– Расскажешь нам, что тут и как, ты же теперь тутошний старожил.
– Без проблем, – ответил я, оттащив в кузов БТРа очередной свёрток, – ничего не утаю.
Все дела с погрузкой-выгрузкой мы закончили уже ближе к вечеру, небо интенсивно синеть уже начало. Мичман Сёма сказал, что оформлять уже завтра всех будет, а сегодня можете просто так в столовку пройти и закусить, чем бог послал. Девочек, включая Оксану, он забрал с собой и отвёл их в офицерский корпус – дескать, общага только для мужского пола, а женщины здесь отдельно должны проживать, такие правила. Вечером, естественно, устроили небольшую пьянку в нашей комнате в общаге, много народу туда не влезло, позвали только АКИНовцев, включая Оксану. Я в качестве старожила и аксакала был в центре всеобщего внимания, чего не очень люблю, но приходилось терпеть.
– И чего, правда здесь росомахи водятся? – задал волнующий всех вопрос Мыльников, бумажку с предупреждением многие видели.
– Говорят, что да, – скупо отвечал я, а далее кратко пересказал объяснения мичмана-интенданта, дополнив её собственными отрывочными сведениями из Википедии (когда-то давно интересовался российской фауной, что-то в памяти осталось).
– Прямо страшнее медведя? – продолжил расспросы народ.
– Сам не видел и не контактировал, так что врать не буду – может вот местные товарищи чего-нибудь добавят, – ответил я, показав на АКИНовцев.
Отвечать взялся Лёлик, как самый разговорчивый.
– Я тоже как-то с ними не встречался, но знакомые погранцы как-то пару баек про неё рассказали…
– Ну давай, не тяни, – подбодрил я его, – всем же интересно.
– Во-первых, она по деревьям лазит очень запросто, вес небольшой, когти сильные, и на этих вот деревьях она засады устраивает.
– На кого?
– На того, кто мимо пробежит, в том числе и на людей, если попадутся.
– Иди ты?
– За что купил – кидаются с дерева и перегрызают горло. Так погранцы говорили.
– Ну ладно, а вторая какая байка?
– А вторая в том, что они собак боятся. Это же кошачьи, значит страх перед собаками у них на генетическом уровне – когда видит, то сразу на дерево забирается.
– Даааа, – ответил я, – жалко, что тут ни одной собаки не осталось. А говорящий ворон за собаку вряд ли проканает.
Пришлось объяснять про ворона, я его между делом окрестил Кешей, как попугая – сейчас темно, он поди спит уже, а вот завтра, сказал, познакомлю вас с Кешей, он отзывчивый. Отдельно людей заинтересовал сегодняшний метеор, вопросы опять ко мне были.
– Да чего я-то? – отбивался, как мог, – я его первый раз вместе с вами видел. Полигон ракетный вообще-то, насколько я знаю, должен быть гораздо севернее, но может и ещё один они тут обустроили. Надеюсь, что во время нашего пребывания больше никаких боеголовок не прилетит.
Тут неожиданно к нашей компании подтянулся замполит, подвинулись, он уселся с краю и немедленно налил себе полный стакан разведённого спирта.
– Давайте, чтоб не последний был, – сказал он сам себе, опрокинув стакан в рот.
– Во даёт, – отчётливо сказала Оксана, а замполит тем временем передвинулся поближе к ней и, не заморачиваясь условностями, начал подбивать к ней клинья, что мне не очень понравилось.
Поговорили и про работу конечно… три бригада, присланные сюда, как сообщил нам Петрович, это, так сказать, в порядке конкуренции – и мы, и киевляне, и питерцы будем заниматься одним и тем же, дешифрацией и фильтрацией одного и того же сигнала с гидрофона. У кого алгоритм распознавания окажется успешнее, тот и получит выгодный контракт с Минобороны, такие дела.
– А что у нас за цели будут? – спросил я, – ну с которых мы сигнал снимать будем.
– В начале августа нам целую подлодку на целый световой день выделят, с Рыбачьего возьмут самую бесшумную. Вот её и будем ловить. А в текущем режиме – всё, что мимо плавает, может и американцы с японцами попадутся.
– За это дело надо выпить, – сказал молчавший до сих пор Сергей.
Налили и выпили – уровень жидкости в трёхлитровой банке тем временем снизился почти до нуля. Я тем временем описал базу, её обитателей и окрестности. Дот вызвал живой интерес, даже прямо сейчас хотел кое-кто сходить посмотреть, но я отговорил их, испугав страшными росомахами.
Пари
На следующий день с утра началась и собственно наша работа, до которой мы добирались почти что целый месяц с пересадкой в Питере, залезанием на вулканы и купанием в горячих источниках. Распаковали все ящики, вытащили оборудование, к очень немалому моему удивлению всё оказалось целым и здоровым и после скручивания гаек и установки разъёмов ЭВМ типа СМ-4 завелась с полпинка и бодро выплюнула на зелёный экран Видеотона приглашение операционной системы типа РАФОС. Моя зона ответственности на этом собственно и закончилась, пригласил к монитору геноссе Мыльникова, он, да ещё вновь прибывший Олежек у нас за программную часть отвечали. Мыльников поставил свой диск в накопитель (жуткая вещь был этот ИЗОТ-1370, диски диаметром полметра имели ёмкость 2,5 мега (не гига, упаси боже) байта, и ломалось это всё с пугающей регулярностью… особенно памятны моменты, когда плавающие магнитные головки вдруг переставали плавать и диким скрежетом садились на магнитное покрытие – и то, и это после этих случаев приходилось выкидывать, а новые головки потом долго и утомительно юстировать.
