— Эй, Бертини! Вам тут просили кое-что передать! Привет, Альбер! Здорово, Пьеро!
Шарло, вынув из кассы клеенчатую тетрадь и ключ, отдает тетрадку Альберу, а ключ — Пьеру. Прислонившись к стойке, Альбер просматривает записи в тетрадке, а Пьер открывает ключом шкаф, стоящий в глубине зала, достает висящий там на плечиках темный костюм, рубашку, коробку с ботинками и удаляется с этим парадным облачением в туалет.
Шарло через плечо Альбера пальцем указывает на какие-то записи:
— Китсинакис звонил. Вот тут записано… Ничего не передавал. Только сказал, что еще позвонит, чтоб ты никуда не уходил и ждал его звонка… Три машины песку на стройку — вот записано… И потом звонил Эрнест… (серьезно) насчет твоего отца, Альбер. Там неважные дела. Мать срочно вызвала врача. Эрнест говорит, чтоб ты не оставлял ее одну… Тебе надо туда позвонить.
Альбер растерян. Шарло протягивает ему жетон для телефонного разговора. Он машинально берет его и направляется к телефонной будке. Шум в баре не прекращается. Из зала слышится песенка. Возле телефонной будки — туалет, где заперся Пьер.
Туалет крохотный — тут едва помещаются стульчак и маленькая раковина, над которой висит зеркало. Взгромоздившись на стульчак — больше стать некуда, — Пьер натягивает свежую рубашку, еле слышно мурлыча себе под нос песенку. Рабочую одежду он набросил на рычаг спуска воды, парадный костюм на плечиках повешен на форточку. На мокром полу возле пары остроносых лакированных туфель стоят его грязные башмаки.
Натянув брюки, Пьер осторожно спускает одну ногу за другой, влезая прямо в туфли. Затем он вынимает галстук из кармана пиджака, тщательно завязывает его перед зеркалом и принимается причесываться.
Наконец Пьер выходит из туалета, вешает в шкаф свой комбинезон и вынимает оттуда гитару в старом полотняном чехле. Шарло сочувственно поглядывает на задумавшегося Альбера, грустно прислонившегося к стойке.
Совсем преобразившийся, в своем нарядном, хотя и несколько экстравагантном костюме, вполне довольный собой, Пьер решительным шагом пересекает бар, направляясь к выходу. Но тут Альбер на ходу хватает его за рукав.
Альбер. Ты куда?
Пьер. Ты же знаешь… иду репетировать.
Альбер. Сегодня не пойдешь!
Пьер. Как это — не пойду? Мы же всю неделю не репетировали!
Переводя взгляд с одного на другого, Шарло пытается их примирить.
Шарло. Послушай, Пьер…
Альбер. Сегодня ты поедешь к бабушке! И сию же минуту! (Серьезно.) Твоему деду очень плохо!
Пьер. Да ему уже целых полгода очень плохо.
Альбер (Шарло). Слыхал?
Шарло не меньше Альбера возмущен словами Пьера. Пьер раздражается.
Пьер. А почему ты сам туда не едешь?
Альбер хватает тетрадку, лихорадочно перелистывает ее и сует под нос Пьеру найденную страничку.
Альбер. Я жду звонка Китсинакиса! Не могу позволить себе упустить своего самого крупного клиента! Даже тогда, когда у меня отец умирает! Я ведь не мечтаю о музыке! Понятно? Доставь мне удовольствие — брось гитару! Один раз придется твоим дружкам обойтись без тебя, слышишь?
Он хочет вырвать гитару из рук Пьера, но тот ловко увертывается и оказывается лицом к лицу с Шарло и несколькими подошедшими на шум посетителями бара.
Шарло. Слушай, Пьер, ты далеко заходишь!
Посетитель. Надо и о старике подумать, а не только о своих развлечениях.
Перед таким напором Пьер не может устоять и, отдав гитару Шарло, с досадой обращается к Альберу.
Пьер. Ну так что?
Альбер (протягивая ему документы и ключ от машины). Бери грузовик! И как только узнаешь, что там делается, звони сюда. Не оставляй ее одну!.. Если там плохи дела, после звонка Китсинакиса я тоже приеду.
Пьер неохотно берет документы и ключ, кинув последний взгляд на свою гитару в руках Шарло.
Шарло. Да, да. Уберу, уберу! Клянусь богом, ты ее любишь больше своей бабушки.
Пожав плечами, Пьер направляется к выходу. Присутствовавшие при этой сцене посетители расступаются, провожая его взглядами. Проходя мимо автомата, Пьер бросает туда монетку. Шарло и Альбер обмениваются взглядом — Пьер неисправим!
Вновь звучит песенка, которую только что, одеваясь, напевал Пьер.
Грузовик делает круг на площади и выезжает на оживленный бульвар. Теперь слова песенки слышатся яснее. А грузовик все дальше и дальше уходит от зрителя и наконец совсем теряется в городском муравейнике…
Но вот грузовик въезжает на улицы Эстака. И когда Пьер подъезжает к дому бабушки, звучавшую все время мелодию сменяют будничные шумы жизни.
Пьер ставит машину неподалеку от типографии, напротив «Занзибара». И тотчас же на узкой террасе появляется Эрнест.
Эрнест. Это вы только сейчас являетесь! А где отец? Тоже мог бы приехать!
Хлопнув дверцей, Пьер выходит из машины.
Пьер (после паузы). Значит, не мог… Ну как там?
Эрнест. Как? (Жест в сторону дома Бертини.) Да вон как раз доктор выходит.
