— Да на вас как на луковице! — на нервах отвечаю я, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
— Да уж не то, что на вас… — оглядывает меня Михаил, и по мере осмотра голос его затихает.
Окончательно он замолкает, когда взгляд останавливается на сосках, просвечивающих сквозь ткань тоненького топа. Горячие ладони на моих плечах сжимаются крепче.
— Михаил…
Юдин поднимает на меня глаза, и я тону в этом омуте.
Глава 19
Он будто меня не слышит.
Его взгляд замирает на моих губах, которые мгновенно пересыхают. Нервно облизываю их, мысленно ища аргументы почему Юдину не стоит на меня так смотреть.
Так жарко.
Так тягуче.
Так многообещающе.
Подбираю слова и не нахожу их.
Пальцы на моих плечах, приходят в движение. Поглаживают влажную от испарины кожу, забираются под бретели топа.
— Что вы делаете? — севшим голосом бормочу я, и это меньше всего напоминает вопрос, потому что сейчас я — кролик перед удавом. Голодным удавом. Этот голод в его глазах гипнотизирует меня, лишает воли.
— А на что это похоже? — спрашивает Юдин, одной рукой отбирая у меня капающую кисточку и бросая ее в банку с краской.
— Это похоже на домогательства, — уже шепчу я, когда рука возвращается ко мне, но ложится не на плечо, а нагло забирается под топ и накрывает грудь.
— Пять баллов, — хрипло раздает оценки Михаил. — Угадали, госпожа дизайнер.
Пользуясь тем, что со стремянки мне некуда деться, он продолжает исследовать доступное его рукам тело, сминая и тут же поглаживая.
И мне, черт побери, приятно. Внизу живота тяжелеет, дыхание становится глубоким, температура тела растет. Я по-прежнему не могу отвести взгляд, попавший в плен глаз Юдина.
— Это нужно прекратить, — но я и сама себе не верю.
— Нет. Даже и не подумаю, — одна бретелька покидает плечо. — Я почти каждую ночь представляю, как я тебя беру, госпожа дизайнер. Как я имею то, что видел и трогал. В каких позах и сколько раз за ночь. Мне надоело ворочаться в постели со стояком, пока ты шастаешь с какими-то недоумками. Я хочу услышать, как ты стонешь подо мной.
Он говорит это спокойно, медленно, как будто имеет право на такие заявления.
Нормальная женщина бы возмутилась, но я, похоже, ненормальная.
То есть я возмущаюсь, но не тому, чему надо.
— А если мне не захочется стонать? — спрашиваю я.
И ведь знаю, что этот вопрос все осложнит, и все равно задаю его.
— Все-таки вызов? — поднимает бровь Михаил. — Сейчас узнаем.
Что? Сейчас?
Юдин стаскивает рубашку и бросает ее куда-то, боюсь, туда же, куда и кисточку. Вру. Не боюсь. Мне плевать, что там происходит с его рубашкой, потому что самое интересно происходит с джинсами. Их расстегивают. Мой взгляд приковывается к солидному бугру, обтянутому белым бельем, в районе ширинки.
Моя своевольная задница ноет, что все интересное происходит без нее.
Но не долго.
Одним движением Михаил снимает меня со стремянки и забрасывает себе на плечо. Плотоядно поглаживая мою пятую точку, он несет меня на второй этаж. Нет, я так легко не сдамся! Мне в голову приходит побрыкаться, и получаю увесистый шлепок по попе.
— Госпожа дизайнер, не стоит усугублять. Я и так еле сдерживаюсь, — рыкает на меня Юдин, но в его голосе только предвкушение. Создается впечатления, что накажут меня в любом случае, даже если я буду само послушной девочкой на земле. И от этого внутри что-то сладко вздрагивает.
В воображении проскальзывает картинка, как бы это могло быть, накажи меня Михаил. По-взрослому, без сантиментов.
Не удивительно, что меня предупреждения Юдина не останавливают, и я действительно нарываюсь.
Обзор перед глазами смазывается на секунуду, и вот меня уже усаживают на пояс и прижимают спиной к стене.
— Я не…
Рот мне закрывают поцелуем, и на какое-то мгновение я теряю связь с внешним миром. Карающий, яростный, подчиняющий, такой же не нежный, как и тогда в лифте, этот поцелуй срывает мне башню.
— Маринка, если ты не остановишься, — выдыхает Михаил мне в губы, — я трахну тебя прямо тут.
Я должна остановиться? Это все он затеял! Я кусаю его за губу.
— Не дойдем, — шипит Юдин. — Сама напросилась.
А дальше начинается кино для взрослых.
Опьяненная страстными поцелуями, я не сразу ощущаю, что боковая молния комбинезона расстегнута, и в нее проскальзывает Юдинская рука, хозяйским жестом сжимающая мою задницу. Зато, когда пальцы добираются до влажных трусиков, я чувствую мгновенно, потому что Михаил не медлит.
И секунду спустя во мне оказываются указательный, а затем и средний, большой ложится на клитор.
Словно острый разряд пронзает меня, стоит Юдину начать двигать рукой. Я постыдно теку и кусаю губы.
— Давай, Марин, не молчи, — горячий шепот опаляет мое ухо. — Ты мокрая для меня. Ты меня хочешь. Пока не попросишь, я не дам тебе десерт.
Черт, да! И вот так, и еще раз! Глубже!
