[разрешённые] субсидии оказались именно теми, которые широко применяют богатые страны. Богатые страны раздают около 100 миллиардов долларов сельскохозяйственных субсидий ежегодно; в их число входят и те 4 миллиарда долларов, которые выдают американским фермерам, выращивающим арахис, и субсидии Евросоюза, позволяющие Финляндии производить свекловичный сахар.[113] Все правительства богатых стран, особенно американское, обильно субсидируют фундаментальные НИОКР, которые затем увеличивают конкурентоспособность связанных с ними отраслей. Развивающиеся страны, даже если им это и позволено, не могут воспользоваться этим правом, они просто почти не занимаются фундаментальными исследованиями, так что им мало что есть субсидировать. Что до регионального субсидирования, широко применяемого Евросоюзом, то это ещё один пример кажущейся нейтральности, которая, на самом деле, служит преимущественно интересам богатых стран. Во имя устранения экономического дисбаланса, субсидируются фирмы, чтобы побудить их располагаться в «депрессивных» регионах. В рамках одной страны, это может и способствует сокращению неравенства. Но с международной перспективы разница между этими субсидиями и субсидиями, просто выдаваемыми определённым отраслям, невелика.
Против этих обвинений в «уравнивании шансов» только в своих интересах богатые страны возражают, что они всё равно применяют к развивающимся странам «особый и дифференцированный режим» (SDT – «special and differential treatment»). Но «особый и дифференцированный режим» ныне лишь бледная тень того, каким он был при [правовом] режиме ГАТТ. Хотя для развивающихся стран и были сделаны некоторые исключения, особенно для наибеднейших («наименее развитых стран» – «the least developed countries» на жаргоне ВТО), многие эти исключения представляли собой [всего лишь] слегка продлённый (от 5 до 10 лет) «переходный период» перед тем как им предстояло достигнуть тех же показателей, что и богатым странам, вместо того, чтобы предложить [развивающимся странам] постоянные ассиметричные условия.[114]
Так что, во имя «уравнивания шансов» Недобрые Самаритяне из богатых стран создали новую международную систему торговли, подстроенную в их пользу. Они не дают развивающимся странам пользоваться инструментами торговли и промышленной политики, которыми сами с таким успехом воспользовались в прошлом для стимулирования своего собственного экономического развития – не только тарифами и субсидиями, но также и административным регулированием иностранных инвестиций, и «нарушением» иностранных прав интеллектуальной собственности, что я продемонстрирую в последующих главах.
Промышленность в обмен на сельское хозяйство?
Не удовлетворённые результатами Уругвайского раунда, богатые страны продавливали дальнейшую либерализацию экономик развивающихся стран. Была предпринята попытка еще больше ограничить [государственный] контроль над иностранными инвестициями, выходя за уже принятые требования Соглашения TRIMS. Первый раз её предприняли в 1998 году через ОЭСР (Организацию Экономического Сотрудничества и Развития), а затем в 2003 году через ВТО.[115] Попытки отбили оба раза, развитые страны сместили свой фокус и теперь сосредоточены на предложении радикально снизить тарифы на промышленную продукцию в развивающихся странах.
Это предложение, названное NAMA (non-agricultural market access – доступ к несельскохозяйственному рынку), впервые появилось в 2001 году на министерской конференции ВТО в Дохе. Когда в декабре 2002 года правительство США радикальным образом подняло ставки [в игре] и призвало к отмене всех тарифов на промышленную продукцию к 2015 году, предложение NAMA получило новый импульс. Высказываются разнообразные предложения, но если в переговорах по NAMA возобладают богатые страны, потолок тарифа для развивающихся стран упадёт с нынешних 10-70% до 5-10% – уровень, которого не видали со времён «неравноправных соглашений» XIX – начала XX вв., когда слабые страны были лишены тарифной автономии и были принуждены установить низкую единообразную ставку тарифа, обычно в пределах 3-5%.
В обмен на снижение развивающимися странами тарифов на промышленную продукцию, богатые страны обещают, что они снизят свои сельскохозяйственные тарифы и субсидии, чтобы бедные страны могли увеличить свой экспорт. Это преподносилось как обоюдовыгодное, беспроигрышное решение, хотя по теории свободной торговли, односторонняя либерализация торговли уже сама по себе должна быть наградой.
Предложение обсудили на министерской конференции ВТО в декабре 2005 года в Гонконге. Поскольку прийти к соглашению не удалось, переговоры продлили до следующего лета, когда оно наконец впало в состояние летаргии; стало широко известно сравнение индийского министра торговли г-на Камала Ната (Kamal Nath), который сказал, что переговоры находятся «между реанимацией и крематорием». Богатые страны заявили, что развивающиеся страны не предлагали достаточного сокращения тарифов на промышленную продукцию, а развивающиеся страны возражали, что богатые страны требовали чрезмерных сокращений и не предложили в ответ достаточного сокращения сельскохозяйственных тарифов и субсидий. Переговоры сейчас остановлены, но вот этот «промышленно-сельскохозяйственный» обмен многими считается шагом вперёд, даже теми кто обыкновенно критикует ВТО.
