А если прогуляться вдоль береговой линии, по дороге осматривая дары, выброшенные океаном на берег, то в самом конце, через километр с лишним, скалы опять подходили вплотную к воде… не, в отлив (это вторая половина дня, а ночью соответственно прилив, когда луна на небе светит) там по камешкам можно было пропрыгать и дальше, что я один раз сделал, но ничего интересного там не обнаружил. А что там океан выбрасывал на берег, спросите вы, и я вам отвечу, что в абсолютном большинстве это были водоросли-ламинарии, остро пахнущие йодом, и деревяшки (ветки-доски-брёвна), отполированные водой до белоснежного состояния. Но встречались и весьма неожиданные вещи.
И ещё перед тем, как спуститься вниз, бмп-шная колея раздваивалась, одна из них вела поверху – прошёлся и там, опасаясь медведей с росомахами, но прошёлся. Там были какие-то развалины, судя по кирпичу, дореволюционные. И про это тоже спрашивал у мичмана, но тот был не в курсах, это что-то, сказал, ещё до нас построили. А потом развалили.
И где-то в середине этой недели у меня случился день рожденья… я ещё подумал, что в таком оригинальном виде я его никогда не встречал, да и не встречу вплоть до 2017 года, в компании медведей, росомах, хитрых мичманов и склонных к алкоголизму замполитов. Плюнул и не стал никому говорить, а вместо этого забрался в самую отдалённую точку, куда можно было допрыгать по побережью, и там просидел у костра полдня, поджаривая кусочки горбуши на прутиках.
Да вот ещё что не сказал, про рыбу. Вся жизнь этой Ольховой базы в летний период крутилась вокруг лосося, ну сами посудите, быть у воды, да не напиться. В конце июля, начале августа, красная рыба начинала активно идти на нерест, в те реки, где они вылупились, генетическая память у них так заложена. Реки на Камчатке не особенно широкие и полноводные, за исключением может быть одноимённой реки и Пенжины, шириной в устье от пары до десятка метров, и вот в это узкое горлышка в июле месяце начинают набиваться тучи горбуш, кижучей, чавыч и нерок. Их можно просто сачком черпать из реки, на местном жаргоне этот период называется «горбыль попёр». Медведям и росомахам это нерестовый ход тоже очень нравится, они частенько, говорят, сидят на берегу и запасаются провизией на месяц вперед. Инстинкт толкает рыбу, причём и мужского, и женского пола, вверх по течению, и достигнув отмеченного в их памяти месте, если уцелели конечно, она мечет икру с молоками, после чего умирает тут же рядом…
Так вот, к сожалению наш Ольховый ручей к нерестовым не относился, слишком мал он и маловоден, так что горбыль сюда не пёр. Ловили рыбу сетями в заливе… не, конечно и на удочку можно было попробовать с камней по бокам бухты, но клевало так себе, я по крайней мере вытащил только одного морского окуня, плюнул на него и назад выбросил. Сейчас на календаре было начало июля, для нереста рановато, поэтому сети с резиновых лодок ставил один жадный замполит, попадались ему какие-то крохи, но угостить свежевыловленным он меня один раз угостил, в благодарность за спирт.
Ещё у местных товарищей была такая забава, как ловля крабов. Все, наверно, слышали про знаменитых камчатских крабов, консервы из них называются даже «Chatka», сокращение от названия полуострова. Они, сука, огромные, эти крабы, чуть ли не до метра доходят, если от клешней до хвоста мерить. И страшные, как атомная война. Клешнями они, кстати, могут запросто перекусить не очень толстую проволоку, так что надо беречься при ловле. Как их ловят? Да так же, как и раков – берут такую сеточку, в быту называемую краболовкой, кидают туда разные отходы с кухни, лучше, если они полежали и провоняли, и забрасывают утречком ранним сеточку с камней подальше. Вечером вынимают, обычно две-три штуки туда набивается.
Ну вот каким-то образом я и протянул эту неделю до прибытия своих (и не только своих) товарищей… да, в клубе кино один раз демонстрировали, здесь ведь и клуб свой был, всё, как полагается. Я тоже сходил, но выкатили там унылое «Покаяние», кое я и в свой первый срок на этой земле одолеть не смог, как уж там… «зачем нужна дорога, которая не ведёт к храму?». Блин, для сотни других нужд она понадобиться может – чтобы харч подвезти например, или ребёнка в школу отправить, или врачу на скорой помощи подъехать, или на работу/учёбу наконец уехать. Но ничего этого Тенгизу Абуладзе и его подельникам в голову почему-то не пришло. Плюнул и сбежал я из клуба после начальных титров, короче говоря.
А ровно через неделю, в четверг, значит, ко мне в общагу с утра раннего заявился пузатый замполит и сообщил, что судно с остальными участниками экспедиции вышло из Питера, точнее из Приморска, и ожидается прибытием в бухту Ольховую во второй половине дня. Как погода будет – может и заночуют по дороге, добавил зачем-то он перед тем, как скрыться с глаз долой.
