— Как живешь, Валя? — спросил он негромко, переводя свой грубоватый голос на более мягкие тона.
— Хочешь сказать: «Скоро ль в гости позовешь?» — откликнулась Валентина, улыбнувшись. — Может, и скоро.
— Да, предполагаю, — так же малопонятно для Алексея подтвердил Серега. — Слыхал, что недавно у нас в поселке побывала. А в лесу как?
— Да что ж в лесу, — ответила Валентина, — в лесу нынче тихо. Ничего особенного — в лесу.
— У нас тут, уважаемая хозяюшка, — вступил в разговор Алексей, — имеется некоторый запас горючего для внутреннего подогрева. Не дадите ли вы нам в дополнение ко всей закуске, что вы тут любезно понаставили, тройку стакашков?
— Чуток выпьешь с нами, Валь? — спросил Серега. — Только красной не догадались захватить… Позабыл наказать я, — извиняющимся тоном добавил он.
Валентина принесла стаканы и сказала:
— Ничего. Чуток выпью и светлого.
Алексей разлил по стаканам водку. Валентина отлила из своего стакана в стаканы шоферов, оставив себе немного, на донышке.
— Так не пойдет, — запротестовал Алексей.
— Пойдет, — ответила Валентина. — Ну что ж, выпьем за вас, за шоферье.
— Ох, и тост вы предложили, хозяюшка! — восторженно затряс головой Алексей, одним духом осушив полстакана и крякнув. — Стоит выпить за нашу шоферскую братию. Немало нам мучиться по дорогам приходится. А что, скажем, делали бы вот в таких, как эти, местах без нас, шоферов? Шагу бы ступить не могли. Ей-ей! Ты все везешь: и промтовары, и продукты, и для веселья кое-что, — щелкнул он по бутылке. — Допьем, что ли? — обратился он к Сереге.
— Ты закуси хоть, — заметил Серега.
— Можно. — Алексей понюхал кусок хлеба. — Хотя такая доза вряд ли нуждается в закуске. Был у нас один паренек в Семеновом посаде, грамм семьсот саданет без закуска — ни в одном глазу. — Он взял луковицу, разрезал на четыре части, макнул частичку в соль, начал жевать, поморщился. — Ох, и лук злой! Очевидно, весь в хозяйку? Или наоборот? Как вы на такую характеристику смотрите, хозяюшка?
— Кому как… — ответила Валентина.
— А тост вы знаменитый предложили. Тот паренек, о котором речь, не раз говорил: «На нас, шоферах, полмира держится». Да присядьте вы, хозяюшка, к столу. Ноги, так сказать, не казенные… Между прочим, вы мне одну знакомую напоминаете. Моего одного друга любила одна чернявочка-смугляночка.
— В Россохе давно не бывала? — спросил Серега.
Алексей стукнул своим стаканом о стоявший на столе Серегин стакан, допил остаток, потыкал вилкой в капусту.
— Опять же о первом, так сказать, тосте. Дело наше…
— Не так давно, — сказала Валентина, — у Петиных родичей денек выгостила.
— Дело наше, между прочим, довольно рискованное. И тяжелое, откровенно говоря. В любую погоду гонять приходится, не считаясь со временем. Не каждый это поймет.
— Чего там новенького? — поинтересовался Серега, поудобнее усаживаясь на стуле. Его тень, лежавшая на стене и части потолка, метнулась и снова замерла. А по противоположной стене ерзала тень Алексея.
— Да много кой-чего. Наташку Фролову парень от Лагу пят взял. Из армии пришел. Дней десять назад пиво варили. Дед Пашка одночасно помер. Соколовы, Колька да Ленька — помнишь? — дом новый поставили, — выкладывала Валентина сельские новости. — У Петрована жена третью двойню принесла. Только что клуб новый открыли. Я и то сбегала.
— Ну-у! Вон што. Вон как, — вставлял Серега в рассказ Валентины краткие замечания свои. И по его лицу, и по возгласам чувствовалось, что он живо интересуется всем, что сообщается Валентиной.
— Могу вам один случай преподнести, — пробовал взять нить разговора в свои руки Алексей. — Это я опять же о нашем шоферском деле. Риску у нас много… Что же вы, хозяюшка, с нами не посидите? Мы ж не кусаемся! Еду я, значит, однажды после оттепели…
— Сбегала в клуб. — Она чуть откинула голову и негромко рассмеялась над каким-то воспоминанием. — Посмотрела. Годы молодые вспомнила. Поплоше они у нас были. Танцуют все. Одеты справно так. А все ж и нашу не забывают. Потанцуют-потанцуют да как дробанут «ветлугая».
— Эх и я как-нибудь в те места загляну, — заметил Серега. — Тоже молодость вспомню.
— То есть не о том случае я рассказать хотел. Получилось раз так. Еду я леском. Впереди — поворот крутой. Подразогнался порядком. Ну, сядьте же, хозяюшка.
Алексей встал, мотнулся к печи, взял Валентину за руку, повыше локтя. Она высвободила руку, подвинула к столу табуретку и села, опустив руки на колени. Алексей передвинул свой стул и сел почти рядом с ней.
— Это вот по-нашему, по-простому, — довольно хохотнул он, пытаясь коснуться своим плечом плеча Валентины. — Так вот, подразогнал я. Вылетаю из-за поворота…
— А Симкины живут или разошлись? — спросил Серега.
— Вылетаю, значит, из-за поворота. Навстречу, батюшки, машина прется, да лошадей подальше — целый обоз. А свернуть некуда: кюветы по сторонам здоровенные. Разъехаться-то вообще можно, да я по самой середке летел. И встречная тоже.
