Недобрые Самаритяне — страница 35 из 56

о есть стоящее [своей патентной защиты] изобретение. К примеру, когда Томас Джефферсон (Thomas Jefferson) являлся патентным комиссаром США (довольно забавно, потому что он был против патентов, подробнее об этом далее), что было частью его должностных обязанностей, как Государственного секретаря, он отказывал патентным заявкам при малейшем к тому поводе. Считается, что число выданных патентов утроилось, поле того как он вышел в отставку со своего поста в кабинете, и тем самым, перестал быть патентным комиссаром. И это, конечно же, не потому, что американцы вдруг стали в три раза изобретательнее.

С 1980-х годов порог оригинальности для выдачи патента в США был значительно снижен. Профессора Адам Джаффе (Adam Jaffe) и Джош Лернер (Josh Lerner) в своей выдающейся книге, посвящённой нынешнему состоянию патентной системы США, указывают, что патенты выдавались на некоторые совершенно очевидные вещи, вроде «one-click интернет-шопинг» компании «Amazon.com», «фасованные сэндвичи без корочки» компании «Smuckers Food Company», и даже на такие вещи, как «метод восстановления свежести хлеба» (по существу, приготовление тоста из чёрствого хлеба) или «метод качаться на качелях» (по всей видимости «изобретённый» пятилетним [ребёнком])[243] В первых двух случаях патентообладатели даже привлекли своих конкурентов к суду - «barnesandnoble.com» в первом случае и мелкую кейтеринговую компанию из Мичигана под названием «Albie's Foods, Inc.» во втором[244] И хотя эти примеры находятся на безумном конце спектра, они отражают общую тенденцию, что «проверка на новизну и неочевидность, которая должна гарантировать, что патентная монополия даётся только по-настоящему оригинальным идеям, стала практически неработающей»[245] Результатом этого стал, по выражению Джаффе и Лернера, «патентный взрыв». Они фиксируют, как выдача патентов в США прирастала по 1% в год в период с 1930 г. по 1982 г. (год, когда начались послабления в американской патентной системе), а затем, в период с 1983 по 2002 гг., когда патенты выдавались более свободно, стала прирастать по 5,7% в год.[246] Этот взлёт определённо не связан с внезапным всплеском творчества американцев![247]

Но какое дело всему остальному миру до того, что Америка выдаёт дурацкие патенты? Их должно это [очень] заботить, потому что новая американская система поощряет «кражи» идей, которые хорошо известны в других странах, особенно в развивающихся странах, но которые не защищены юридически, именно потому, что они так хорошо известны уже давным-давно. Это называется кражей «традиционных знаний». Отличный пример этому -патент, выданный в 1995 году двум индийским исследователям в университете Миссисипи на медицинское применение куркумы, чьи ранозаживляющее свойства известны в Индии уже тысячелетия. Этот патент удалось отменить, только благодаря яростному юридическому сопротивлению, которое оказал в американских судах [более одного!] «Совет по сельскохозяйственным исследованиям» из Нью-Дели (Индия). Этот патент вполне мог и остаться в силе, если бы нарушенные права касались развивающейся страны поменьше и победнее, у которой не было бы таких человеческих и финансовых ресурсов, как у Индии, чтобы вести такую борьбу.

Какими бы ни шокирующими были эти примеры, последствия снижения планки оригинальности не являются самой большой проблемой в нынешней разбалансированной системе защиты IPR. Самая серьёзная проблема системы защиты IPR заключается в том, что она стала препятствием, а не стимулом, для технологических нововведений.

Тирания взаимосвязанных патентов

Сэр Исаак Ньютон однажды сказал: «если я и видел немного дальше [других], то это потому, что я стоял на плечах гигантов».[248] Он говорил о том, что идеи развиваются кумулятивным образом. В ранних дискуссиях по поводу патентов, некоторые выдвигали этот аргумент против них – когда новые идеи возникают из брожения интеллектуальных устремлений [многих], то как можно говорить, что тот, кто нанёс «последние штрихи» на изобретение должен забрать всю славу и прибыль? Томас Джефферсон выступал против патентов именно на этом самом основании. Он считал, что идеи «подобны воздуху», и, следовательно ими нельзя владеть (хотя в том, чтобы владеть людьми он проблем не видел – он лично владел многими рабами).[249]

Проблема неразрывно связана с патентной системой. Идеи – это самое главное сырьё для выработки новых идей. Но если другие люди владеют теми идеями, которые нужны вам, для того чтобы развить ваши собственные новые идеи, то вы не можете воспользоваться ими без того, чтобы заплатить за них. Это делает создание новых идей очень дорогим [занятием]. Больше того, вы рискуете, что вас засудят ваши конкуренты за нарушение патентных прав, которые могут владеть патентами, тесно связанными с вашими. Такой иск не только будет напрасной тратой [больших] денег, но и не даст вам дальше развивать оспариваемую технологию. В этом смысле патенты могут стать препятствием, а не стимулом, для технологического развития.

