Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров — страница 23 из 56

{232}. Они отплатили тем, что завернули стол Лэра вместе со всем, что на нем лежало, – во что, как вы думаете? Правильно, в фольгу.

Шапочка из фольги, по-видимому, первое, что приходит в голову, когда вы пытаетесь мысленно представить себе конспиролога. Это неотъемлемая часть сложившегося стереотипа о конспирологах как о горстке заблуждающихся чудаков, незаметно обитающих где-то на задворках приличного общества, увлекающихся сомнительными форумами в интернете, радиопередачами и фольгой. У многих «диванных экспертов» есть простой ответ на вопрос, почему люди верят в теории заговора: потому что они безнадежные параноидальные маразматики. Но действительно ли конспирологи заслуживают такой репутации?

Параноидальный стиль

Этот человек внес наиболее весомый вклад в популяризацию идеи о том, что конспирология – удел параноидальных аутсайдеров. Ричард Хофштадтер был профессором в престижном Колумбийском университете с 1940-х гг. до своей смерти в 1970 г. Он выглядел как классический интеллигент середины XX в.: с короткими, аккуратно причесанными волосами, галстуком бабочкой и очками в роговой оправе. Один из студентов Хофштадтера описывал его как «почти ничем не выделяющегося». Тем не менее за неприметной внешностью скрывалась страсть к необычным идеям. Хофштадтер получил две Пулитцеровские премии за книги про популизм и антиинтеллектуализм в американской культуре и за работы, связанные с изучением социал-дарвинизма и социальных страхов американцев. Как выразился его коллега историк, значительную часть своей карьеры Хофштадтер посвятил попыткам понять «странности, уродства, сумасбродство и безумие американской жизни»{233}. Вполне естественно, что в итоге он обратил внимание на теории заговора.

В 1964 г. Хофштадтер опубликовал работу в журнале Harper's Magazine, где обобщал роль теорий заговора в американской истории и рассуждал о возможных причинах конспирологического мышления{234}. Он стал одним из первых социологов, изучающих конспирологические теории, сделав их темой для солидных научных дискуссий. С тех пор почти все научные работы по конспирологии связаны с этим историческим эссе Хофштадтера. За пределами научного сообщества это сочинение способствовало формированию стереотипного представления о конспирологе как о параноидальном безумце, в связи с чем статью по-прежнему часто одобрительно цитируют. Это печально, потому что, как мы увидим далее, анализ, проведенный Хофштадтером, был хотя и содержательным, но не очень корректным.

Хофштадтер нарочно дал своей работе провокационное название «Параноидальный стиль в американской политике». На случай, если кто-то не понял, он пояснял, что словосочетание «параноидальный стиль» использует в качестве оскорбления. Хофштадтер называл параноидальным стилем искаженную картину мира, характеризующуюся бредовыми умозаключениями, излишней подозрительностью, низкой образованностью, преувеличением фактов и беспредельным полетом фантазии. Но ключевой чертой он называл «конспирологические фантазии». Конечно, Хофштадтер признавал, что в политике встречаются и настоящие заговоры, поэтому простое рассуждение об их существовании еще не обязательно бред. Он утверждал, что «особенность параноидального стиля не в том, что его представители иногда находят в истории тайны и заговоры, а в том, что они считают движущей силой исторических событий "всемирный" или "грандиозный" заговор». Иными словами, людям с параноидальным стилем мышления заговоры мерещатся повсюду. Хофштадтер напыщенно писал, что «представитель параноидального стиля ‹…› имеет дело с рождением и смертью целых миров, политических строев, систем человеческих ценностей. Он всегда на баррикадах цивилизации. Он постоянно живет в переломный момент: надо дать отпор заговору сейчас или никогда. Иначе момент будет упущен навсегда».

Хофштадтер утверждает, что параноидальный стиль отравлял мышление политических меньшинств на всем протяжении истории не только Америки, но и всего мира. Хотя у этих разрозненных групп были разные цели, основные черты параноидального стиля всегда оставались одинаковы. Хофштадтер предполагает, что «предрасположенность воспринимать мир таким образом может быть устойчивой особенностью психики, и, хотя возможны разные степени проявления, по-видимому, она почти неискоренима». Однако Хофштадтер приходит к выводу, что, к счастью, только «незначительное меньшинство населения» обычно попадает под влияние «необыкновенно злых умов». Другими словами, параноидальный стиль процветает за пределами респектабельного общества.


