное видение.
Шурша, в разные стороны рухнула нагретая щелястая темь.
Протирая глаза, он попытался быстро вскочить на ноги, выбираясь на свет из-под нагретых костром и собственным ночным дыханием камышовых циновок.
Вокруг костра, опустив голову, ходил его отец, что-то внимательно помешивая ножом в закопчённой жестяной банке.
– Смотри, вот здесь я заварил кору ивы…
Капитан Глеб, чёрный подглазными кругами и щетиной на щеках, терпеливо начал объяснять сыну, что же из необходимого он успел сделать за это светлое утро.
– Ещё полчаса примерно покипяти, потом через каждый час пинай меня и заставляй пить по четверти банки.
– Зачем?
– Лекарство. В ивовой коре содержится до черта аспирина. Гадость, конечно же.… Давай, помоги – одну циновку вниз, второй накрывай меня. Буду спать.
Нужно было обязательно уснуть.
Капитан Глеб Никитин чувствовал, что допущенная оплошность, его собственный, жадный и неоправданный риск могут оказаться неприятно решающими в последние дни этой сложной игры.
На рассвете он проснулся от незнакомого ему, поразительного чувства слабости тела. Хотел шевельнуть рукой – не мог, пытался подняться на колени – не получалось…
Стало страшно.
Что же, неужели всё зря?
Потный, грязный, слабый….
«И это я?!».
А рядом – сын…
«Ну, уж если вспомнил о сыне…».
Капитан Глеб сильно закусил губу, не обращая внимания на пронзительную боль.
Когда ещё в городе он предлагал Сашке это приключение, то ответственно знал, что способен в любой необходимый или несущий им обоим опасность момент прекратить забаву, что знаний и твёрдости его характера достаточно для принятия нужного решения, даже самого неприятного или сложного.
Что-то изменилось?
Нет. Просто он сейчас стал слабее.
Значит…
Нужны силы.
Значит – спать!
Умение командовать людьми – это большой дар, умение управлять собой – истинный талант.
Капитан Глеб Никитин был кое в чём очень талантливым человеком. Поэтому он закрыл глаза и заснул.
«Центурион» – в правой руке; банка для ягод, с продетой верёвочкой, – висит на шее.
Направление знакомое, в снегу хорошо сохранились их прежние следы.
Убедившись, что отец крепко спит, Сашка дисциплинированно начал отсчёт времени следующего приёма лекарств и отправился на охоту.
Лес звенел солнечной морозной жизнью.
Протарахтел далёкой гулкой дробью по сухому дереву невидимый дятел; скрипнул таинственно наклонённый ствол старой сосны по соседней, такой же почтенной возрастом, гигантской ветке живого дуба.
Знакомо тревожились в кустах писклявые синицы.
Снег скрипел под ногами, изредка падал большими сухими кусками, скинутый с крон деревьев редкими порывами верхового ветра.
«…Двести восемьдесят, двести восемьдесят один…. Отец обязательно справится! Обязательно! Он немного устал от всего этого…, ему просто нужно помочь…. Теперь всё буду решать я!».
Ловушка на птиц, сделанная из крепких оранжевых ниток, была кем-то безнадёжно испорчена.
Сторожевая веточка, хоть и правильно вовремя вздёрнулась вверх от движений пойманной добычи, свисала сломанная пополам, от петли уцелел только куцый нитяной огрызок, привязанный к верхушке.