— Живут, — сказала Валентина. — Побегали, посмешили народ, да и опять сошлись. Они ведь вроде дальние родственники тебе? Или спутала я?
— Родни немного. Ну, спасибо за ужин. Чайку вот стаканчик выпью.
— Думаю — была не была. А то каша будет. Крутанул баранку вправо, в кювет целил. Черт, думаю, с ним. И что ж ты думаешь? На этом самом месте накатной мостик через кювет случился. Проскочил мостик, и хоть бы что. Риск, прямо скажу, выручил. Недаром говорят: риск — дело благородное.
— Случай тебя выручил, не риск, — заметил Серега. — Ехал бы потише да сигналил бы, все бы хорошо было. Спасибо, Валя, — поднялся он из-за стола. — Постели нам где-нибудь. Завтра пораньше покатим.
— В комнате постелю, — тоже поднялась Валентина.
— Сама не теснись смотри, — предупредительно запротестовал Серега. — Нам-то все равно.
— Что ж это, уже спать? — удивился Алексей, вставая вслед за всеми. Он поморгал глазами, соображая, и предложил: — Ну, посидим. Разговор у нас как-то не идет, так споем, что ль? Нет ли, дорогая хозяюшка, гитарки?
— Какая уж об эту пору гитарка? — отозвалась Валентина и ушла в комнату готовить постели…
Над просекой повисла ущербная, но яркая луна. Лес сделался загадочным, суровым и жутковато притихшим. Осветилась поляна, примыкающая к просеке, а на ней две, словно замороженные, машины и дом с пристройками, в окошках которого не было света.
В доме спали. В кухне слышалось ровное дыхание Валентины. В комнате похрапывали Алексей и Серега.
Вдруг произошло легкое движение. Одна из фигур поднялась со своего ложа, всунула ноги в валенки и, стараясь неслышно ступать по полу, на котором лежало несколько лунных бликов, направилась к двери в кухню.
Несколько минут на кухне слышался чей-то шепот. Затем сонный голос Валентины произнес:
— А? Что?
Шепот стал чуть громче и убыстрен ней. А вслед за этим раздался громкий удар, очевидно по лицу, затем еще и приглушенный вскрик. В кухне началась возня.
Но вот хлопнула дверь, ведущая в сени, через пару секунд — входная, и в сенях раздался отчетливый голос Валентины:
— Подбери пальтушку. Выкинула я тебе. Не умеешь ночевать дома — покоротай ночку в кабине.
В ответ послышался просительный голос Алексея:
— Ну, отвори. Чего ты взбеленилась? Замерзну же я. Не машину же заводить. Я пошутил, а ты…
— Дошучивай на воле. Умней шутить научишься, — резко бросила Валентина и вошла в кухню, сердито шваркнув дверью.
Прошло минут десять — пятнадцать. В доме было тихо, на улице — тоже. Затем кто-то осторожно поскреб в комнатное окно. Поднялся Серега, подошел к окну, нагнулся и отодвинул занавеску. Сквозь легкий морозный узор на стекле он увидел отчетливую в ярком лунном свете фигуру Алексея. Алексей топтался на искристом снегу. Какое-то длинное, по всей видимости женское, пальто он накинул на голову, не продевая в рукава руки. Он семафорил руками в сторону входной двери.
Серега надел валенки и пошел открывать. Молча пропустил Алексея в сени. Тот, почокивая от холода зубами, спросил шепотом:
— Уснула?
Серега, не ответив, отворил дверь в кухню. Алексей робко пробрался за ним в комнату и, вслушавшись в доносившееся из кухни дыхание Валентины, забормотал обиженным шепотком:
— Лешачиха! Озверела совсем от лесной жизни. Ночуй, говорит, на улице. Что я, костер разводить буду или мотор запускать? Его сейчас год проразогреваешь: подморозило градусов под тридцать пять. С ума сошла… Я к ней по-доброму…
— Хватит. Ложись! — довольно громко оборвал Серега и, удобнее подсунув подушку под голову, повернулся к Алексею спиной.
…Рассвет при незашедшей луне встал тихий, ясный.
Быстро позавтракали за тем же кухонным столом. Валентина опять делилась с Серегой кое-какими мелкими деревенскими новостями, не высказанными вчера. Алексей молчал, ел, уткнувшись в свою тарелку. Под левым глазом у него багровел крепкий синяк, глаз подзапух. О ночном происшествии никто не обмолвился ни одним словом.
И только тогда, когда уже тряпичными, смоченными в горючем факелами отогрели моторы, когда машины пофыркивали на холостом ходу, готовясь пуститься в путь, Алексей подошел к Сереге, погляделся в круглое зеркальце, прикрепленное к кабине, и круто выругался.
— Дай-ка закурить, — сказал он. — Вот лешая баба как изуродовала. Как сатана набросилась.
— И поделом тебе! — сердито буркнул Серега. — Зачем полез? К замужней женщине потащило. Мало еще она тебе привесила.
— Как к замужней? — с некоторым испугом удивился Алексей. — А где же муж у нее? Я думал, она вдова, или разведенная, или вообще просто так… Живет тут одна, в лесу.
— Думал… — Серега нехотя усмехнулся. — Ты, может, каждый раз так думаешь… — Он бросил папиросу и добавил: — Муж у нее с дочкой у нас теперь, в поселке. Как получат квартиру, так и она переедет. Слыхал вчера — в гости приглашала.
Алексей зло сплюнул и обиженно произнес:
— Ты бы хоть предупредил. Не по-товарищески это.