– И что теперь вы намерены предпринять? – меня, конечно, радовало такое усердие Екатерины, но не стоило забывать, что я пока ещё находился в недружественных руках.
– Что ж, – Иоганн Карл помедлил с ответом, раздумывая, – расскажу. У нас есть одна маленькая хитрость. Сейчас останавливаются и досматриваются все корабли, идущие от русского берега. Но мы с вами пойдём не от него, а к нему. Торговый корабль, совершающий обычный рейс, заходит в один порт, в другой, третий. Заметьте, третий – Петербург. А потом… надеюсь, что шумиха со временем уляжется, и мы сможем проскочить обратно. Если же нет… у меня есть чёткие указания. Весьма сожалею, но в критической ситуации мне придётся избавиться от вас.
– Здорово! – мне только что, не моргнув глазом, заявили, что собираются заставить меня как минимум предвосхитить бесславную участь Му-Му, а я что должен теперь делать? – Это сейчас вы к чему сообщили?
– Не волнуйтесь, Степан. Как видите, я предельно откровенен с вами. Вы должны понять, и не мешать нашим планам. Потому что… потому что только я решаю, наступил тот самый критический момент, или нет. А я ведь могу и ошибиться, верно? – пруссак дождался моего утвердительного кивка, после чего закончил: – Следующая остановка – Кронштадт. Весьма сожалею, но вам придётся провести время в одиночестве. Рассчитываю на ваше благоразумие. И ещё… я всё же надеюсь, что наше сотрудничество состоится, поэтому распорядился улучшить условия вашего пребывания здесь. Думаю, что через час всё будет готово. А пока, прошу извинить – придётся недолго потерпеть неудобства.
Немец звякнул в колокольчик, и практически тут же в каюте возникли два дюжих матроса. Тот что-то пролаял по-немецки. Поскольку это предназначалось не мне, перевода не последовало. Зато один из матросов обратился ко мне уже по-русски:
– Пошли, што ли.
Я не стал возражать, направляясь к выходу из каюты. В последний момент, к нам присоединился Иван, сняв один из фонарей, освещавших помещение.
Мы поднялись на палубу. На улице темно, хоть глаз коли. Вместо августовской россыпи звёздного великолепия лишь тусклое неровное пятно неполной луны, временами пробивающееся сквозь несущиеся низкие облака. За бортом непрерывное «ш-ш-ш-ш» воды, взрезаемой корпусом, да неожиданные, пугающие вздохи невидимых в ночи парусов. Фонарь переводчика, выбравшегося вперёд, только слепит, временами выглядывая из-за его сухощавой фигуры. Чувствуется ветер, но качки почти нет. Или волнение ещё не поднялось, или идём под таким углом, что не качает. В конце концов, я не специалист по древнему мореходству.
Мы пробрались к какой-то небольшой надстройке, закрытой, как я успел рассмотреть на обычный, но массивный засов. Как оказалось, это и была моя новая темница. Очень надеюсь, что временная. Меня просто-напросто закрыли, в этот раз не оставив даже света. Шаги конвоиров быстро растворились на фоне морских шумов. Я же уже в который раз принялся обследовать помещение. На ощупь.
Скорее всего, мне выделили чуланчик, в котором обычно хранилась мелкая судовая утварь, хоть сейчас здесь не было ничего, кроме запаха пыли. Хоть бы гвоздь какой. А, с другой стороны, к чему? Засов всё равно не подденешь – дверь на удивление пригнана плотно к косяку. Да… хоромы. Метр на полтора по периметру и те же полтора в высоту. Встать, выпрямившись во весь рост, не удавалось. Более того, к противоположной от двери стене потолок ещё сильнее понижался. Единственное, что можно было бы сделать, если планировать неожиданный побег, так это с трудом уместиться между стеной и дверью в момент её открытия. Только что это мне даёт посреди Финского залива? Я понятия не имею ни о расстоянии, ни о направлении. Плаваю-то неплохо, но на несколько километров, боюсь, меня не хватит. И после этого они говорят о хороших отношениях? Этому фрицу что, в лом, что ли было моё общество потерпеть? Или очередная демонстрация кнута?
Я сел на пол, прижавшись спиной к сухим доскам стены. Сразу почувствовалась качка. То ли от большей площади соприкосновения, то ли она просто усилилась. По крайней мере, здесь сухо, и пронизывающий балтийский ветер не пробирает до костей. Подремать что ли? Силы-то восстанавливать надо, вдруг пригодятся? Мысли крутятся, вряд ли заснёшь. Но ведь качает… Какая-то полуявь, полудрёма навалилась. Сколько времени прошло, как мои конвоиры удалились? Минут десять, не больше. Всё, использую аутотренинг: мне тепло, удобно, уютно, я засыпаю… ничто не мешает, не отвлекает. Я засыпаю… Поскрипывают доски палубы, тихонько скребутся мыши, и даже постукивают в дверь.
Постукивают. Мыши. В дверь.
Мыши!
Стараясь не нашуметь, я в мгновение вскочил с пола и прижался ухом к шершавым доскам.
Тук, тук, тук… тук-тук-тук.
Может, какая-то штукенция на верёвке качается от ветра, да и постукивает? А с другой стороны, чего мне терять-то?
– Кто там? – спросил я, в последний момент сообразив сделать это негромко. Тишина, всё же это не кто-то, а что-то. Потом, после паузы:
– Стёп, это ты? – сказано еле слышно, ещё и доски между нами. Даже если и знакомый голос, всё равно не разобрать, чей. Да и откуда у меня здесь знакомые?
