обы [технологический] процесс шёл гладко, должны были быть опытные и умелые рабочие,.
Встревоженная попытками Лоу переманивать опытных и умелых работников, а также аналогичными действиями России, Британия решила ввести запрет на миграцию квалифицированных рабочих. Закон, введённый в действие в 1719 году, ставил набор рабочих для работы за рубежом (так называемое «подстрекательство») вне закона. Рабочие-эмигранты, которые не вернулись на Родину в течение шести месяцев с момента получения предписания, теряли право собственности на землю и движимое имущество в Британии, и лишались гражданства. В законе прямо назывались отрасли по производству сукна, стали, чугуна, бронзы и прочих металлов, часов, но на практике он применялся ко всем отраслям.[221]
С течением времени машины становились всё сложнее, и [постепенно] стали воплощать в себе большую [долю] технологий. Это привело к тому, что получение важнейшего оборудования начало становиться таким же важным, а затем и более важным, чем вербовка квалифицированных рабочих. В 1750 году Британия приняла новый закон, запрещающий экспорт «инструментов и принадлежностей» в шерстоткацкой и шелкопрядильной отраслях. В дальнейшем сфера действия этого закона расширилась, и стала охватывать льнопрядильную и хлопчатобумажную промышленность. В 1785 году был принят «Закон об инструментах» («Tools Act»), который запрещал экспорт многих других видов оборудования.[222]
Другие страны, намеренные нагнать Британию, понимали, что им необходимо заполучить эти передовые технологии, неважно законными или незаконными будут их методы с британской точки зрения. Законные методы включали в себя ученичество [стажировки] и [организованные] посещения производств.[223] Незаконные методы заключались в том, что правительства континентальной Европы и США переманивали квалифицированных рабочих в нарушение британских законов. Эти же правительства рутинным образом прибегали к услугам промышленных шпионов. В 1750-е гг. французское правительство назначило Джона Холкера (John Holker), бывшего Манчестерского текстильщика-аппретурщика и офицера-якобита Генеральным Инспектором Иностранных Мануфактур. Под видом консультаций французским производителям в отношении текстильных технологий, главная задача Холкера состояла в руководстве сетью промышленных шпионов и переманивании квалифицированных рабочих из Британии.[224] Также осуществлялась широкомасштабная контрабанда оборудования. Контрабанду было трудно выявить, поскольку машины были всё ещё довольно простыми и имели немного составных частей, их можно было относительно быстро разобрать и вывезти по частям.
Весь XVIII век технологическая «гонка вооружений» яростно продолжалась, используя [различные] схемы вербовки, [изощрённую] контрабанду машин и оборудования, а также методы промышленного шпионажа. Но к концу века правила игры изменились самым фундаментальным образом, когда стала возрастать роль «невоплощённых» знаний, то есть знаний, которые можно отделить от рабочих и оборудования, которые до этого момента являлись [главными] его носителями. Развитие науки привело к тому, что большие объёмы знаний (хотя и не все) можно было записать (научным) языком, который был понятен любому, получившему соответствующую подготовку. Инженер, понимавший принципы физики и механики мог воспроизвести [любую] машину, просто посмотрев на инженерные чертёжи. Аналогичным образом, грамотный химик может легко воспроизвести [практически любые] медикаменты, если раздобыть формулу.
«Невоплощённые» знания защитить намного труднее, чем заключённые в самих рабочих или оборудовании. Как только идея записана общеупотребительным научным и инженерным языком, её становится намного легче скопировать. Когда вы должны вербовать квалифицированного иностранного рабочего, возникают всевозможные личные и культурные проблемы. Когда вы импортируете оборудование, может случиться, что вы не получите от него полной отдачи, потому что вы плохо понимаете принципы его работы. По мере роста значимости «невоплощённых» знаний, становилось всё более важным защищать сами идеи, нежели людей и оборудование, воплощавших его. Вследствие этого обстоятельства британский запрет на эмиграцию квалифицированных рабочих был отменён в 1825 году, а от запрета на экспорт оборудования отказались в 1842 году. Вместо них патентный закон стал важнейшим инструментом, управляющим потоком идей.
