Больше того, хотя наличие людей с определёнными качествами может быть полезным для экономического развития, стране не нужно [устраивать] «культурную революцию», только чтобы она смогла начать развиваться. Хотя культура и экономическое развитие влияют друг на друга, причинность намного сильнее от последнего к первому; экономическое развитие во многом создаёт культуру, которая ему нужна. Перемены в структуре экономики меняют то, как люди живут и взаимодействуют друг с другом, что в свою очередь меняет то, как они понимают мир и ведут себя. Как я показал на примере Японии, Германии и Кореи, многие свойства поведения, которые должны «объяснять» экономическое развитие (к примеру, трудолюбие, пунктуальность, бережливость) на самом деле являются его следствиями, а не причинами.
Говоря, что культура меняется в основном как результат экономического развития, я совсем не утверждаю, что культуру нельзя менять мерами убеждения. Вообще-то в них верят некоторые оптимистично настроенные культуралисты. «Слаборазвитость – это состояние ума» – объявляют они. Следовательно, для них очевидным решением слабой развитости [стран] является идеологические увещевания. Я не отрицаю, что подобные экзерсисы могут быть полезны, или даже важны, в каких-то случаях, для изменения культуры. Но «культурная революция» не укоренится, если не будут соответствующих перемен в основополагающих экономических структурах и институтах.
Итак, для продвижения свойств поведения, полезных для экономического развития, требуется сочетание разъяснительной работы, мер [внутренней и внешней] политики, способствующих такому развитию и изменения [общественных] институтов, которые будут их поощрять и поддерживать. Получить верную комбинацию – непростая задача, но найдя её, культуру можно изменить намного быстрее, чем это обычно считается. Очень часто то, что кажется вечным [и неизменным] национальным характером, может измениться за пару десятилетий, при наличии достаточной поддержки со стороны изменившихся основополагающих экономических структур и общественных институтов. Довольно быстрое исчезновение японской «национальной наследственной» лени с 1920-х гг., быстрое формирование партнёрских индустриальных отношений в Швеции с 1930-х гг. и окончание «корейского времени» в 1990-е гг. – самые яркие примеры тому.
Тот факт, что культуру можно целенаправленно менять – мерами экономической политики, созданием общественных институтов и идеологическими кампаниями – придаёт нам надежды. Ни одна страна не обречена на недоразвитость из-за своей культуры. Но в то же самое время, мы не должны забывать, что культуру нельзя переделывать произвольно, по своему желанию – провал в создании «нового человека» при коммунизме является хорошим подтверждением. «Реформатор культуры» всё равно должен работать с имеющимися культурными подходами и символами.
Нам необходимо понять роль культуры в экономическом развитии во всей её подлинной сложности и значимости. Культура сложна и плохо поддаётся определению. Она влияет на экономическое развитие, но экономическое развитие влияет на неё сильнее. Культура не является неизменной. Её можно изменить через взаимно усиливающее взаимодействие с экономическим развитием, идеологической работой и соответствующими общественными институтами и политическими мерами, которые побуждают определённые формы поведения, которые со временем становятся качествами, присущими культуре. Только тогда мы сможем очистить наши представления и от необоснованного пессимизма тех, кто считает, что культура – это судьба, и от наивного оптимизма тех, кто верят, что они могут убедить людей мыслить по-другому, и тем самым принесут экономическое развитие.
ЭПИЛОГСан-Пауло, Октябрь 2037 г.
Может ли положение исправиться?
Луис Соарес (Luiz Soares) – глубоко обеспокоенный человек. Его семейная фирма, инженерная компания «Soares Tecnologia, S.A.», которую основал ещё его дед Хосе Антонио (Jose Antonio) в [далёком] 1997 году, находится на краю гибели.
Первые годы существования «Soares Tecnologia» были трудны. Политика высокой процентных ставок, которая длилась с 1994 по 2009 гг., практически не позволяла ей брать кредиты и расширяться. Но к 2013 году, благодаря опыту и целеустремлённости Хосе Антонио, она [всё-таки] стала солидной фирмой, [не большой и не маленькой], среднего размера фирмой, выпускавшей запчасти для часов и прочей точной механики.
В 2015 году, отец Луиса, Пауло (Paulo), вернулся домой из Кембриджа, со [степенью] Ph.D. по нанофизике [в кармане], и уговорил Хосе Антонио открыть нанотехнологический отдел, который он сам и возглавил. Впоследствии, это оказалось невероятной удачей. Таллинский раунд ВТО, состоявшийся в 2017 году, отменил все промышленные тарифы, за исключением единичных «зарезервированных» секторов для каждой страны. В итоге, почти всё промышленное производство развивающихся стран, и Бразилии в том числе, было уничтожено, за исключением самого низкотехнологичного и малоприбыльного. Бразильская нанотехнологическая промышленность пережила это, так называемое Таллинское цунами, только потому, что она попала в число «зарезервированных» отраслей.