– Я.
– Подожди, я сейчас. Не шуми только.
Нет, блин, сейчас заору на весь корабль! Снаружи короткая возня. Я, на всякий случай, отодвинулся подальше, приготовился. Дверь распахнулась. Мои глаза, привыкшие к темноте каморки, да ещё в свете выбравшейся из туч Луны не могли ошибаться. Но я всё равно не верил.
С короткой стрижкой, в пацанской одежде, только фасон получше, а так – прямо как давным-давно, далеко-далеко, в разбойничьем хуторе. Машка! Машенька…
Все слова застряли где-то под лопатками. Я просто схватил девчонку в охапку, прижимая к себе. Да она же дрожит вся! Боится? Нет, одежда влажная, хоть и не мокрая. Замёрзла, моя маленькая. Я взял её ладошки-ледышки и стал растирать, согревая дыханием.
– Ты откуда здесь?..
– Сбежала. Ещё там, на берегу.
– Как?
– Они юродивые все. Думали, что придворную девицу украли. Стёпка, ради Бога, давай потом, а? Я всё расскажу после. Сейчас тикать надо. Ты плыть можешь?
– Я-то могу, но куда плыть? Темень же! А расстояние?
– Неважно! Там, недалеко, на корме бочки пустые. До утра продержимся, а там определимся.
Я задумался на миг, а потом сам себя одёрнул – ну что же я за трус, если меня моя девчонка бежать уговаривает, а я сомневаюсь ещё? Кивнул, потом понял, что в темноте не видно, сказал:
– Хорошо, Машуль. Пойдём.
Она перехватила мою ладонь, сжав крепко-крепко, сделала шаг из каморки.
Поздно! К нам явно кто-то приближался. Причём, этот кто-то шёл в темноте и, похоже, в одиночку. Хоть и с фонарём, но скрытым чем-то плотным так, что свет почти не проникал наружу. Мы его заметили только по производимому шуму. Эх, если бы я ориентировался на палубе, хотя б чуть! Решение пришло мгновенно:
– Маш, – прошептал я ей на ухо, на мгновение потеряв голову от пряного запаха её волос, – закрой меня снаружи.
– Слишком светло, заметит… держи лучше, – мне в руку ткнулась рукоять.
– Что, опять гвоздь?
– Нет, – даже в полутьме было видно, как дрогнули её губы, – нож, настоящий. В порту стянула.
– Спасибо! – я благодарно поцеловал Машу в щёку, почувствовав, как она вздрогнула от неожиданности, после чего мягко, но настойчиво подтолкнул в закуток между стеной и дверью. Тот самый, что недавно облюбовывал для себя. Осторожно прикрыл дверь. – Теперь моя очередь.
Спрятал руку с ножом за спину, успев оценить длину клинка – сантиметров двадцать. Лезвие жёсткое, не гнётся, и достаточно острое. Мы затихли, притаившись. Только пульс в висках стучит. Ровно три удара на каждый шаг приближающегося врага. Он всё ближе и ближе. Тяжёлую, хоть и аккуратную поступь уже различаешь не вслушиваясь. Вот остановился явно перед дверью. И тут до меня дошло. Вот я тупица! Он же может сейчас просто закрыть обратно засов, или, того хуже, поднять тревогу.
Нет, повезло. Дверь опять распахнулась, скрывая Машку. Иван. Смотрит недоумённо, освободив фонарь и приподняв его на уровень груди.
– Ну, чего уставился? – я решил наглеть. Уж с ним одним-то я справлюсь, тем более с таким неожиданным козырем в руке.
– Ты это… тебя не закрыли, оказывается, знаешь?
– Знаю.
– А я… я тебя выпускать шёл.
– Что, хоромы приготовили?
– Нет, – Иван воровато оглянулся. – Бежать надобно… нам.
– Бежать? – я от неожиданности сглотнул, растеряв все планы. – Я-то побегу. А ты-то? Ты ж с фашистами заодно.
– Убьют меня, – понурился он, пропустив мимо ушей явно незнакомое слово.
– Да что ты говоришь?! С чего бы это? Тебе, небось, и награду наобещали?
– Наобещали. Но, всё равно, не жилец я, – быстро заговорил он, стараясь придать голосу максимум убедительности. – Неладное заподозрил, когда барон на причал не отпустил, велел с ним плыть. Да не сразу. Не то только б меня и видели, соскочил бы на берег. А потом, когда он про тебя такое сказал… ну, что ты оттуда… это правда, кстати? – он замолчал, выжидательно уставившись мне в глаза, но, не дождавшись даже кивка, продолжил: – а, впрочем, неважно. Важно то, что такую тайну он не стал бы раскрывать, если б отпускать меня собирался. Так что мне теперь две дороги. Или в неметчину, где я никому не нужен буду, как только тебя доставят. Или на дно, тварей кормить. Барон, он страшный человек. Не гляди, что обходительный. Самолично порешит, только потешится. Ну, что же ты? Решайся. По рукам?
Иван перехватил фонарь в левую руку, и сделал шаг вперёд, протягивая мне правую. Удачный момент, и я им воспользовался. Шагнув навстречу, не забывая, что потолок низкий, я схватил его за шиворот и резко дёрнул к себе. А вот он этого не ожидал, и налетел бы на меня, но помешал дверной косяк, основательно приложив его по лбу. А вот нечего было меня запирать в такое негабаритное помещение. Пока он не опомнился, я успел втащить его вовнутрь, прислонить к стене, и прижать кончик лезвия к шее. Т