Десантирование
Сказать, что я был рад, это значит не сказать ничего. Сами посудите, граждане – ждать и догонять, как гласит известная русская поговорка, хуже не бывает. Умылся, позавтракал, привёл в порядок свою комнату в общаге, вышел на берег… если точнее, то на берег я раз двадцать выходил, всматриваясь в синий горизонт и пытаясь определить, что за погода там ожидается и как это растянет сроки прибытия. Ничего не определил, а когда я в очередной раз туда собрался, на бережок, ко мне подошёл уже мичман Сёма и сказал:
– Чего ты тут прохлаждаешься, прибыли уже твои подельники.
– Как прибыли? – удивился я, – вот же наша бухта, пустая совсем.
– Тебе никто не сказал что ли? Большие суда не сюда причаливают, а по соседству, – и он махнул рукой по направлению к бухте ноунейм, которая рядом с дотом и куда ведёт трасса, проложенная БТР-ми.
Я удивился конечно, но отвечать ничего не стал, а просто направился в означенном направлении быстрым шагом. С обрыва мне открылась живописная картина – где-то в середине береговой полосы здесь имел место десантный корабль с надписью на борту «СДК-48». Стоял он прямо у берега, а створки его переднего люка были уже приветливо распахнуты. Подошёл поближе, помахал рукой собравшимся на носу товарищам, там, насколько я успел заметить, были все наши ребята, неудачно не улетевшие из Халактырки, плюс АКИН-овцы Лёлик с Максом, плюс киевляне, плюс ещё какие-то незнакомые парни, а между них и три женщины, включая Оксану, такой вот сюрпризец.
На берег тем временем через откинутую аппарель выбрался наш командир Петрович и тепло поздоровался со мной.
– Ну ты как тут, не одичал совсем?
– Близко к тому, – отвечал я, – вот если бы вы ещё на недельку задержались, тогда наверно да, с концами бы оскотинился тут…
– Однако нам сейчас надо вытащить все грузы из трюма, – сказал Петрович.
К нам тем временем присоединились Серёжа, Андрей, Мыльников и ещё двое ребят из нашего института, прилетевших в Питер видимо позднее.
– О, как раз семеро, все влезут в мою комнату в общаге, – заметил я, после приветствий. – А как мы будем ящики вытаскивать, прямо через прибой?
Аппарель десантника не доходила до берега примерно на метр-полтора, а там хоть и мелко было, но водичка тут такая же холодная, как и на всей Камчатке, четыре-пять градусов.
– Да, – присоединился к нашей беседе кавторанг, он тоже только что вылез из трюма, – будете таскать через этот прибой, ничего страшного.
А тут и БРТ от научного корпуса подъехал, там сидел за рулём матросик, а рядом с ним замполит – смотреть, как он спускался по крутому склону, было страшновато.
– Значит так, – распорядился кавторанг, – быстро освобождаем трюм, всё остальное потом. Нам еще в Рыбачий до темноты вернуться надо.
Делать нечего, начали выполнять приказание старшего по званию – к нам присоединились ребята из Киева и неопознанные мною поначалу парни. Это оказались питерцы, из того, настоящего Питера, не из камчатского. Ну наши, допустим, ящики, были умеренно тяжёлыми, вчетвером их запросто можно было тягать, а вот другие экспедиции не знаю, чего туда наложили, там и шестеро с трудом, бывало, их передвигали. Венчал всё это безобразие огроменный ящик с кондиционером, под 300 кило, как гордо сообщили ленинградцы. Но освободили мы трюм примерно за час, мокрые, сука, по пояс, но никто почему-то даже простуду не схватил.
Оксана приветлив поздоровалась со мной, но не более этого. А ещё две девочки могли называться так весьма условно, им было достаточно крепко так за сороковник, но на лицо и на фигуру они были ещё очень и очень ничего так.
Кавторанг с десантника убедился, что ничего мы не оставили в трюме, отдал честь замполиту базы, и корабль сначала захлопнул створки, а потом медленно, но уверенно снялся с мели, развернулся и отчалил от нашего берега. Помахали ему вслед.
– А теперь всю эту хрень надо как-то перевезти к месту использования, – сказал Петрович.
– Так вот же средств передвижения стоит, – отвечал ему замполит, – грузите, но не больше полтонны за раз.
Начали грузить, но в этот момент ещё одно происшествие случилось.
– Эй, смотри-смотри, чего летит! – крикнул один из киевлян, указывая на небо.
Все посмотрели туда и увидели огненный шар, постепенно увеличивающийся в размерах.
– Метеорит что ли? – спросил я, не ожидая никакого ответа.
– Не, это не метеорит, это боеголовка ракета, – ответил замполит, вглядываясь в небо.
– Ккакая боеголовка? – спросил, запинаясь, я.
– Обычная… мегатонны на две, – ответил замполит, а потом добавил, – шутка, у нас тут полигон ракетный недалеко, раз в месяц что-то да падает.
Метеорит тем временем достиг земли где-то за сопками, раздался звук удара и всё вокруг, включая БТР и замполита, подпрыгнуло вверх.
– А если промажут? – продолжил свои расспросы я.
– До сих пор не мазали, – ответил тот, – ну чего встали, БТР работает, соляра сгорает – быстро грузите своё барахло в кузов.
Глава 5
– Весело тут у вас, – сказал мне между делом Петрович.
– У нас, Евгений Петрович, у нас – мы теперь все в одной лодке, и называется она «Бухта Ольховая».