И действительно, иски о нарушении патентных прав, являлись крупнейшими препятствиями для технологического прогресса в США в таких отраслях, как швейные машины (середина XIX века), аэропланы (начало XX века) и полупроводники (середина XX века). Индустрия швейных машин («Singer» и некоторые другие компании) придумала гениальное решение этой проблеме – «патентный пул» [общий котёл], в котором все участвующие компании перекрёстно выдают лицензии друг другу, на основании соответствующих патентов. В случаях с аэропланостроением (братья Райт (Wright) против Глена Кёртиса (Glenn Curtiss) и с полупроводниками («Texas Instrument» против «Fairchild»), заинтересованные фирмы не смогли прийти к компромиссу, поэтому пришлось вмешаться правительству США, и [принудительно] образовать «патентный пул». Без этих принудительных «патентных пулов» эти отрасли не смогли бы достигнуть своего нынешнего состояния.

К сожалению проблема взаимосвязанных патентов в последнее время обострилась. Всё более и более мелкие крупицы знаний становятся патентоспособными, вплоть до уровня отдельных генов, тем самым увеличивая риск того, что патенты станут препятствием для научно-технического прогресса. Недавние дебаты на тему так называемого «золотого риса» отлично иллюстрируют эту точку зрения.

В 2000 году, группа учёных, под руководством Инго Потрикуса (Ingo Potrykus, Швейцария) и Петера Бейера (Peter Beyer, Германия) объявили о новой технологии генетически модифицированного риса, содержащего дополнительный бета-каротин (который в организме становится витамином А). Из-за естественного цвета бета-каротина, рис имеет золотистый оттенок, который и дал ему имя. Некоторые также считают этот рис «золотым», потому что потенциально он может принести серьёзное улучшение питания миллионам бедняков в тех странах, где рис является основной продовольственной культурой.[250] По своей природе, рис – очень эффективная пища, способная прокормить больше людей, чем пшеница, при одной и той же площади посева. Но ему недостаёт одного жизненно важного элемента – витамина А. Бедняки в странах, с преимущественно рисовой кухней, не едят почти ничего корме риса, и поэтому страдают от недостаточности витамина А. По оценочным данным, на начало XXI века от дефицита витамина А страдало 124 миллиона человек в 118 странах Африки и Азии. Считается, что от дефицита витамина А каждый год умирает 1-2 миллиона человек, полмиллиона необратимо слепнут и многие миллионы страдают от дегенеративных болезней глаз и ксерофтальмии.[251]

В 2001 году, Потрикус и Бейер произвели большой фурор, продав технологию транснациональной фармацевтической и биотехнологической фирме «Syngenta» (на тот момент, называвшейся «AstraZeneca»).[252] «Syngenta» уже имела некоторые законные права на технологию, по причине своего непрямого финансирования исследований через Евросоюз. И оба учёных, к их чести, выставили жёсткое условие «Syngenta», чтобы те фермеры, которые будут зарабатывать на «золотом рисе» менее 10000 долларов в год, будут пользоваться технологией бесплатно. Но даже при всём этом, многие люди сочли продажу столь ценного «общественного блага» коммерческой фирме неприемлемым.

В ответ на критику, Потрикус и Бейер заявили, что им пришлось продать свою технологию «Syngenta», по причине трудностей, с которыми они столкнулись, договариваясь о лицензиях на другие запатентованные технологии, которые им были нужны, чтобы ввести в действие свою технологию. Они утверждали, что будучи учёными, им просто не хватало необходимых ресурсов, навыков и опыта, провести переговоры и договориться о 70 необходимых патентах, принадлежащих 32 различным компаниям и университетам. Критики возражали, что они преувеличивают свои трудности. Они указывали, что всего около дюжины патентов по-настоящему имели значение для тех стран, где «золотой рис» принёс бы наибольшую пользу.

Но проблема всё равно остаётся. Минули те дни, когда научно-технический прогресс могли двигать одни только учёные в лабораториях. Теперь вам потребуется армия юристов, чтобы провести вас по опасной территории взаимосвязанных патентов. Если мы не найдём решения проблемы взаимосвязанных патентов, патентная система может стать препятствием тем самым инновациям, которые она призвана поощрять.

Жёсткие правила и развивающиеся страны

Недавние изменения в системе прав интеллектуальной собственности увеличили их стоимость, при этом уменьшили их пользу. Снижение планки оригинальности патентов и продление сроков действия патентов (а также и других прав интеллектуальной собственности), по существу означает, что мы платим больше за каждый патент, среднее качество которого при этом хуже, чем прежде. Изменения подходов правительств богатых стран и корпораций, также затруднили преодоление коммерческих интересов патентообладателей ради [