И в самом деле, из дома Бертини выходит пожилой человек и садится в старую машину. Слышно, как где-то вдали проходит поезд.
Повернувшись спиной к Эрнесту, Пьер идет к дому, но перед дверью типографии в смущении останавливается. Может быть, это предчувствие, желание отдалить мгновение, когда он услышит из уст мадам Берт плохую весть? Наконец он открывает дверь…
Все помещение маленькой типографии загромождает печатная машина. Вдоль стен — столы, наборные кассы, заваленные бумагами стеллажи. Пол — ниже уровня улицы, и, входя, приходится спускаться по двум ступеням. Пьер остался у двери. У наборной кассы стоит старик, прозванный Ганди за свою худобу. Он подымает морщинистое лицо в сторону Пьера.
Пьер (тихо). Ганди, как дела?
Ганди отвечает не сразу. Вытирая руки тряпкой, он долгим взглядом поверх очков смотрит на Пьера.
Ганди (ровным голосом). Это уже конец… Мне все кажется, что мы с ним еще только вчера начинали, и вот… (Кашляет и замолкает.)
Длинная пауза. Пьер тоже молчит.
Коридор дома Бертини. Вечер.
Толкнув дверь, Пьер с улицы входит в прихожую. Праздничный костюм юноши придает его приходу некий торжественный оттенок. Пьер и не подозревает, что у него вид человека, пришедшего отдать последний долг.
Пьер оглядывается. Мадам Бертини нет ни в кухне, виднеющейся сквозь открытую настежь дверь, ни в темной столовой, по другую сторону коридора. Пьер направляется к лестнице, ведущей наверх, по дороге включает свет и, собираясь подняться, тихонько зовет:
— Берт! Бабушка!
И в эту минуту на площадке лестницы появляется мадам Берт. Попади нее, через открытую дверь в полузатемненной спальне видна кровать с телом человека, закрытым белым пикейным одеялом.
Какое-то мгновение мадам Берт стоит молча. Ее тонкое морщинистое лицо будто застыло. Она приближается к юноше, он неловко обнимает ее. Губы ее дрожат, и наконец она еле слышно произносит:
— Твой дед умер… — и склоняется на плечо Пьера, словно вот-вот заплачет. Но тут же собирается с силами и слегка отстраняется от него. — А где твой отец?
Пьер делает шаг к двери. Увидев мертвого деда, он потрясен и пытается оправдать отца:
— Да вот… Китсинакис… должен звонить… Отцу нельзя ехать… И вот мне пришлось… Ты же знаешь, Китсинакис наш самый крупный клиент, и, уж если он сказал, что будет звонить, мы… конечно… не можем себе позволить…
Пьер опускает голову, но мадам Берт уже не слушает его. Она возвращается в спальню, к постели мужа. Пьер спускается вниз.
В прихожей дома Бертини суматоха. Только что приехал другой сын стариков — Гастон с женой Симоной и сыном Шарлем. Они привезли с собой и Роз, старшую дочь Бертини, — она тоже, как и они, живет в Париже и работает модисткой.
Темно, но сквозь открытую дверь видно, как Пьер помогает двоюродному брату вытаскивать чемоданы из роскошного черного «Мерседеса». Оба они одного возраста. Но Шарль, в круглых очках в золотой оправе, придающих ему вид интеллигента, весь какой-то чопорный. Волосы подстрижены щеточкой. На нем элегантный темно-серый костюм.
У подножия лестницы уже нагромождены шикарные чемоданы и дорожные сумки приехавших, а сами они молча целуют и взволнованно сжимают в своих объятиях мадам Берт. Роз плачет.
Мадам Берт, такая маленькая и хрупкая в своем черном платье, молча смотрит на Симону, которая в эту минуту здоровается с входящими Альбером и его женой Викторией. Их младший восьмилетний сын Люсьен в смущении жмется к матери.
Симона (не очень искренне). Милая моя Виктория! (Обнимает ее, а затем склоняется к малышу.) Люсьен! Дай на тебя поглядеть! Как он мил! Гастон!
Подошедший к ним Гастон тоже наклоняется к Люсьену.
Гастон. Ну что? Уже маленький мужчина, верно?
Роз, оторвавшись от мадам Берт, кидается в объятия Альбера и начинает рыдать. Симона и Гастон все еще не отходят от Люсьена.
Симона. Шарль, дай-ка мне мою черную сумку.
Порывшись затянутой в перчатку рукой в сумке, Симона достает игрушечный заводной грузовичок и протягивает Люсьену. Оробев, мальчик не решается его взять. Гастон берет игрушку и вкладывает ее в руку Люсьена.
Гастон. Ну вот! Грузовик! Как у папы и у дяди. Пока игрушечный, а потом будет настоящий.
В этот момент Альбер и Гастон встречаются взглядами. Альбера явно стесняет рыдающая у него на груди Роз. Но она вдруг бросается к малышу, становится на колени, заключает его в свои объятия и, крепко прижимая к груди, плача и рыдая, что-то бормочет. Испуганный Люсьен, измазанный слезами и расплывшейся тушью для ресниц Роз, тщетно пытается от нее отбиться.
Роз (почти на крике). Мальчик мой… бедняжечка мой дорогой!.. Ты же настоящий Бертини! Если бы папочка мог нас увидеть! Бедный мой папочка, если бы ты нас видел сейчас!.. Но он здесь, с нами, — я уверена, что он сейчас с нами!.. И смотрит на нас!.. Бедный мой мальчик, как я несчастна!