– Только вот где они тут финики возьмут кормить своих арабских скакунов? – пожал плечами Гырма.
– А кто лошадей финиками кормит? – округлил я глаза от удивления.
– Арабы и кормят, – просветил он меня. – И финиками, и сушеной рыбой. А как бы они иначе на них пустыни пересекали?
Вот век живи, век учись, защищай диссертации, а реальная жизнь такого подбросит – хоть стой, хоть падай. Впрочем, это всегда так, если заниматься историей, а не мифотворчеством. Достаточно проверить информацию средневековых хроник о великих армиях этого времени, ну… хотя бы реальными интендантскими выкладками порционов и рационов восемнадцатого века, рассчитать нагрузку на пути следования по тем же уставам, сопоставить со скоростью движения и сбора, и выходит совсем другая картина… Огромные армии в десятки и сотни тысяч человек усыхают в скромные боевые формирования, не превышающие по численности наполеоновскую дивизию.
А ведь известно, что обозы в Средневековье были всяко побольше, чем у Бонапартия. У тех же стрельцов Ивана Грозного – по одной телеге на десять человек. И это еще прогрессивно. У европейской пехоты – ландскнехтов, так вообще по возу на человека бывало. У поместной конницы – еще больше.
Но пусть их, рыцарей… Там каждый выделывается самостоятельно по богатству своему. Посчитаем по стрельцам. Только под личные вещи бойцов стрелецкий полк тянет за собой сотню телег с сотней же лошадей, а то и двумя. И этих небоевых коняшек тоже кормить нужно и на чем-то овес им за собой возить. И на каждую телегу ездового посадить. Тоже ведь нонкомбатант.
И у каждого сотника одна телега.
И на двоих пятидесятников одна напополам.
Итого уже сто тридцать телег.
Да штаб.
Да полковой командир.
И полковой батюшка.
Считай, все полторы сотни телег. И это только для личного состава.
А ведь есть еще и полковое имущество. Палатки те же… пардон, шатры. Запасы пороха и свинца для пуль. Продовольствие – порционы для людей и рационы для коней. Полковая кузница, шорник со своим имуществом и снастью, да мало ли еще… Вряд ли я все учел.
И это притом, что русские стрельцы еще обозы из бочек вина за собой не таскали, квасом обходились. Но этот квас тоже на такую ораву в бочках надо было ставить, чтоб дозрел.
Минимум две сотни телег на полк. Две-четыре сотни логистических лошадей. А каждая телега с лошадью – шесть метров длиной. Вот уже и вырисовывается обоз «кишкой» в два километра, если еще и промежутки между каждым транспортным средством учитывать.
Это еще без приданного «полевого наряда» – артиллерии то бишь. И без разобранного на детали «конструктора» гуляй-города.
Не зря, видно, в русской Императорской академии Генерального штаба был такой предмет, как «Техника вождения войск». Непростое это дело. Гладко оно только на бумаге. По карте стрелки рисовать.
А сам я? Полумесяца на своей земле не прошло, как уже обозом солидно оброс. То ли еще будет…
Нужна срочная реформа обозов. И в первую очередь реформа самого транспорта. Не первые попавшиеся под руку телеги хватать, а специальные фуры иметь заранее. До этого тоже только в девятнадцатом веке додумались.
– А зерно, сено? – спросил я черных рыцарей. – Не только же рыбой с финиками они коней кормят?
– Само собой, – подтвердили амхарцы мою догадку, что финики и рыба для арабских скакунов суть дополнительный паек, а не основное блюдо. – Содержать арабского коня – дорогое удовольствие.
– Какой у них обоз будет?
– Нет у хинетов обозов, – удручил меня Саншо. – Они считают, что война сама должна себя кормить.
– Но мы не по вражеской территории пойдем! – возмутился я.
– Или ты их кормишь, или они грабят твоих пейзан, – пожал плечами инфант.
– Это значит, что обоз будет все равно только мой.
– Ты сам сказал, – ухмыльнулся мой друг по-доброму так… – С собой они возьмут столько продовольствия, сколько влезет в переметные сумы, не больше.
– Спасибо, что предупредил заранее. – Я отвесил ему ернический реверанс.
– На земле басков они безобразничать не будут, – успокоил меня дон Саншо, – но вот за Гасконь не поручусь.
Вернувшись в замок, я вспомнил о так и не отданных мною необходимых поручениях кузнецу и плотнику, за которыми я и вышел тогда к конюшне. Все мысли хинеты перебили. А также о других приготовлениях к завтрашнему приезду костоправов. Я же не просто так сюда мчался, мне не терпелось применить свое послезнание в лечении переломов на бедном Иниго. Я сам пару раз ломал ноги и нахватался кое-чего в травматологии. Да и каждый археолог проходит курс оказания первой помощи. Экспедиции часто бывают в таких глухих местах, что даже санитарного вертолета не дождаться…
При пособничестве дона Мартина мои заказы были взяты его людьми в немедленную работу как приоритетные. В кузне тут же застучала кувалда, а в плотницкой мастерской зашуршал рубанок.
