Более всего было жалоб от смердов. Жаловались на то, что были наказаны без княжого дозволения; вдовы жаловались на то, что имущество их мужей забирали в казну беззаконно, не выделив подобающую часть незамужним дочерям. Говорили многословно, порою несвязно, косноязычно, плакали, кричали... Рядовичи, те, что нанимались в услужение по ряду, договору, сбивчиво рассказывали о нарушениях всех этих договоров. Договоры, разумеется, были не писаные, а заключенные устно при свидетелях. Подкупленные свидетели то подтверждали условия ряда, то наотрез отказывались подтверждать. Закупы, те, что сделались несвободны вследствие невыплаченного вовремя долга, обрушивали на князя сотни словесных доказательств того, что закрепощены несправедливо...
Менее других жаловались дворовые слуги — холопы и рабы. Но Андрей не мог не ощущать, сколь внимательно они за ним наблюдают, подмечая малейшие его промахи...
Наконец он решился все эти дела передать на разбор Аксаку-Тимке. В глубине души Андрей побаивался, что тот примется отговариваться неумением, непривычкой, но тот согласился спокойно, с этим своим, уже привычным Андрею, успокоительным будто и равнодушием. Тимка стал разбираться с жалобщиками вместо князя и, кажется, улаживал их дела. Во всяком случае, крика меньше стало на большом дворе в указанные дни. Но тут Андрей понял свою ошибку. Надо было сразу назначить Тимку разбирать жалобы, надо было показать, что князь полагает занятия таковые ниже своего достоинства. А теперь, когда Андрей вместо себя высылает к людям низкородного своего слугу, люди обижены, и эта их обида — против Андрея... У отца тоже самые ближние приближенные были низкородные — Темер, Михаил, оба Якова. Но при этом отец как-то ладил с боярами. Андрей же сразу пренебрег боярами. Они не были и не могли быть ему верными людьми. В попечении о своих выгодах они принимали сторону сильнейшего и суть Свою выказывали открыто. И Андрей предпочел им тех, на кого мог положиться, — Темера и Тимку. И теперь мало того что бояре видели неопытность, юную неуверенность, незащищенность Андрея, теперь они еще могли настраивать себя против молодого князя всячески, ведь он открыто предпочел им своих низкородных служителей. И даже то, что Темер и Тимка не кичились, не лезли наперед, не хвалились княжим доверием, даже это вызывало еще большую неприязнь и подозрения во всевозможных кознях хитросплетенных. Тимка в ответ оставался спокойно равнодушным. Но Темер... Андрей начинал понимать, что отцов ближний колеблется: стоит ли оставаться при князе и подвергать свою жизнь опасности...
Но все же покамест Темер принял на себя все заботы о княжих платежах и наладил поступление выплат. Андрей перемог себя. Глупо притворяться сведущим, когда на деле ничего не знаешь. И вечерами стал звать к себе Темера и терпеливо слушал объяснения о том, как должны платить князю полюдье, перевоз, мыто, виры, продажи и прочие дани. Темер налаживал и собственно княжое хозяйство — «дом», «домен» — села, леса, борти, сенные угодья, доходы с которых шли на содержание княжих дворов и хором...
Но постепенно, кажется, все входило в какое-то более или менее постоянное русло, улаживалось. Не одни лишь тяготы приносило правление Андрею. Владимир, изукрашенный мастерами южными, златовратный град Андрея Боголюбского, которого Андрей ощущал как предка своего славного, прародича, хотя тот и изгнал его деда Всеволода-Димитрия, Владимир — подбор, ключ к сердцу Руси Восточной, Северной, новой и грядущей, теперь этот город — его, его, Андрея Ярославича!..
И в церквах он теперь не только молился, но мыслил о возведении новых храмов, которые будут — его храмы... Теперь у него так мало времени оставалось на чтение, но церкви виделись ему такими каменными книгами, черты убранства и отделки казались буквицами. И уже будто и слова и фразы этих каменных книг воспринимались его сознанием, его разумом смутно... И еще немного — и прояснятся, прочтутся...
Успенский собор с этими треугольными заострениями и плавным переплетением кровель, широковатые купола, купольная кровельная округленность. Каменно разузоренный Дмитровский собор — светлые округления узких и длинных окошек, изображения звездчатых куполов, треугольники выпуклые, птицы-кони в переплетении цветков и рельефных легких кругов; скульптурное изображение деда, Всеволода-Димитрия, бережно удерживающего на коленях мальчика-сына, оба длинноглазые, большебровые и крючконосые... но какие живые лица из камня — грустные и чуть насмешливые, как бережно приподнялась рука мужеская, и мальчик взмахивает ручками и болтает ножками детскими... Может быть, это отец Андрея, Ярослав-Феодор в детстве?.. Появится ли храм с его, Андреевым, стенным изображением, будет ли он держать сына на коленях своих?..