Мы прижимаемся друг другу кожа к коже, его рука готовит меня, чтобы я могла принять в себя его член, а места ему нужно много, мне в бедро упирается нехилый такой стояк, который вызывает у меня трепет.
— Какая же ты тесная и нежная, как я и мечтал, — бормочет он почти несвязно и усиливает напор на бедную киску, утопающую в смазке. — Ну же, госпожа дизайнер, сдавайся. Я хочу тебя сзади.
Я тоже хочу меня сзади, но сдаваться не в моих правилах.
Кончаю я, вцепившись зубами в плечо Михаила, но не проронив ни звука, если не считать судорожных вздохов и прерывистого дыхания. Под закрытыми веками стреляют фейерверки, на секунду меня словно оглушает. Моя дырочка пульсирует и сжимается вокруг его пальцев.
Черт! Черт! Черт! Я кончила от его руки!
— Ладно, я не гордый. Мы еще раз повторим. А сейчас…
— Ау! — гулким эхом разносится голос от входа по первому этажу. — Мих, ты где?
Глава 20
Выражение лица Юдина непередаваемо.
Меня начинает разбирать смех.
— Смешно тебе? — шипит шепотом Михаил.
Давясь смехом, я киваю. Юдин в отместку оживляет пальцы внутри меня, вырывая у меня стон. Мне становится несмешно.
— Миха? — снова доносится до нас.
— Убью идиота! — цедит Михаил, а я опять начинаю всхлипывать от едва сдерживаемого смеха.
— Ну иди, убивай, — хихикаю я.
— Думаешь, мы закончили? — хмуро шепчет Юдин, красноречиво прижимаясь ко мне внушительной выпуклостью.
Я вместо того, чтобы проникнуться, роняю голову ему на плечо, чтобы заглушить ржач. Просто представила, как Михаил пойдет к своему гостю с «оружием наперевес».
— Стерва, — кусает меня за мочку уха Юдин.
Голос его звучит поощрительно, а у меня возобновляют свой бег только успокоившиеся мурашки.
Шаги мужчины становятся слышны отчетливее, и я начинаю ерзать, давай понять Михаилу, что меня пора отпустить.
Тихо матерясь он вынужден мне уступить. Я стараюсь не думать о сильных длинных пальцах, покидающих влажную не совсем сытую киску. Напоследок этот засранец поглаживает мне клитор, заставляя меня задрожать.
Мне даже в голову приходит шальная фантазия о сексе с риском быть застуканными, но я отгоняю ее, как невыполнимую. Риска никакого нет, нас сто пудов обнаружат в самый неподходящий момент.
Останавливает пытку пальцами раздавшийся рингтон мобильника Юдина. Видимо, приятель устает шарахаться по первому этажу среди стройматериалов и решает найти Михаила простым способом.
Юдину таки приходится выпустить меня из хватки. Пока он выуживает телефон из заднего кармана, я съезжаю по его телу вниз и пытаюсь утвердиться на ногах, чему не способствуют подгибающиеся колени.
— Ты сказал будешь на Солнечной, тачка твоя стоит. А ты где? — слышу я голос из динамиков еще до того, как Михаил успевает ответить.
— Сейчас подойду, — рявкает Юдин в трубку.
Не без удовольствия замечаю, что голос у него севший. Из хулиганства провожу рукой по бугру ширинки и получаю злобный взгляд.
— Марат уйдет, а ты останешься, — многозначительно говорит Михаил, убирая телефон в карман и поправляя член в джинсах. От того, как он смотрит на меня, у меня мгновенно тяжелеет внизу живота и пересыхает во рту.
— Посмотрим, — облизываю я губы.
— Черт, — психанув, Юдин разворачивается и сердито топает вниз, оставляя меня на недостроенной лестнице. Без опоры я благополучно сползаю на ступеньку.
С ума сойти! Что это было? Где была моя голова?
Я практически позволила себя поиметь, и когда мне об этом сказали прямо, я только жалобно пискнула, пока меня закидывали на плечо! Даже мое сопротивление по пути наверх можно считать заигрыванием!
Да я уже готовенькая была, когда он пальцы в дело пустил!
Все, на что меня хватило, это не стонать, чтобы не потешить его самомнение!
Но стонать-то хотелось!
Пиздец котенку!
Я скашиваю глаза вниз, где из-под задранного топа торчат все еще напряженные соски. Вот уж воистину повелитель мурашек!
На секунду позволяю себе представить себя на лопатках с раздвинутыми ногами, между которых ритмично вколачивается Юдин, и его руки с напряженными мускулами и вздувшимися венами, удерживающими вес тела.
Позволяю и тут же понимаю, что думать об это мне больше нельзя. Во рту сохнет, а кое-что гораздо ниже сразу увлажняется.
Надо собрать себя в кучку и пойти умыться.
И переодеться.
Все равно рисовать я не в состоянии, тем более изображать то, что я задумала.
Из распахнутого окна с верхнего лестничного пролета до меня долетают голоса из внутреннего патио.
— Чего долго не отзывался? — спрашивает, видимо, Марат. — С девкой, что ли куражился.
— Нет, занят был. Не слышал, — односложно отвечает Юдин.
Интересно, стояк его уже упал?
— А чего там за бабские босоножки?
Упс, я смотрю на кроссы, которые нацепила, чтобы не изгадить красивую обувь краской.
— Это не бабские. Это госпожа дизайнер переобувается.
— Ну, у нее все женские признаки на лицо и на… гхм… другие части тела. Задница зачетная. Я бы вдул под хвостик…