Служанка под моим приглядом перебрала все имеющиеся ветхие рубахи, и, отобрав пару штук повытертей, я велел их постирать и распустить на бинты за неимением в этом времени такого полезного материала, как марля. Дон Мартин пытался всучить мне штуку нового голландского полотна, но оно было толстым и плотным. Гипс бы не удержало.
Толченый гипс я привез с собой из Герники, случайно увидев его у строителей, которые прямо на улице отливали герб владельца дома для установки над воротами. Простой гипс, порошковый, такой же, как и в моем времени. Тут у многих над воротами расписанные яркими красками гербовые отливки из него. Только у самых богатых – вытесанные из камня.
Как я и предполагал, намотали на Иниго тряпок поверх палок, изображающих собой шины, и думают, что так и надо.
Гипс навел меня на правильный образ мыслей, и с помощью монсеньера перед отъездом я добыл еще у городского аптекаря водяную настойку опия и спирт. Дорого, млядь, даже для короля. Особенно спирт. «Аква вита» он тут называется. Привозят от мавров. Употребляют по нескольку капель на стакан воды как оздоравливающее средство… Биологически активную добавку… От повбывав бы гадов! Это ж какая норма прибыли у мусульманских самогонщиков тут? То-то сами не пьют, потому что жаба им такой расход не подписывает.
Когда я скупил у аптекаря всю наличную «аква виту», какая только у него была, тот очень удивился. Особенно моему огорчению, так как у него даже поллитры спирта не набралось. Так, грамм триста пятьдесят – триста восемьдесят на беглый взгляд. Какая уж тут пьянка, на антисептику бы хватило. А провизор, оказывается, и за год столько спирта не продавал, сколько я за один раз с него вытряс.
Ладно, пока обойдемся тем, что есть. Но самогонный аппарат пора конструировать. И то… Арманьяк тут вроде уже как делают – знать, перегонный куб уже есть. Все Столетняя война виновата. Отрезали Арманьяк от моря мелкобриты, некуда стало вино девать, вот и перегнали, чтобы не скисло в уксус. И долго еще не понимали, как это пойло надо правильно употреблять.
А плотнику и кузнецу заказал я примитивный операционный стол. А то тут все на той же койке, на которой сами спят, норовят и хирургические операции делать, и роды принимать.
За ужином мне представили новую гостью. Ею оказалась старшая сестра Лопесов, все бросившая и примчавшаяся, как только узнала о ранении своего любимчика Иниго.
Сеньора Магдалена де Оньяс-и-Лойоколла была мила крепенькой пухлостью зрелой рожавшей женщины, улыбчива и добра, но при этом хозяйство умела держать твердой рукой. Братьям повезло с такой сестрой. Служанки мигом зашуршали по всему замку как наскипидаренные, хотя до приезда сеньоры расхаживали себе вполне даже томно – хозяевам не грубили, все делали, что нужно, но и не подрывались исполнять поручения со всех ног. Но у сеньоры Магдалены такое поведение слуг не прокатывало. Как она смогла добиваться такого результата без ругани и наказаний, для меня было загадкой. Однако ж результат я видел собственными глазами. Замок в одночасье преобразился и зажил весьма бурной жизнью. У всех сразу нашлось дело, которое надо было сделать немедленно и желательно в отдалении от сеньоры, у которой не заржавеет любого праздношатающегося припахать, а дело она найдет быстро. Давно известно, что всех дел по хозяйству не переделать.
До ужина она гоняла слуг, умудряясь одновременно квохтать около раненого кабальеро. Так что основное действо с переформатированием замкового хозяйства я пропустил, так как с хинетами базары тер на лугу. Увидел только результат. А саму ее мне представили только перед самой трапезой.
Отвесив мне церемониальный, почти придворный низкий поклон с приседом в широкие юбки, сеньора Магдалена, выразив мне свое почтение и искреннюю радость от знакомства со мной, приступила к обязанностям хозяйки. Как сами понимаете, свелись они в усиленном закармливании меня, «такого худенького», который никогда, наверное, не ест по-человечески в дороге; при этом хозяйка периодически перескакивала на критику брата с домочадцами по поводу ухода за Иниго.
– Вы только представьте себе, ваше величество, – жаловалась она мне, – эти олухи не догадались мальчику даже миндального молока натолочь для поддержания сил. И кормят всем подряд, а у него уже запор… – и осеклась, закрыв губы ладонью. – Ой… простите, ваше величество. Это у меня от волнения. Я не хотела портить вам трапезу.
И дробно закивала своим полотняным головным убором, напомнившим мне плывущего белого лебедя. Из этого нагромождения белого полотна оставалось видно только ее круглое лицо с острым носом.
Мне стало жаль эту добрую женщину и захотелось ее чем-то ободрить.
– Вот вы и возьмите дело правильного питания раненого кабальеро в свои умелые руки. Как вы правильно заметили, для лежачего больного диета должна быть особой, иной, чем для ходячих.
– Простите, ваше величество, мою необразованность. Я всего лишь провинциальная помещица. Что это такое – «диета»?
Ну вот опять палюсь на пустом месте… Надо выкручиваться.
– Так, донна, врачи франков называют особое питание для больных. Короткий термин всегда удобнее употреблять, чем громоздкие словесные конструкции.