Устройство дома также заняло Андрея. Ключи, прислужницы, домовые слуги — все это отдано было в управление Анке. Она скоро привыкла и с уверенностью взялась все ладить. Но Андрей теперь знал, что полновластный хозяин — он сам, он может обо всем приказать. Хотелось устроить и убрать свой дом пышно, красиво. Но немного тревожило: не сочтут ли его безалаберным, ведь еще столько дел неуправленных, важных... Но какое это было удовольствие все же — обустраивать свой дом, свои покои, приказывать о своей одежде и кушанье, и приказы твои исполняются... Приказал пошить для него нижнее и верхнее платье из шелковой материи. Шелк — нежный и гладкий, не то что парча, сукно, крашенина; вши и блохи кусачие не держатся на шелке. Темер донес, что по домам боярским потихоньку ползет слушок о транжирстве Андреевом и расползается слушок этот от митрополичьего двора.
Андрей гордо вскинул голову:
— Я — жемчужная туча! Правитель своего княжества. С ними я еще справлюсь, дай срок! А в грубой одежде притворно смиренной, заеденный вшами да блохами, не стану ходить!..
Темер улыбнулся одобрительно. Он уже понимал хорошо и ясно, что мальчик этот — недолговекий правитель, но обаяние Андреево, это впечатление необычайности были все же очень сильны и заставляли смягчиться не только доброжелательного Темер а, но и людей, настроенных к Андрею совершенно и непримиримо враждебно...
Андрей приказал закупить мускатный орех, корицу, гвоздику, перец. Все это обходилось дорого. В скоромные дни кушанья за княжим столом теперь были слаще, тоньше вкусом...
Тимка устроил несколько больших охот. Сам по охоте соскучился и полагал, что Андрея в его тяготах нужно развлечь. Мордовский дареный сокол вызвал самое живое одобрение старого охотника. Но хотя охота была самым обычным времяпрепровождением княжеским, немедленно прошел слух, что Андрей ничем, кроме охоты, не занят, в делах правления ничего не смыслит и слушается советов малоумных. Слухи эти не могли не стать известными Андрею, источник их был ему внятен. Следовало принять все же меры. Но тут вдруг обстоятельства так повернулись, что Кирилл сам покинул город... Но на охоте Андрей отдохнул душою...
А вскоре по его приказу быстро построили, отделали и убрали совсем новые покои с красивыми дубовыми дверями, с посеребренными тонкими узорными решетками на окнах; с внутренним двором, небольшим, уютным, в коем приказано было посадить крыжовенные и малиновые кусты и несколько стройных березок. Нарядное внутреннее убранство также было красноречиво. Для новой хозяйки княжого дома предназначались эти покои.
И затрепетало сердце Анки, пестуньи. Когда ее питомец возвратился таким красивым и словно бы многое открывшим в себе, она поняла, что Андрей истинно познал женщину, и теперь знает радость от женской сладкой плоти и ласки, и сам радость способен женщине дать... И она теперь мечтала увидеть его счастливым в браке, в супружеском единении. Она даже сердилась завистливо: зачем так счастлив Танас, когда ее ненаглядный питомец, ее Андрейка, ее великий князь, правитель — жемчужная туча, достойный в этой жизни всего самого прекрасного, мучится тяготами и не видит радости... Но когда началось это построение и отделка новых покоев, она все поняла! А спросить — робела. Она чувствовала, что женитьба Андрея — не то что Танасово соединение с любимой девицей; нет, великое, княжеское дело — женитьба Андрея, о таком для него, должно быть, мечтал отец его, князь Ярослав...
И сам Андрей теперь вспоминал высокие слова и величественные намерения отца в отношении его, Андреевой, женитьбы. Теперь Андрей понимал совсем ясно: отец желал многое изменить посредством женитьбы сына, создать новые силы и союзы, но в то же время и о самом Андрее думал отец, о своем любимом сыне, о том, чтобы дать ему теплое гнездо и надежных защитников, закрыльников добрых... Но отцовых связей Андрей не имел и понимал, что головокружительные намерения следует оставить. Как завязать ему сношения с королевскими и княжескими домами Запада? Кого может он послать для такого тонкостного дела? Дружинника Петра? Охотника Тимку? Отцова милостника Темера?.. Невольно смеялся... Андрей знал, что нужны союзники. За него — Танас-Ярослав. Но этого мало, мало... Нужен союз с правителем сильным и умным, таким... таким, как Александр!.. Андрей невольно вспоминал рассказы отца о Фридрихе Гогенштауфене... Но нет, то было отцово несбыточное мечтание, когда отец пытался одолеть, переломить судьбу, спасти Андрея... Но, возможно, отец и не был так уж не прав... Теперь Андрей один и должен решать сам. Припоминая все высказанные отцом соображения, обдумывая, взвешивая, но — один, сам...
Между тем приходили вести. Союз с понтифексом Иннокентием IV Александр отверг окончательно, чего и следовало ожидать, Александру нужен союз с Ордой... Однако жил Александр уже не в Переяславле, а в Новгороде и там ладил мирный договор с норвежским королем... Александр хитер и предусмотрителен; у него, как у дракона из сказки Огул-Гаймиш, огнедышащая пасть, шелковый хвост, четыре глаза и три руки... Но подумав об этом, Андрей перемогся, не дал мыслям об Огул-Гаймиш завладеть своим сознанием. Да и мысли эти были смутные, смутной сделалась Андреева память о ней... Но весть и о ней пришла, о том, что ее больше нет, свергнута и убита. А великим ханом