Прасантой Чандра Махаланобисом (Prasanta Chandra Mahalanobis). К моему стыду, корейские документы явно были написаны, согласно проф.Уинтерсу, «обычным комплектом экономистов третьего и четвёртого сорта». Но корейская экономика развилась куда лучше, чем индийская. Возможно, чтобы проводить хорошую экономическую политику [всё-таки], не нужны «первоклассные экономисты».
По правде говоря, «первоклассных экономистов» по проф.Уинтерсу в странах Восточной Азии [как раз-то] и не было. Японские руководители экономики может быть и были «первоклассными», да только совсем не экономистами – в основном, они были юристами по образованию. До 1980-х годов, те немногие экономические знания, которыми они обладали, были в основном «неверного» рода – экономика по Карлу Марксу и Фридриху Листу, а не по Адаму Смиту и Милтону Фридману. На Тайване главными фигурами в государственном управлении экономикой были инженеры и учёные, а не экономисты, а в Китае такое положение сохраняется и сегодня.[371] До 1970-х годов в Корее тоже была высока доля юристов в рядах экономической бюрократии.[372] В 1970-е годы творцом «Программы индустриализации тяжёлой и химической промышленности» («HCI») президента Пака Чон-Хи [Республики Корея] был О Вон Чул (Oh Won-Chul), инженер по образованию.
Можно с полным основанием утверждать, что для того чтобы проводить хорошую экономическую политику нужны умные люди. Но эти «умные люди» не обязаны быть «первоклассными экономистами» проф.Уинтерса. И вообще, эти «первоклассные экономисты» могут оказаться не слишком полезны для экономического развития, если их обучали неолиберальной экономике. Кроме того, в процессе развития качество [чиновничьего] аппарата может улучшаться. Конечно, для таких улучшений требуется вложения в [повышение] возможностей управленческого аппарата. Но также управленческому аппарату нужно [иметь возможность] тренироваться с [принятием и воплощением] «трудных решений». Если аппаратчики будут держаться за (казалось бы) «простые решения», вроде свободы торговли, то у них никогда не разовьются способность браться за «трудные» задачи [и решать их]. Если вы мечтаете отточить свои трюки настолько, чтобы попасть на телеэкран, нужны домашние тренировки.
Наклонить футбольное поле
Недостаточно просто знать, какие именно управленческие решения нужны в ваших конкретных обстоятельствах. Страна должна быть в состоянии воплотить их в жизнь. За последние четверть века Недобрые Самаритяне невероятно затруднили развивающимся странам возможность [последовательно] проводить политику, благоприятную для их развития. Для того, чтобы не дать им такой возможности, они пользовались [всею мощью] Нечестивой Троицы – МВФ, ВБ и ВТО, региональных многосторонних финансовых организаций, своими собственные бюджетами оказания иностранной помощи, двусторонними и региональными соглашениями о свободной торговле или об инвестициях. Они заявляют, что политику защиты национальных интересов [не путать с национализмом!] (вроде протекционизма в торговле и дискриминации иностранных инвесторов) следует запретить или серьёзно урезать, не только потому, что они, как утверждается, вредны для самих стран их практикующих, но также потому, что они ведут к «нечестной» конкуренции. Доказывая эту мысль, Недобрые Самаритяне постоянно прибегают к тезису об «уравнивании шансов».
Недобрые Самаритяне требуют, чтобы развивающимся странам не позволяли пользоваться дополнительными инструментами [экономической] политики протекционизма, субсидирования и [административного] регулирования, потому что они-то и составляют [суть] нечестной конкуренции. Если бы им позволили такие вещи, – утверждают Недобрые Самаритяне, – развивающиеся страны были бы подобны футбольной команде, нападающей вниз по склону холма, в то время как их соперники (богатые страны) выбивались бы из сил, действуя снизу вверх на неровном футбольном поле. Устраните все протекционистские барьеры, и пусть все конкурируют на равных; в конце концов, воспользоваться благами рынка можно, только если лежащая в его основе конкуренция честна.[373] Кто может спорить с такой разумной мыслью: «уравнять шансы»?
Я могу – когда речь заходит о состязании между неравными игроками. И оспорить её следует всем нам, если мы хотим построить международную систему [экономических отношений], которая способствует экономическому развитию. «Уравнивание шансов» приводит к нечестной конкуренции, когда игроки неравны. Когда одна команда, скажем, сборная Бразилии по футболу, а другая состоит из подружек моей 11-летней дочери Юны, будет только справедливо, чтобы девочкам позволили вести нападение вниз под уклон. В таком случае наклонное, а не ровное игровое поле является способом обеспечить честную конкуренцию.
