Тем не менее ассистентка Джона Гальяно позволила ей зайти во второй раз, бросая в мой адрес извинительные взгляды, и я прекрасно понимала ее: видимо, это была единственная возможность как можно скорее разобраться с данной ситуацией. Когда юная мисс вышла, я зашла внутрь. Возведенная на верхотуру своих звездных сапог, я спокойно спустилась по трем небольшим ступенькам, ведущим в огромную комнату, пол которой был устлан восхитительным паркетом. В самом конце длинного и пустого помещения за столом царственно сидел Джон Гальяно. Он не изменял своему имиджу: смешная высокая шляпа, светлые волосы, большая серьга в правом ухе, закрученные кончики усов и огромный крест, висящий на груди под расстегнутой почти донизу и раскрашенной во все цвета радуги рубахой.
Сидящая рядом с ним женщина попросила меня подойти, я приблизилась и протянула ей свое портфолио, ощущая на себе абсолютно безучастный взгляд модельера. Она открыла портфолио, повернула так, чтобы он мог видеть, и стала переворачивать страницы. От него не было вообще никакой реакции – он был похож на восковую фигуру из Музея мадам Тюссо. «Пожалуйста, пройдись». Я повернулась, и мои бедра оказались прямо напротив лица Джона Гальяно. Я снова пересекла комнату, следя за тем, как бы не поскользнуться на паркете, который более уместно смотрелся бы где-нибудь в Версальском дворце, а потом вернулась к ним. Она взяла мою композитку и, улыбаясь, вернула мне портфолио. На лице Джона так и не проступило даже намека на эмоции.
Выходя из здания, я позвонила Фло, чтобы обо всем ей рассказать. «Ой, Виктуар, я забыла тебе сказать, что ему нравятся девушки с очень энергичной походкой, делающие огромные шаги и каблуками впивающиеся в пол». Слишком поздно. Значит, Гальяно можно было вычеркнуть из списка! Далее маршрут шел на улицу Сент-Оноре, прямиком к Chanel. Возможно, удача улыбнется мне улыбкой его превосходительства Лагерфельда?
Я не удостоилась чести быть представленной самому маэстро. Приехав на место, я оказалась в толпе из двухсот, если не более, юных красавиц. Фло проинструктировала меня, сказав, что я должна подняться наверх, прямиком к директору по кастингу, узнать которую оказалось совсем несложно: невысокая пухловатая брюнетка с явно недружественным настроем. Я поздоровалась, представилась и сказала, что меня направила к ней Фло. Она ничего не ответила, взяла мое портфолио, осмотрела меня с ног до головы и, даже не взяв мою композитку и не попросив пройтись, отдала мне портфолио обратно. На этом все закончилось.
Когда я позвонила Фло, она даже не выразила удивления: «Я отправила тебя туда, потому что это Chanel, но Карл Лагерфельд не любит «грудастых». Твой 85А слишком большой для него. Номером один среди моделей для него по-прежнему остается Фрея Беха. Плоская, как доска».
Прежде чем вернуться домой после этого явно не воодушевляющего дня, мама отвезла меня к дедушке и бабушке, которые не видели меня целую вечность. Было так здорово снова повидаться с ними.
Бабушка крепко обняла меня, а затем сделала шаг назад, чтобы посмотреть на меня. «Ты очень красивая, моя дорогая, но только уж очень худая. Ты уверена, что достаточно ешь?» Я уклонилась от прямого ответа, сказав, что через пару дней я буду проходить кастинг в доме моды Yves Saint Laurent, который всегда являлся образцом французской элегантности в ее глазах. Лицо ее тут же просветлело. Я знала, что она всегда восхищалась работой этого кутюрье, потому что еще в детстве, когда я любовалась ее набросками, она рассказывала мне о том, как училась в Школе палаты швейного профсоюза Парижа[17] всего несколькими годами позже самого Ив Сен-Лорана. На самом деле ее наброски очень сильно походили на образы, которые создавал великий дизайнер, равно как и на платья, которые она всегда выбирала для себя.
Я провела очень много времени с дедушкой, рассказывая ему про Нью-Йорк, Милан и все мои приключения в удивительном мире моды. Он слушал меня несколько встревоженно: «Бери от жизни как можно больше, дорогая. Она ускользает от нас так быстро. И самое главное, не поступай так, как поступил я. Найди в себе смелость заняться тем, что ты действительно любишь». Меня очень беспокоило его состояние – он выглядел очень грустным и уставшим. Перед уходом я заглянула быстро в ванную. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти то, что я искала: еще летом, когда мы были в Марселе, у дедушки были серьезные проблемы с животом. Поэтому врач прописал ему специальные растворы для клизмы, которые снимали болевые симптомы почти незамедлительно. Если это помогало ему, значит, поможет и мне. Мое слабительное уже не приносило должного эффекта, а мне нужно было срочно скинуть два килограмма.
Чуть ранее в агентстве, когда Фло говорила мне, что на показ Гальяно я должна прийти с ногами как у богини, в разговор вмешалась Леонс, очень смешная, но немного грубоватая ассистентка: «Да ты видела свои ноги, Виктуар? Просто непростительно быть настолько шикарной. Я бы убила всех, лишь бы заиметь такую фигуру, как у тебя». Все засмеялись. «И позволь заметить, Виктуар: мы даже не просим тебя привести себя в форму, потому что ты уже в ней». Меня же искренне удивляло то, что никто не замечал, насколько огромных размеров было мое тело.
