– Можете лететь, – сказал сразу после этого офицер пилоту, тот кивнул и задраил люк.
Вертолёт снова набрал обороты, разогнав новую песочную тучу, все отвернулись, чтобы в глаза хотя бы не попало. А когда, наконец, всё стихло, офицер представился, сказав, что его звать Виктор-Сергеичем и он здесь зампотех, ну я в ответ тоже сказал, кто я.
– Надо наверно подождать следующего рейса, – добавил я, – а тогда уже всё барахло вместе взятое перевезти к месту использования.
– Во второй корпус, – уточнил Виктор Сергеич, – только я бы на твоём месте не рассчитывал на скорый второй рейс.
– Почему? – спросил я.
– По собственному опыту знаю, что вертушки к нам прилетают не чаще раза а месяц. Если конечно экстренного повода какого нет – заболел кто-то или наоборот, сильно нахомутал в чём-то.
– То есть мне остальных моих товарищей месяц здесь что ли ждать придётся? – упавшим голосом спросил я.
– Да ты не отчаивайся, доставят их, может даже и побыстрее, но вот насчёт сегодняшнего дня могу поспорить – не прилетит сюда больше никто.
– Ладно, спорить не будем, – согласился я, – я вам и так верю. Надо тогда наверно ехать и разгружаться.
Поехали разгружаться, снесли все ящики в фойе второго научного корпуса за десять минут, потом Виктор Сергеич мне предложил идти оформляться и заселяться в общагу.
– Это вот в этот соседний корпус, первый по номеру. Оформление у интендатов на втором этаже, комната 203, что дальше делать, они расскажут.
Тут невдалеке раздался собачий лай, я прислушался – звуки откуда-то сверху шли.
– Это у вас собаки по деревьям лазят? – спросил я у офицера.
– Не, собак у нас нет, не приживаются почему-то, это ворона лает. Точнее ворон. Научился от Жучки, когда она ещё жива была, вот теперь и разоряется.
Ну делать нечего, взял свой чемодан и отправился к интендантам. На двери комнаты 203 висела табличка следующего содержания:
«К сведению командированных – большая просьба выходить за территорию части только в случае служебной необходимости и группой не менее двух человек. В окружающих лесах водятся медведи, рыси, росомахи и волки».
– У вас что, действительно росомахи тут бегают? – спросил я у потасканного на вид мичмана, зайдя в комнату.
– Здравствуйте во-первых, – строго ответил тот (я тоже поздоровался), – во-вторых предъявите свои документы, а в-третьих – да, всё тут бегает, включая росомах.
Я вытащил из сумки паспорт с командировкой, он углубился в изучение этого, а я тем временем продолжил свои расспросы.
– И какие они на вид, росомахи эти?
– Обычные, – рассеянно ответил мичман, – чуть побольше кошки, килограмм на 15 в среднем, шерсть коричневая, с пятнами… нехороший зверь, злобный, на человека нападает только так. Значит до сентября у тебя командировка выписана? – быстро перешёл он на ты.
– Так точно, тащ мичман, – бодро ответил я, – но надеюсь, что мы быстрее тут свои дела сделаем.
– Надежда это хорошо, – отвечал он, чиркая что-то в толстой книге, что лежала перед ним на столе, – а любовь лучше, на котловое довольствие зачисляем или может сам собираешься еду себе готовить?
– А что, можно и самому? У вас тут и плиты есть?
– А то как же, в общежитии, куда ты сейчас заселишься, есть кухня, а на ней газовая плита, питается от баллона – вари и жарь, если будет такое желание.
Я пораскинул мозгами и отказался от такой туманной перспективы:
– Пишите, что на котловое.
– Пишу, – отвечал мичман, – меня кстати Семёном зовут, можно просто Сёма.
– А я Антон, можно Антошка или Тошка…
– Как там у вас дела в этом… в Приволжске? – поинтересовался он между прочим.
– Да так же, как и во всей стране, сплошные демократия и гласность.
– Ну ладно, я тебя оформил, вот эту бумагу в столовке покажешь, есть будешь в офицерском зале. Пока народу никого нет, а как подъедут, посмотрим, может к матросам переедешь. А сейчас идём в общагу.
Идти было недалеко, спуститься со второго этажа да завернуть за угол.
– Общага у нас совсем пустая, ты первый постоялец будешь, он же и последний на текущий момент, – сказал мичман, открывая покосившуюся крашеную дверь в торце здания. – Заходи, выбирай любую комнату, всё свободно. Здесь кухня, – он открыл первую дверь направо, – в конце коридора душ и сортир.
Я посмотрел налево-направо и выбрал самую дальнюю от входа комнату, в ней было четыре секции по две койки, сваренные в вертикальные блоки, как в СИЗО, подумал ещё я, только что решёток на окнах не хватает. В углу тут ещё имелись стол и две табуретки. Кинул свой чемодан на нижнюю койку возле окна.
– А вода у вас прямо из крана течёт? – справился я у мичмана.
– Конечно, – гордо ответил он, – причём горячая тоже есть, но по часам, утром с 7 до 9 и вечером с 18 до 20.
– А откуда ж оно всё берётся, у вас свой водоканал что ли есть?
– У нас своя насосная станция, вода из Ольхового ручья, очень чистая, можно из крана пить. А горячую электрический бройлер подогревает.
– А электричество у вас откуда, если не секрет?
– Ты когда от посадочной площадки ехал, видел по дороге сарай такой жестяной?