Предположительно, впервые патентной системой воспользовались в Венеции в 1474, кода она признала десятилетнюю привилегию за изобретателями «новых искусств и машин». В XVI в. ею стали несколько бессистемно пользоваться некоторые германские государства, а с XVII в. – и Британия.[225] Затем, отражая растущее значение «невоплощённых» знаний, с конца XVIII века она очень быстро распространилась во Франции (1791 г.), США (1793 г.) и Австрии (1794 г.). Большая часть нынешних богатых стран ввели свои патентные законы в течение полувека после Франции.[226] Законы, закреплявшие другие права интеллектуальной собственности, такие как авторское право (впервые появился в Британии в 1709 г.) и торговые марки (впервые появился в Британии в 1862 г.), были введены большинством нынешних богатых стран во второй половине XIX века. Со временем появились международные соглашения по правам интеллектуальной собственности, такие как Парижская конвенция по охране промышленной собственности 1883 года [СССР присоединился в 1965 г.][227] и Бернская Конвенция по охране литературных и художественных произведений 1886 года [США присоединились в 1989 г., РФ – с оговорками в 1995 г.]. Но даже эти международные соглашения не остановили применение «незаконных» средств в технологической «гонке вооружений».
В дело вступают юристы
1905 год известен, как annus mirabilis [«год чудес»] современной физики. В этом году Альберт Эйнштейн опубликовал три работы, которые навсегда изменили вектор движения физики.[228] Примечательно, что в это время Эйнштейн не был профессором физики, а работал простым патентным клерком (помощником технического эксперта) в швейцарском Патентном бюро, и эта должность была его первым рабочим местом.[229]
Если бы Эйнштейн был химиком, а не физиком, то его первая работа не была бы в швейцарском Патентном бюро. Ибо, до 1907 года Швейцария не выдавала патентов на химические изобретения.[230] И вообще, Швейцария не имела никакого патентного законодательства до 1888 года. Швейцарский патентный закон 1888 года давал патентную защиту только «изобретениям, которые могут быть представлены механическими моделями». Это положение закона автоматически (и намеренно) исключало изобретения в области химии – в ту пору швейцарцы «заимствовали» множество химических и фармацевтических технологий у Германии, в то время мирового лидера в этих отраслях. Поэтому, выдавать патенты в области химии было не в их интересах.
Только в 1907 году, под угрозой торговых санкций со стороны Германии, швейцарцы решили распространить патентную защиту на изобретения в области химии. И всё равно, даже обновлённый патентный закон не защищал химические технологии до такой степени, которая предусмотрена современной системой TRIPS [Соглашение по Связанным с торговлей правами интеллектуальной собственности]. Как и многие другие страны в то время, швейцарцы отказывались выдавать патенты на химические вещества (но не на химические процессы). В обоснование такой позиции утверждалось, что такие вещества, в отличие от механических изобретений, уже существовали в природе, и следовательно, «изобретатель» всего лишь нашёл способ выделить их, нежели изобрёл само вещество. Химические вещества оставались непатентоспособными в Швейцарии до 1978 года.
И Швейцария не была единственной страной в то время, не имевшей патентного закона. Нидерланды, к примеру, в 1869 году отменили свой патентный закон, образца 1817 года, и ничем его не заменяли вплоть до 1912 года. Когда голландцы [решили] отменить свой закон, они находились под сильным влиянием антипатентного движения, которое я упоминал выше, они были [абсолютно] убеждены, что патент, как искусственно созданная[231] монополия, вступал в противоречие с их принципом свободы торговли. Пользуясь отсутствием патентного закона, в 1891 году только что созданная голландская компания «Philips», принялась выпускать лампочки, [чья конструкция] основана на патенте «позаимствованном» у американского изобретателя Томаса Эдисона (Thomas Edison).[232]
[Примеры] Швейцарии и Нидерландов могут быть, конечно, крайностями. Но весь XIX век правовой режим защиты прав интеллектуальной собственности в нынешних богатых странах очень плохо защищал IPR иностранцев. Отчасти это было следствием попустительского отношения, свойственному ранним этапам развития патентного права, в проверке оригинальности изобретения. К примеру, в США, до того как в 1836 году там кардинально пересмотрели своё патентное законодательство, выдавали патенты безо всяких доказательств оригинальности [заявки на изобретение]; что поощряло вымогателей патентовать устройства, уже находящиеся в употреблении («липовые патенты»), и затем требовать деньги у их пользователей, угрожая иском за нарушение их прав.