В краткосрочной перспективе большая открытость сельскохозяйственных рынков богатых стран может принести пользу развивающимся странам, но [не всем, а] только некоторым. Многие развивающиеся страны, вообще-то, являются нетто-импортёрами сельхозпродукции и, следовательно, навряд ли она пойдёт им на пользу. Они даже могут пострадать, если они окажутся импортёрами той сельхозпродукции, которую богатые страны сильно дотируют. Устранение такого дотирования увеличит счета таких стран за импортную товары.
В общем и целом, главную выгоду от открытия сельскохозяйственных рынков богатого мира получат богатые страны с сильным сельским хозяйством – США, Канада, Австралия и Новая Зеландия.[116] Развитые страны не особенно защищаются от сельхозпродукции экспортируемой к ним бедными странами (например, кофе, чай, какао) по той простой причине, что у них нет [соответствующих] отечественных производителей, которых нужно защищать. Так что, снижение мер протекционизма и субсидий затронут, в основном, сельхозпродукцию «умеренной климатической зоны», такие как пшеницу, говядину, молочные продукты. Из развивающихся стран только две являются крупными экспортёрами этих товаров – Аргентина и Бразилия. Больше того, многие из тех в богатых странах (хотя, конечно же, не все), кто потенциально пострадает от либерализации торговли сельхозпродукцией, будут, по их национальным меркам, самыми малообеспеченными слоями (например, задавленные фермеры в Норвегии, Японии или Швейцарии), в то время как, некоторые из тех, кто в развивающихся странах получат выгоду, уже и так богаты, даже по международным меркам (например, агрокапиталисты из Бразилии и Аргентины). В этом смысле, популяризуемый образ того, как сельскохозяйственная либерализация в богатых странах помогает бедным крестьянам в развивающихся странах [совершено] ложен.[117]
А самое главное, что те, кто считают сельскохозяйственную либерализацию в богатых странах важным методом помощи бедным странам развиваться, зачастую просто не обращают внимание на тот факт, что она будет проводиться не за просто так. В обмен развивающимся странам придётся делать уступки. Проблема в том, что эти уступки – сокращение тарифов на промышленную продукцию, упразднение системы административного контроля за иностранными инвестициями и прекращение «снисходительного» отношения к [нарушениям] прав интеллектуальной собственности, которые затруднят их развитие в долгосрочной перспективе. Это те инструменты политики, которые совершенно необходимы для экономического развития, чему я привожу документальные свидетельства во всех главах этой книги.
С учётом всего этого, нынешние дебаты вокруг либерализации сельского хозяйства в богатых странах, неверно подают свои приоритеты. Может, некоторым развивающимся странам и будет полезно получить доступ к сельскохозяйственным рынками развитых стран.[118] Но намного важнее, чтобы мы позволили развивающимся странам адекватно пользоваться протекционизмом, субсидированием и административным контролем за иностранными инвестициями, чтобы они развивали свою экономику, нежели просто дать им большие заморские рынки сельхозпродукции. Особенно, если сельскохозяйственную либерализацию богатых стран можно только «купить», оплатив отказом развивающихся стран от мер защиты зарождающихся отраслей, то цена – непомерно высока. Нельзя заставлять развивающиеся страны продавать своё будущее, в обмен на мелкие сиюминутные выгоды.
Больше торговли, меньше идеологии
Сегодня в это трудно поверить, но Северная Корея была богаче Южной Кореи. Именно эту часть Кореи Япония развивала индустриально, когда она правила нашей страной с 1910 по 1945 гг. Японские колониальные правители считали северную часть Кореи идеальной базой для начала своего империалистического плана по захвату Китая. Она близко расположена к Китаю и богата полезными ископаемыми, особенно углем. Даже после ухода японцев, их индустриальное наследие позволило Северной Корее поддерживать экономическое превосходство над Южной Кореей почти все 1960-е годы.
Сегодня Южная Корея – один из ведущих мировых индустриальных центров, а Северная Корея влачит жалкое существование. Во многом это благодаря тому, что Южная Корея активно торговала со внешним миром и активно перенимала иностранные технологии, тогда как Северная Корея следовала своей доктрине самодостаточности. Именно через торговлю Южная Корея узнавала о существовании более совершенных технологий и зарабатывала иностранную валюту, которая была ей нужна для их покупки. По-своему, Северная Корея добилась некоторых технологических достижений. К приме