– Да, было что-то такое, – с трудом припомнил я.
– Там дизель-генератор стоит, а соляру нам раз в полгода танкер подвозит.
– Здорово, – искренне восхитился я, – мне всё нравится. Однако ж надо бы следующий вертолёт встретить, пойду схожу к ручью.
– Ну сходи-сходи, – ухмыльнулся мичман, – ноги разомнёшь заодно. Да, уходить когда будешь из этой общаги, дверь на ключ запирай, на вот этот, – и он сунул мне большой и ржавый ключ. – У нас хотя и нет преступности, но бережёного бог бережёт.
И на этом он повернулся идти в свою родную 203 комнату, а я потопал к аэробудке с сачком, трепыхающимся от свежего ветра.
День рожденья
Как вы наверно все уже догадались, следующий вертолёт не прилетел к нам не только в этот вот день, но и всю следующую неделю тоже. Связаться с Питером или Приморском отсюда никак нельзя было – связь, как строго сказал мне зампотех, у нас только в экстренных случаях предоставляется, а в этом твоём случае я никакой экстренности не усматриваю, когда технику им выделят, тогда они и приедут, не страшно. Так что всю неделю я тупо бил баклуши, ну зашёл пару раз в научный корпус, ну показали мне там будущее место работы, но даже распаковывать ящики я не стал, потому что там, как оказалось, не было стойки с центральным процессором, а без него, как нетрудно догадаться, ни один компьютер не заведётся.
Ходил кругами и осматривал базу и её окрестности – чтобы базу осмотреть, мне и полдня хватило, всё было ровно так, как описал Лёлик перед отлётом. А народу здесь обитало тридцать три души, если не считать меня и говорящего ворона, почти как в сказке Пушкина – три офицера, кроме уже упомянутого помпотеха это были командир, кавторанг Антипов, высокий и неразговорчивый мужчина средних лет, и замполит Петюнин, рыжий и с намечающимся брюхом, он мне сразу не понравился тем, что с полуслова начал выуживать у меня спирт для поправки здоровья. Отлил ему поллитра и на этом сказал, что всё, остальное у тех ребят в Халактырке осталось. А он, по всей видимости, затаил на меня из-за этого недоброе. Ещё здесь имелись два мичмана, кроме интендантского был ещё один, Толик, очень весёлый, а также 26 матросиков. Плюс жёны командира и помпотеха, проживавшие в офицерском корпусе, но их я даже ни раз не видел, не выходили они на улицу почему-то.
Ходил я и за пределы расположения части, невзирая на строгое предупреждение – ведь если сиднем сидеть круглые сутки в расположении без определённых занятий, это ж свихнуться можно. Не встретил, кстати, я во время своих хождений ни медведей, ни рысей, ни страшных росомах, но медвежий (кажется) помёт пару раз видел. Значит, что тут было вдоль да по берегу океана, перечисляю слева направо… сразу за вертолётной площадкой тек ручей, одноимённый с бухтой, мелкий, вброд перейти можно в любом месте, но быстрый и с рыбой, длинными и шустрыми такими гольцами, как мне сообщили старожилы. Их тут никто не ловил, хватало и того, что в море есть. За ручьём подъём вверх на невысокую сопку, а если через перевал перевалить, там была безымянная бухта, совсем малоинтересная… ну это, если не считать зарослей ежевики и россыпей земляники.
Вверх по ручью я поднялся разок, ничего интересного там не обнаружил, и подъём был непростой, постоянно с камня на камень прыгать приходилось, а вот если пойти направо, там интересного встретилось хоть отбавляй.
Прямо за научным корпусом начиналась проторенная БМП-шками дорога… ну как проторенная, видно было, что тут они в принципе ездят, но не очень часто, колеи заросли травой. Дорога уходила в лесок из каменных берёз и ещё какой-то растительности, а если пройти чуть далее, на высоком скалистом берегу океана справа имел место дот. Ну да, долговременная огневая точка. Без оружия конечно, всё давно сняли, вход закрыт не был, пожалуйста всем желающим – заходи и наслаждайся атмосферой (лично я представил себе японского самурая, прикованного к пулемёту). В доте были две амбразуры, одна открывала живописный вид на собственно Ольховую бухту, в том числе видны были и все три нынешних корпуса базы, а в другую амбразуру можно было обозреть соседнюю бухточку ноунейм.
Я потом поинтересовался у мичмана Сёмы, когда мы совместно принимали пищу в столовке, что это за хрень такая, а он ответил:
– Ну это когда к войне с япошками готовились, в 45-м вроде, решили укрепить южные подходы к Питеру. Вот и построили.
Бред, на мой непросвещённый взгляд, сивой кобылы это был – ну какому японцу понадобилось бы штурмовать богом забытые скалы в 150 километрах от камчатской столицы… но спорить я, конечно, не стал, постройка-то налицо. А вот если пройти мимо этого сооружения и спуститься вниз по крутому откосу (я с трудом представил себе, как здесь БМП поднимается, уклон же почти 45 градусов… но наверно как-то поднимался, колея-то вот она, имеется), то там начиналась уже эта самая упомянутая бухта ноунейм. Втрое больше Ольховой, с широкой береговой зоной. Я спросил всё того же мичмана, почему базу здесь построили, а не вот там, правее, на что получил ответ – «Ты дурак что ли? Там ничего нельзя строить». Дальнейшие расспросы, глядя в ясные мичманские очи, я решил отставить, потом как-нибудь прояснится этот вопрос.