Новые и новые огни вспыхивали на просеке, которая только что была такой пустынной, теперь ее наполнили рокот моторов и яростные и азартные возгласы землян.
Он продирался сквозь кустарник, прикрывая ладонью трепещущее сердце-фонарик, а холодный свет, обшаривал кусты, выискивая его. Звездный разум всех семи галактик не мог помочь ему двигаться быстрее в этой чуждой среде. Как нелепы и бесполезны эти утиные лапы, когда сзади доносятся уверенные шаги смыкающих кольцо преследователей; и зачем только он дерзнул бросить им вызов?
Топот становился все громче, а холодные полосы света пронизывали кусты все ближе и ближе. Слышались окрики на чуждом языке, и кто-то уже шел по его следу, бряцая какими-то предметами. При вспышке света старый ботаник разглядел, что это связка зубов с неровными краями — не иначе военные трофеи, вырванные из пасти какого-то космического бедолаги и нанизанные на кольцо, подвешенное к поясу.
«Пора, пора, пора», — призывал корабль, подгоняя замешкавшихся членов экипажа.
Малютка-ботаник нырнул под пульсирующими огнями к краю просеки.
Механические колесницы землян расползлись в стороны, их водители разбежались. Укрывшись защитной дымкой, инопланетянин стал пробираться через освещенную луной просеку, над которой повис отвратительный запах выхлопных газов; впрочем, ядовитые клубы усилили его маскировку и, благополучно перебравшись на другую сторону, он скатился в неглубокую ложбинку.
Словно почувствовав этот маневр, холодные огни метнулись в его направлении. Он вжался плотнее в песок и камни, когда земляне стали перепрыгивать через ложбинку. Взор огромных круглых глаз устремился кверху, и он увидел свирепо ощеренную пасть звякающей связки, обладатель которой перемахнул через него.
Инопланетянин еще глубже забился в камни — маленькое облачко, неотличимое от клочков тумана, окутывавших по ночам впадины и ложбины, где скапливается сырость. Да, земляне, я всего лишь облачко тумана, самое обычное и непримечательное, не шарьте по нему своими лучами, ведь в нем прячутся длинная-предлинная тонкая шея и две перепончатые лапы с пальцами, вытянутыми и веретенообразными, как корни булавовидного плауна. Вы же не поймете, что я высадился на эту планету, желая спасти вашу растительность, прежде чем вы ее окончательно погубите.
Остальные преследователи тоже перескочили через него, возбужденные и вооруженные, захваченные азартом погони.
Когда скрылся из виду последний из них, крошка-ботаник выкарабкался наверх и углубился в лес вслед за землянами. Его единственным преимуществом было то, что он хорошо знал этот чудесный уголок, где он собирал растения. Быстро вращая глазами, он обнаружил следы, едва заметные в темноте среди спутанных ветвей, следы, оставленные им и его товарищами, когда они переносили выкопанные ростки.
Жесткий безжалостный свет кинжалом рассек мглу сразу в нескольких местах. Земляне были сбиты с толку, а он уверенно продвигался к кораблю.
По мере приближения к нему сердце-фонарик разгоралось все ярче, усиливаемое энергетическим полем товарищей; сердца его спутников, как и накопленные за сто миллионов лет растения, звали его и предупреждали: «Опасность, опасность, опасность…»
Он пробрался между шарящими полосами света, держась единственной в лесу тропинки, нащупывая каждый след длинными пальцами-корнями, словно тончайшими сенсорами. Каждое сплетение листьев, каждая паутинка были ему знакомы. Они нежно нашептывали, подгоняя его: «Сюда, сюда…»
Он следовал по тропинке, задевая пальцами траву, волоча неуклюжие ноги и прислушиваясь к лесным сигналам, а сердце-фонарик полыхало, торопясь слиться с другими сердцами в корабле, зависшем над лесной прогалиной.
Холодный свет остался позади, лучи запутались в зарослях, расступавшихся перец малюткой-ботаником и преградивших путь его преследователям. Ветви сплетались, образуя непроходимую чащу; о внезапно вылезший корень споткнулся и упал землянин с бряцающими на кольце зубами, другой корень зацепил за ногу его помощника, который грохнулся навзничь, ругаясь на чем свет стоит, в то время как растения призывали: «Беги, беги, беги…»
Инопланетянин спешил через рощу к прогалине.
Огромная игрушка, гордость Галактики, ждала его. Он ковылял к ее прозрачному, прекрасному свету, словно сотканному из десяти миллионов огней. Удивительная сила уже концентрировалась, испуская мощные волны сияния, озарявшего все далеко вокруг. Инопланетянин продирался сквозь высокую траву, стараясь, чтобы его заметили с корабля, увидели сигнал сердца-фонарика, но длинные, нелепые пальцы запутались в сорняках, которые не выпускали их.
«Останься, — говорили сорняки, — останься с нами…»
Рывком он высвободился и бросился вперед, к границе ореола корабля на краю поляны. Светящаяся игрушка возвышалась среди окружавших его стеблей, заливая всю поляну радужным сиянием. Он разглядел еще открытый люк, стоявшего в нем товарища, сердце-фонарик которого мигало, призывая его, разыскивая его…
— Я иду, иду…
Он в изнеможении продирался сквозь траву, но свисающий живот, вылепленный по законам иного тяготения, задерживал продвижение, и вдруг сознание его пронзила и захлестнула волна внезапного группового решения.