Я тщательно исследовала отражение своего «непростительно шикарного» тела в зеркале. Руки и ноги были тоненькими, между бедрами был достаточный зазор, который мне очень нравился, ребра явно выпирали над ультратонким животом. Затем я посмотрела на кости в области таза и грудной клетки, на свою грудь, которая была слишком большой для Лагерфельда. Щеки мои провалились, что дополнительно подчеркивало глаза. Мне было приятно, что всем это нравилось, но лично я этого не понимала. Никто не замечал, как обвисала моя кожа на животе, если я не стояла прямо, или кожа на ягодицах. Мои бедра, равно как и плечи, были рыхлыми. Когда я наклоняла голову, у меня появлялся второй подбородок. И все это из-за двух килограммов, которые я набрала в этом ненавистном Милане. Как они могли не замечать, что я уже давно рискую не влезть ни в какую одежду.
Я провела немного времени вместе с Лео. Мы завалились в обнимку в его кровать, рассказывали друг другу секреты и щекотали друг друга. Он сказал, что был счастлив от того, что я дома. Я ответила, что он даже представить себе не может, насколько это делает счастливой меня. А затем я отправилась в свою кровать вместе с Пушинкой, оставив двери между моей комнатой и комнатой Алекса открытыми, чтобы мы могли болтать, пока не заснем, как это было всегда.
Карусель кастингов раскручивалась с адской скоростью. Мама везде возила меня, мы вместе объехали самые шикарные районы Парижа. Она ждала меня в машине, а потом я выходила и подробно рассказывала обо всем. Был какой-то парень, который явно на чем-то «сидел», потому что, когда он узнал маленькое платье из коллекции Ральфа Лорена, начал истерически кричать: «Ой, какая прелестная идея! Такого я еще не видел – сделайте скорее фото! Ты такая красивая – хочу, хочу, хочу, чтобы ты вышла на мой показ!» Еще был этот тип из Yves Saint Laurent, о котором лучше ничего не рассказывать бабушке, потому что ее это убьет. Вульгарный переросток в застегнутом до ушей безвкусном костюме и солнечных очках в золотой оправе, который, постоянно чавкая жевательной резинкой, снимал меня на огромный фотоаппарат на фоне рулона белой бумаги, почти как в студии у Гилада, и повторял: «Смотри на меня, дорогуша. Добавь чувственности». Зацепившись каблуком, я поскользнулась на краешке бумаги, которая оказалась ничем не зафиксированной. Он тут же отреагировал, но не так, как я ожидала. Вместо того чтобы спасти меня от падения, он побежал проверять, что случилось с его бумажкой. «Черт тебя дери, поосторожней с разворотами!» Думаю, что и в Yves Saint Laurent обстоятельства сложились не в мою пользу.
На напоминающем вселенский хаос кастинге Calvin Klein меня снова поджидал уже знакомый звездный дуэт – Маида и Рами. Как и в Нью-Йорке, они выбирали девушек из терпеливо ожидающей их приглашения толпы, не обращая внимания на то, кто и в каком порядке приехал. Balenciaga подарила мне встречу с совершенно очаровательной девушкой из Голландии, тоненькой как тростиночка и учившейся в Национальной высшей школе изящных искусств. Ожидая своей очереди, мы смогли немного поболтать о картинах и музеях. Это был ее первый сезон работы, как и у меня. Она призналась, что ей приходилось врать всем относительно своего возраста: когда она говорила, что ей было 20, а не 27 лет, ее находили более привлекательной!
Потом я натолкнулась на Кейт, канадку, и мама возила нас вместе на кастинги, если они совпадали по времени и месту проведения. Затем я познакомилась с еще одной девушкой из Нидерландов – блондинкой по имени Мод, очень юной и очень худой, практически прозрачной. Она призналась мне, что секретом ее стройности была особая диета: она съедала одно печенье в день и больше ничего вообще. Ее мы тоже подвозили на своей машине. Все девушки были очень рады получить поддержку от мамы, хотя она была им и не родной.
На кастинге в Paul & Joe, чья одежда мне безумно понравилась, меня очень тепло встретили сами дизайнеры (молодой мужчина и молодая женщина), сказавшие, что я «истинное отражение их бренда». Они хотели, чтобы я открыла показ, а затем приняла участие в их рекламной кампании – наконец-то это стало происходить и со мной! Я искренне обрадовалась их спонтанности и тому факту, что дела могут решаться так быстро и открыто, даже в этом мире.
С кастинга, проходившего у Анн Демельмейстер, я вышла немного пристыженная. Я уже собиралась уходить, когда одна из ассистенток догнала меня и с явной долей смущения сказала: «Виктуар, мы очень хотим выбрать тебя. Но ты просто обязана побрить свои руки. Торчащие повсюду волосы – это правда слишком…»
В тот же вечер, перед тем как побрить свои руки, я зашла на медицинскую страничку в Интернете, чтобы узнать, что могло спровоцировать такой обильный рост волос. Список возможных причин возглавляла анорексия. Тело восполняло потерю жира дополнительным волосяным покровом, чтобы защитить себя от холода. Анорексия? Допустим, много я не ела, но все-таки ела и не была больна. Я просто следила за собой, вот и все, чтобы влезть в эту несчастную одежду.