— Пока не вернулись сюда, — заметила Кэми, ее тон был резок. — И твой отец сказал тебе присматривать за источником твоего двоюродного брата. Так что в первый же день ты побежал в школьную газету и устроился на работу, и тебе хорошо удавалось притворяться, будто я тебе нравлюсь.
Эш склонил свою голову, обрамленную золотыми локонами.
— Кэми, — сказал он, приглушенным голосом. — Ты мне нравишься.
Кэми не знала, что ответить на это, поэтому она подождала, когда продолжит Эш.
— Это не было ложью, я не притворялся. Я просто делал кое-какие ужасные вещи. Я был не прав и сожалею об этом. Теперь я пытаюсь исправиться.
Эш должно быть считал Кэми ужасно осуждающей, как для девушки, которая накануне вечером самозабвенно целовалась с ним.
Кэми вгрызлась в кончик своего карандаша, отчаявшись из-за того во что превратилась ее жизнь.
— Я знаю, — сказала она нежнее. — Я сожалею о твоем отце. И в меньшей, но все же в значительной степени, я сожалею о твоей маме.
Она задумалась можно ли было отравиться свинцом во время чрезмерного грызения карандаша и решила перестать это делать.
Кэми печально взглянула в улыбающееся лицо Эша. Это все еще была милая улыбка, но менее уверенная, чем обычно, из-за чего она казалась более настоящей.
— Спасибо, — сказал он.
Это утешало, что возле нее есть парень, который просто хочет находиться рядом с ней. Кэми побоялась, что занизила планку. Он поцеловал ее, он думал, что она ответила ему на поцелуй, и он был настолько красив, что люди останавливались посреди улицы и смотрели ему вслед. Быть исключительным интересом кого-то настолько красивого, это одновременно прекрасно и смущающие.
И она ему нравилась, судя по его словам. Все просто и обнадеживающе. Никаких требований к ее душе, и никакой возможности для ненависти.
Кэми снова откашлялась.
— Забавный факт, — сказала она, постукивая перед собой тонким листом бумаги, свернув его осенний лист. — Здесь записаны имена практически всех семей Разочарованного дола, независимо чародеи они или нет. Но моего здесь нет.
— Между нашими семьями все было по-другому, — сказал Эш. — Не были заключены специфические сделки или совершенны услуги. Сделка была заключена давным-давно, они должны были защищать нас и служить нам. Пока сила Либернов не была разрушена, а твой дедушка не сбежал.
— И твоя бабушка убила его за это, — напомнила Кэми.
Эш выглядел извиняющимся.
— Она считала его предателем.
Дедушка Кэми умер еще до того, как родился ее отец. Но она знала бабушку. Собо прожила половину своей жизни в этом маленьком английском городке, переплыв океаны из Японии. Она не делала секрета из того факта, что она считала большинство британских традиций сумасшествием. Собо и не подозревала о существовании магии. Но Кэми могла себе представить, что бы она подумала об ожиданиях Либернов на счет их семьи.
— В чем была суть сделки? — спросила Кэми.
— Мэтью Купер, — начал Эш.
— Мэтью-статуя-на-нашей-городской-площади-Купер?
Эш кивнул.
— Он был вашим предком. Он служил Либернам и Разочарованному долу — я не знаю в чем точно заключалось его служение — и умер во время этого. Его ближайшим родственником был мужчина, звавшийся Глэсс, и его родственники были вознаграждены вместо него, они получили гауптвахту и защиту Либернов. Лояльность, которую проявила Мэтью, теперь требовалась и от них взамен.
Кэми подумала о статуе, такой знакомой для нее, что она не разу не задумывалась о ее истории. А теперь задумалась. Она собиралась разузнать об истории Мэтью Купера. Но она не собиралась повторять его судьбу.
— Как же изменились времена, — заметила Кэми. — Я не очень хорошо отношусь к требованиям. И я не планирую кому-то служить.
— Кое-что неизменно, — сказал Эш. Он снова склонил голову над бумагами. Свет проникал через древнее окно позади него, озаряя его золотом. Единственной тенью на нем были две руки на его плечах, как будто его предки толкали его на место. — Я знаю, что ты больше не источник. Я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть моя защита. Если тебе когда-либо понадобиться помощь, тебе надо будет лишь позвать меня.
Кэми расстроилась из-за того как Эш говорил об источнике, как будто это была единственная сила, которой она обладала, точно также и Лиллиан говорила о ней. Как будто она была совершенно беспомощной. Она знала, что Анджела была готова защищать ее, а также Ржавый с Холли. Даже Джаред, несмотря на то, что он чувствовал к ней, он ведь спас ее в ночь во время Состязания Страшил. Она была готова защищать их в ответ.
Кэми не могла обещать Эшу прощение или дружбу, не говоря уже о чем-то большем. Но на это она могла пойти.
— Спасибо, — сказала Кэми наконец. — Ты тоже можешь рассчитывать на меня. — Она сверкнула настоящей улыбкой. — Не бойся. Если что-то плохое произойдет, я смогу тебя защитить.
Эш улыбнулся. Кэми не была уверена в том, что он поверил ей, но он старался.