Итак, геноссе занялся правкой и доводкой своих программных продуктов, кои должны были по идее фильтровать входящий от гидрофонов сигнал от шумов и преобразовывать его в понятный вид, а я, чтобы совсем уж не бить баклуши, присоединился к железячной части нашей команды, к Андрею и ещё одному новенькому, Витьку. Которые налаживали преобразователи аналоговых входящих сигналов в понятную компьютерам цифру. Ну и вывод итоговых результатов на телевизор системы Шилялис тоже их темой был. Та еще задачка-то была с этими АЦП – я сильно в эти проблемы не влезал, делал в основном, что скажут.
Да, а собрана вся эта периферийная часть оборудования была в так называемой системе КАМАК, если в транслитерации, в оригинале же оно называлось CAMAC (Computer Automated Measurement and Control) и разработано было в Европейском центре ядерных исследований специально для научных исследований в области ядерной физики. У нас хоть и не ядерная физика тут исследовалась, а напротив гидро-, КАМАК и тут прекрасно прокатывал. В народе его называли Петей. Почему? Да потому что была у нас одна популярная книжка с описанием этого стандарта, где черным по белому было сказано «Что такое КАМАК? Это простое имя, такое же, как Петя». И ещё у нас даже была в ходу самодельная эмблема нашего института, на которой был изображён КАМАК в лучах восходящего солнца (злые языки добавляли, что солнце-то тут заходящее, а не восходящее, но кто же их будет слушать, эти языки).
Сижу, значит, допаиваю разъемы к камаковскому модулю графического вывода на телевизор – там в выходном каскаде тупо разрезались дорожки на базы четырёх выходных каскадов, три соответственно по числу цветов RGB и одна на синхронизацию, и это дело заводилось в модуль ЦДР на крейте, а уж модулем ЦДР управляла моя СМ-4, а если совсем точно, то программа, разработанная Мыльниковым. Чтобы телевизор не простаивал в то время, когда вывод графики не нужен, мы специальную заглушку придумали на корпусе, коя замыкала разорванные дорожки и позволяла спокойно просматривать телепередачи. Сейчас как раз эта заглушка там и торчала в боку Шилялиса, а на экране через помехи и полосы можно было разглядеть ведущего передачи «Прожектор перестройки».
– Итить-колотить, – сказал со своего места Петрович, уныло оптимизирующий в который раз алгоритм фильтрации, – опять ты свою шарманку завёл. Была бы хоть ритмическая гимнастика…
– Всё понял, – ответил я и переключил ящик на второй канал, их всего-то в те времена два было, в столицах правда три.
Но там было нисколько не лучше, что-то о тружениках полей и уборочной страде. Я выключил телевизор.
– Надо было видак с собой брать, – осторожно заметил Андрей, – хотя бы записи какие-то посмотрели.
Да, был в нашем отделе и видеомагнитофон, представьте себе, катушечный причём, венгерского производства – бобины были толстые и в диаметре больше обычных магнитофонных раза в два.
– Ну ты сам знаешь, какой он капризный, – отвечал Петрович, – задолбались бы ремонтировать. К тому же он в сейфе у начальника отдела лежит и выдаётся только под расписку в особо важных случаях, а наш случай вряд ли можно считать важным.
И тут в комнату зашла Оксана, без стука и с довольно взволнованным лицом. У неё и остальных местных акиновцев своя зона ответственности была и отдельная комнатушка на втором этаже, что они там делали, не знаю, доступ туда был строго ограничен.
– Антон, можно тебя на минутку? – спросила она.
– Конечно можно, – ответил я, – вот если Петрович только разрешит…
– Разрешаю, – быстро ответил тот, – только недолго, тут ещё работы много.
Вышли на природу, она отошла в сторонку к чахлой рощице из каменных берёз и там уже сказала мне:
– Мне замполит проходу не даёт, ты не можешь с этим что-то сделать? Тогда в Паратуньке у тебя это хорошо получилось.
– Ну ё-моё, Оксаночка, – ответил я, – что я, пожарная команда, чтобы твои косяки разруливать? Сама не можешь ему сказать всё, что о нём думаешь?
– Так я ему по-всякому уже говорила и не один раз – он не понимает. Тупой наверно очень.
– А если я начну говорить, он сразу поумнеет? – задал я риторический вопрос и тут же продолжил, – хорошо, договорились. Только и ты для меня могла бы что-нибудь сделать, дорогуша, а то у нас улица с односторонним движением получается.
– А что тебе надо, Антоша?
– Догадайся с двух раз… ладно, отложим этот вопрос на потом. Если у тебя ко мне всё, я пошёл паять свои модули.
У неё ко мне было всё, поэтому мы на этом и разошлись. В обед я решил побазарить с замполитом, а до этого вспомнить, всё, что он нём слышал и что знаю – надо ж подготовиться к теме, верно? Итак, замполит Петюнин Илья Варламыч, капитан третьего ранга, тридцать лет примерно, работает в Ореховой бухте второй год, неженатый, точнее не совсем, был женат, разведён, детей нет. Ещё что… высокий, рыжий, бородатый, с лишним весом, но тем не менее нравится женщинам (те две сорокалетние подруги, прибывшие с ленинградцами, обе явно к нему неравнодушны). Не алкаш, но выпить любит… на этом что ли сыграть? Частенько играет в преферанс, в шахматишки тоже перебрасывается – и это можно использовать. Ладно, ввяжемся в бой, как Наполеон завещал, а там уж как фишка ляжет.