Дальновидность Пауло [многократно] окупилась. Вскорости после того, как в 2033 году он возглавил фирму, (яхта Хосе Антонио [с владельцем на борту] затонула в аномальном урагане, [бушевавшем] в Карибском море – говорят, результат глобального потепления) «Soares Tecnologia» ввела в строй молекулярную машину, которая опресняла морскую воду с гораздо большей эффективностью, чем у её американских или финских конкурентов. В Бразилии это был хит [сезона]: страна всё больше и больше страдала от засух, вызванных глобальным потеплением, к этому времени из-за отсутствия дождей и жадных до пастбищ [крупных] скотоводов-ранчерос, амазонские леса едва ли достигали 40% своей площади 1970-го года. В 2028 году журнал «Qiye» («Предприятие»), самый влиятельный в мире деловой журнал из Шанхая, даже включил Пауло в список пятисот ведущих предпринимателей в области высоких технологий.
Потом разразилась беда. В 2029 году Китай охватил огромный финансовый кризис. Несколькими годами ранее, в 2021 году, в честь празднования 100-летней годовщины основания Коммунистической партии Китая (КПК), КНР решила вступить в клуб богатых стран – ОЭСР (OECD, Организация Экономического Сотрудничества и Развития). Ценою, которую нужно было заплатить за членство, было открытие своих рынков капитала. Китай уже долгое время сопротивлялся попыткам богатых стран заставить его, как вторую экономику мира, вести себя «ответственно» и открыть свои рынки капитала, но, лишь только он начал переговоры о вступлении в ОЭСР, пути назад уже не было. Немногие [здравомыслящие] призывали к осторожности, указывая на то, что Китай всё ещё относительно бедная страна, со [среднедушевым] доходом, составляющим только 20% от американского, но большинство было уверено, что в финансах Китай будет столь же успешен, что и в производстве, где его господство казалось необоримым. Ван Цин-Гуо (Wang Xing-Guo), сторонник либерализации и председатель Народного банка Китая (центрального банка, который получил независимость в 2017 году) замечательным образом выразил такой оптимизм: «Чего бояться? Денежные операции у нас в крови, в конце концов, бумажные деньги придумали в Китае!». При вступлении ОЭСР в 2024 году, КНР ревальвировала [повысила курс] свою валюту (юань – женьминби/renminbi) в четыре раза и полностью открыла свой рынок капитала. Какое-то время казалось, что взлёту китайской экономике [просто] нет предела. Но затем, когда в 2029 году, образовавшиеся пузырь недвижимости и пузырь фондового рынка лопнули, от МВФ потребовался самый крупный в истории комплекс мер по спасению.
Взлетевшая безработица и навязанные МВФ сокращения государственных субсидий на продукты питания привели к массовым беспорядкам и, в конечном итоге, к подъёму движения «Юань Гонгчанданг» («Yuan-Gongchandang» – «Подлинные коммунисты»), питаемого кипящим негодованием тех, кто «остался за бортом» в обществе, которое менее чем за два поколения, перешло от практически абсолютного равенства маоистского коммунизма к неравенству в бразильском стиле. «Подлинных коммунистов» подавили, по крайней мере пока, арестовав всех его руководителей в 2035 году, но вызванные всеми этими событиями политические потрясения и общественные беспорядки ознаменовали собою конец китайского экономического чуда.
Китайская экономика к тому моменту была настолько велика, что она увлекла за собой весь остальной мир. Последовавшие события, получившие название Второй Великой депрессии, продолжаются вот уже несколько лет, и конца-края им не видно. Бразилия очень сильно пострадала от обрушения своего крупнейшего рынка экспорта, хотя и не так тяжело, как некоторые другие страны.
Другие ведущие экономики Азии, такие как Индия, Япония, и Вьетнам, всплыли вверх брюхом. Многие африканские страны не пережили крушения, ставшего к тому моменту крупнейшего покупателя их сырьевых товаров. США испытали все симптомы абстинентного синдрома, вызванного массивным оттоком китайских капиталов с рынка американских казначейских обязательств. Последовавшая глубокая рецессия в экономике США запустила ещё более глубокую рецессию в Мексике, приведя к вооружённому восстанию «Новых Сапатистов» («Nuevos Zapatistas»), движения сопротивления левой ориентации, считающего себя наследниками легендарного революционера начала XX в. Эмильяно Сапаты (Emiliano Zapata). «Новые Сапатисты» поклялись вывести Мексику из МАСИ (IAIA – Межамериканского Соглашения об Интеграции), углубленной версии NAFTA, которую в 2020 году создали США, Канада, Мексика, Гватемала, Чили и Колумбия. С огромным трудом отряды сопротивления были уничтожены в ходе жестокой военной операции, при содействии ВВС США и подразделений колумбийской армии.