В жизни мы не видим таких наклонных футбольных полей только потому, что сборной Бразилии по футболу никогда бы не позволили состязаться со сборной 11-летних девочек, а не потому что сама по себе идея о наклонном поле неверна. В реальности, в большинстве видов спорта неравным соперникам просто не разрешено состязаться друг с другом, наклонное поле или нет, по той простой причине, что это было бы нечестно.
В футболе и в других видах спорта имеются возрастные группы и разделение по полу спортсменов, а в боксе, борьбе, тяжёлой атлетике и многих других видах существуют весовые категории – тяжеловесу Мухаммеду Али просто нельзя было встречаться на ринге с Роберто Дюраном, легендарным панамцем, имеющим четыре титула в более лёгких весовых категориях. И весовые категории разделены очень чётко. К примеру, в боксе лёгкие весовые категории отличаются друг от друга величиной буквально в 2-3 фунта (1-1,5 кг). Как так получается, что мы считаем состязание боксёров с разницей в весе превышающей два килограмма нечестным, и при этом соглашаемся, что США и Гондурас должны состязаться на равных? Если взять другой пример, то в гольфе даже существует чётко прописанная система «гандикапов», которая даёт игрокам фору в обратной пропорции от их мастерства.
Мировая экономическая конкуренция – это игра неравных игроков. Она противопоставляет друг другу [самые разнообразные] страны, как у нас, специалистов по развитию принято говорить, начиная Швейцарией и заканчивая Свазилендом (Switzerland to Swaziland). Поэтому, будет только справедливо, чтобы мы наклонили слегка игровое поле в пользу наислабейших стран. На практике это будет означать разрешить им более решительно защищать и субсидировать их производителей, и налагать на иностранных инвесторов более строгие ограничения.[374] Также таким странам следует разрешить защищать права интеллектуальной собственности менее строго, чтобы они могли активнее «заимствовать» идеи у более передовых стран. Богатые страны могли бы помочь им ещё больше, переведя в такие страны свои технологии на необременительных условиях; это принесло бы дополнительную пользу совместив экономический рост в бедных странах с необходимостью противодействовать глобальному потеплению, потому что технологии из богатых стран обычно являются более энергетически эффективными.[375]
Недобрые Самаритяне могут запротестовать, что всё это является «особым отношением» к развивающимся странам. Но назвать что-либо особым отношением значит признать, что лицо получающее такое отношение, также получает несправедливое преимущество. Хотя мы не называем электрические подъёмники в лестничных пролётах для инвалидов-колясочников или шрифт Брайля для слепых несправедливым преимуществом. Аналогичным образом мы не должны называть повышенные тарифы и прочие средства защиты дополнительно резервируемые за развивающимися странами «особым отношением». Эти меры – просто дифференцированное, и справедливое, отношение к странам с другими возможностями и потребностями.
И последнее по списку, но не по значению: вопрос того, чтобы наклонить поле в пользу развивающихся стран – теперь не просто вопрос справедливого отношения. Это также вопрос того, чтобы предоставить менее развитым странам инструменты, с помощью которых, пожертвовав своими краткосрочными интересами и преимуществами, они обретут новые производственные возможности. Действительно, если позволить бедным странам развивать свои возможности, то это скорее и проще приблизит тот день, когда разрыв между игроками уменьшится настолько, что более не будет необходим наклонять поле.
Как проще и как правильно
Допустим, что я прав, и что это поле нужно слегка наклонить в пользу развивающихся стран. Читатель может задать резонный вопрос: каковы шансы того, что Недобрые Самаритяне примут моё предложение и изменятся?
Может показаться совершенно бессмысленным [занятием] обращать в свою веру тех Недобрых Самаритян, которые действуют [чисто] из своих корыстных интересов. Но всё равно можно апеллировать к их «просвещённому эгоизму». Поскольку неолиберальная политика заставляет развивающиеся страны расти медленнее, чем они бы росли при других обстоятельствах, в долгосрочной перспективе самим Недобрым Самаритянам будет выгоднее, если они допустят альтернативную политику, которая позволит развивающимся странам расти быстрее. Если среднедушевой ВВП прирастает на 1% в год, как имеет место быть в Латинской Америке в течении последних двух десятилетий неолиберализма, то чтобы удвоить доход потребуется семь десятилетий. А если он прирастает по 3% в год, как было в Латинской Америке во времена импортозаместительной индустриализации, за этот же срок доход вырастет в девять раз, предоставляя для эксплуатации Недобрым Самаритянам из богатых стран гораздо более обширные рынки. Так что, в долгосрочных интересах даже самых эгоистичных стран Недобрых Самаритян принять ту «еретическую» политику, которая д