Люк захлопнулся, лепестки сложились внутрь.
Корабль взлетел в тот миг, когда маленький ботаник наконец вырвался из зарослей травы, размахивая руками с длинными пальцами. Но с корабля его уже не могли увидеть; корабль взмыл с огромным ускорением, а ослепительный свет поглотил все окрестные предметы. Поднявшись над верхушками деревьев, прекрасная рождественская игрушка исчезла, чтобы снова повиснуть на отдаленной ветке галактической елки-ночи.
Кактусообразное существо осталось стоять среди травы, сердце-фонарик испуганно вспыхивало.
Он был совсем один, в трех миллионах световых лет от дома.
2
Мэри сидела в спальне на кровати, задрав ноги. Она читала газету, вполуха прислушиваясь к доносившимся снизу из кухни голосам двух сыновей и их приятелей, игравших в «Драконы и демоны».
— Да, ты добрался до конца леса, но сделал идиотскую ошибку, так что я вызываю Блуждающих Чудовищ.
«Блуждающие Чудовища, их только не хватало», — подумала Мэри и развернула газету.
А как насчет страдающих матерей? Разведенных, получающих жалкие алименты. Живущих в одном доме с детьми, которые изъясняются на тарабарском языке.
— Неужели можно вызывать Блуждающих Чудовищ лишь за то, что я помог гоблину?
— Гоблин был наемником у воров, так что радуйся, что придется иметь дело только с Блуждающими Чудовищами.
Мэри со вздохом сложила газету. Гоблины, наемники, орки и прочая немыслимая нечисть — все они обитали из вечера в вечер у нее на кухне, приобретавшей после этого вид развалин с беспорядочными нагромождениями бутылок из-под соков, пакетиков чипсов, книжек, калькуляторов и леденящими душу прозвищами на приколотых к грифельной доске бумажках. Знай люди заранее, каково воспитывать детей, ни за что не стали бы их заводить.
Вот орда разразилась песней:
Ей было лишь двенадцать, когда сорвался он
Глотал по горсти «красненьких» и запивал вином…
«Ну и прелестная песня», — подумала Мэри, теряя сознание от одной мысли, что кто-то из ее любимцев в один ужасный вечер попробует «красненьких», или, чего доброго, ЛСД, ДМТ[8] — кто знает, что они в следующий раз приволокут домой? Орка, быть может?
— Стив — Властелин Преисподней. Он получает Абсолютную Власть.
Абсолютная Власть. Мэри вытянула гудящие от усталости ноги и пошевелила пальцами. Как главе дома ей бы полагалось обладать Абсолютной Властью. Но она не могла заставить их и тарелку вымыть.
«Я превращаюсь в орка».
Мэри лишь смутно представляла это чудище, но определенно чувствовала себя, как орк. Или по-орковски. Оркообразно.
Загробные голоса внизу, под ее спальней, продолжали обсуждать бредовые фантазии.
— А как выглядят Блуждающие Чудовища?
— Как люди, — авторитетно заявил Властелин Преисподней.
— Ха! Хуже всех. Вот их приметы: мегаломания, паранойя, клептомания, дерьмотит…
«Дерматит, — машинально поправила Мэри, глядя на обои. — Подумаешь, дерматит, тут вообще скоро свихнешься. Неужто я растила детей, чтобы они становились Властелинами Преисподней? Ради этого я надрываюсь по восемь часов в день? Если бы еще моя жизнь была столь непредсказуемой, как у них. Чтобы звонили нежданные поклонники». Мысленно перебрав своих вздыхателей, Мэри нашла, что все они похожи на орков.
— Ну ладно, тогда я бегу впереди этих людей и выпускаю в них свинцовые стрелы, чтобы они гнались за мной. Мои свинцовые стрелы…
«Мой младший сын, — думала Мэри, прислушиваясь к тонкому, визгливому голосу Эллиота. — Чадо мое. Мечет свинцовые стрелы». Мэри казалось, будто свинцовая стрела пронзила ей щитовидную железу или другой орган, из-за чего ее настроение окончательно упало, глубоко-глубоко, в ямы, служащие пристанищем для орков. Боже, как ей выйти из этого состояния…
— Я бегу по дороге. Они гонятся за мной. Когда они уже вконец рассвирепели и готовы вот-вот схватить меня, я швыряю складную пещеру…
Складную пещеру?
Мэри свесилась с кровати, чтобы побольше услышать еще и об этом новшестве.
— Я залезаю в пещеру и захлопываю крышку. Гопля — и меня как не бывало!
«Жаль, у меня нет такой штуковины, — подумала Мэри. Каждый день отсиживалась бы в ней с половины пятого».
— Эллиот, в складной пещере можно оставаться не больше десяти миллираундов.
«На работе мне хватило бы ее и на десять минут, — мечтала Мэри. — И еще чуть-чуть потом, в случае автомобильной пробки».
Она рывком спустила ноги с кровати, твердо намереваясь встретить вечер лицом к лицу, не проявляя волнения.
Где же романтика?
Где настоящий мужчина, который вдохнет в нее новую жизнь?
Он ковылял вниз по просеке. Дорога наконец обезлюдела, преследователи убрались восвояси, но долго в такой атмосфере не протянуть. Земная гравитация его доконает, позвоночник не выдержит тяготения, мышцы размякнут, а потом в какой-нибудь канаве найдут его останки, похожие на раздавленный кабачок. Достойный конец для межгалактического ботаника.