— Здесь есть запись о женщине, которая заплатила за дополнительный год своей жизни, - сказала Кэми. - Объясни-ка мне. Что это заклинание такое?
Глава Шестая
Дурная кровь
— Многие были бы благодарны за такую еду, — сказала мать Холли ударяя своей тарелкой по столу.
Холли знала наверняка, что у Анджелы и Кэми нашлось что возразить на эту тираду. Она представила, как резко выговаривает что-то умное, взгляд Мэри, Бена и Даниэля, и как её мать, оторопев, умолкает. Её отец висел на телефоне, в углу кухни, но он бы даже не стал её слушать. Будучи тем, кем она была, Холли пробормотала извинения и принялась заталкивать вилкой себе в рот еду, кусочек за кусочком.
— Ты ведь не сидишь на одной из тех дурацких диет, а? — спросила мама, хмуря брови. — Дорогая, ты же не хочешь потерять свою внешность. — Она хохотнула. — Это все, что у тебя есть.
— Да, сэр, сегодня вечером, — сказал её отец, внезапно раздалось его бормотание в наступившей тишине. — Да сэр. Поле Хоуэллов. Я буду. - Он повесил трубку.
Холли напряглась при упоминании поля Хоуэллов, которое было одним из полей, принадлежащих их семье, которые занимались фермерством до того, как дядя Холли Эдмунд сбежал от Лиллиан Линберн и Линберны забрали себе большую часть земель Прескотт. В одном из ранних воспоминаний Холли пьяный отец поносил имя Эдмунда. Ни одному из членов их семьи в городе так и не дали шанса забыть, что были времена и с Прескоттами считались в этом городе.
Холли оглядела кухню. Каменная плитка в трещинах, на потолке в одном углу сажа, в другом коричневое пятно гнили. Прескотты перестали иметь какое-то значение задолго до рождения Холли.
Холли вспомнила кухню Анджелы, всю состоявшую из сияющего металла и больше походила на кухню из будущего. Она внутренне сжалась при мысли, что её друзья могут увидеть эту кухню. Не то что бы это было слишком вероятно.
Не будь чародеев, Энджи и Кэми скорее всего уже отстранились бы от неё. И это насколько же надо быть ударенной на всю башку, чтобы радоваться появлению убийц в городе? Холли попыталась проглотить, но еда была горькой, словно она зачерпнула горстку пепла с каминной решетки и запихивала её в рот. Она захлопнула рот и оттолкнула тарелку.
— Извини, я просто не голодна, — сказала Холли исцарапанной столешнице. Она встала из-за стола и собрала все тарелки. Этому трюку она научилась несколько лет назад - никто не остановит её, раз она взялась за работу, которую не хочет делать никто другой. Она держала голову опущенной вниз, согнувшись над раковиной. Из-за холодной воды руки раскраснелись и саднили, их продолжало жалить даже тогда, когда она пошла в её с Мэри спальню. Она переоделась в пижаму, чтобы забраться в пастель и сунула руки под подушку.
На стене висело маленькое испачканное зеркало. И Холли было видны отражения в нем.
Ты же не хочешь потерять свою внешность, сказала мама. Будто это зависело только от Холли: при взгляде на маму сразу же бросалось в глаза, что её пушистые волосы истончились, а розовые щеки побледнели и впали. Холли не была такой красивой как Энджи. Она была просто хорошенькой.
Глупо было думать именно так. Холли устраивала её внешность, по большей части. Она её радовала.
Внезапно Холли подумала о том, чтобы позвонить Джереду. Чтобы отвлечься. Она не могла позвонить Энджи или Кэми, потому что не знала, что им сказать, а Джереду, очевидно же, вообще не с кем было поговорить. Холли могла посочувствовать желанию уйти из дома.
Она сомневалась, что от общения с Джаредом ей станет лучше. Руки её согрелись под подушкой, и она наконец-то уснула.
Когда Холли проснулась, у неё возникло чувство дезориентации, которое возникло из-за того, что она не могла сообразить слишком долго ли она спала или наоборот. На дворе все еще стояла ночь, поэтому она предположила, что прошло всего лишь несколько часов. Она повернулась в кровати: первое, что ей бросилось в глаза было не зеркало, а пустая измятая подушка сестры, на которую падал лунный свет.
— Мэри? — Холли тихонько позвала сестру по имени, и свесила ноги с кровати. Она прошла к двери, протертый ковер царапал ей ступни. Холли открыла дверь и выглянула в коридор. У неё закралась мысль, что Мэри должно быть в ванной комнате.
Двери в спальни её братьев стояли распахнутыми, отбрасывая квадрат бледной тени внутрь комнаты. Холли было видно обе их кровати. Постель Бена, аккуратно заправленная и простыня, накинутая на матрац Даниэля.
Холли резко повернулась и побежала по коридору к комнате своих родителей, шлепая босыми ногами по плитке. Она распахнула дверь, слова уже готовы были сорваться с её губ о том, что нужно делать, что им нужна помощь, что необходимо организовать поисковые группы, нужен кто-то, кто возьмет это все на себя.
Но и комната родителей была пуста, простыни и одеяла были сброшены в одну кучу. Бледная подушка одиноко лежала на полу.