Порожденный трудами Хофштадтера яркий портрет конспирологов как маленькой группы аутсайдеров, страдающих от тяжелого параноидального стиля мышления, вдохновил многих социологов заняться выяснением, действительно ли люди, которых привлекают теории заговора, имеют чрезмерно параноидальные склонности. Профессор социологии Ратгерского университета в Нью-Джерси Тед Герцель одним из первых проверил теорию Хофштадтера. В 1992 г. Герцель с группой исследователей обзвонил сотни случайно выбранных жителей Нью-Джерси и спросил их мнение о нескольких теориях заговора, популярных в то время{235}. Затем исследователи задали вопросы, чтобы оценить уровень одного из элементов параноидального мышления – недоверия. Они спросили: «Насколько вы доверяете своим друзьям, семье, соседям и официальным органам, например полиции?» Были получены однозначные результаты: чем меньше люди доверяли окружающему миру, тем легче они увлекались теориями заговора.

Другие ученые задавали похожие вопросы и обнаружили такую же закономерность{236}. Кроме того, исследователи нашли связь с другими симптомами паранойи: склонные к конспирологии люди, как правило, были немного более враждебными{237}, циничными{238}, неповинующимися властям{239}, тревожными{240} и несговорчивыми{241}, чем те, кто теории заговора игнорировал. В ходе этих исследований были опрошены тысячи людей, начиная от афроамериканских прихожан сельской церкви и заканчивая молодыми британскими студентами. Результаты были не совсем однозначны: например, в одном исследовании было обнаружено, что те, кто опровергал теории заговора в комментариях в интернете, были иногда более недоброжелательными, чем те, кто защищал теории заговора{242}. Однако общая картина получается довольно четкая. Люди, которые в целом верят в конспирологию, имеют более параноидальный склад характера, чем те, кто ее отвергают.

Пока все соответствует утверждениям Хофштадтера (а заодно и стереотипу про шапочку из фольги).

А как насчет другого важного вывода Хофштадтера – что параноидальный стиль мышления характерен преимущественно для людей, не принятых обществом? Для подтверждения этого тезиса Хофштадтер без труда надергал из трехсотлетней американской истории примеры маргинальных политических движений с конспирологическим уклоном. Сюда попали самые разнообразные случаи, начиная от массачусетского проповедника и подстрекателя, предупреждавшего в 1798 г. о «нечестивых заговорщиках», планирующих подорвать основы христианства, и до «красной угрозы», про которую вопрошал сенатор Джо Маккарти в своей речи в 1951 г.: «Как можно объяснить нашу нынешнюю ситуацию, если не признать, что высокопоставленные лица в правительстве сговорились привести нас к катастрофе?»

А как насчет других аутсайдеров, которые совсем не обязательно имеют политические планы? Герцель спрашивал у своих респондентов из Нью-Джерси не только про их подозрительность, но и про отношения с обществом. Он обнаружил, что чем сильнее люди соглашались с утверждениями вроде «большинство государственных лиц не интересуются простыми людьми» и «вряд ли стоит рожать ребенка в современном мире», тем вероятнее они верили в теории заговора. В других исследованиях обнаружилось, что чем меньше люди удовлетворены жизнью в целом и чем меньше, как им кажется, они могут контролировать собственную жизненную ситуацию, тем вероятнее они согласятся с конспирологическими теориями.

Более того, теории заговора, по-видимому, особенно популярны среди представителей расовых и этнических меньшинств – людей, имеющих веские причины ощущать собственное бессилие и оторванность от общества, во всяком случае в США, где проводилось это исследование. Основными расовыми группами в исследованиях, проведенных Герцелем в Нью-Джерси, были латиноамериканцы, афроамериканцы и белые. Он обнаружил, что латиноамериканцы и афроамериканцы по сравнению с белыми в целом были более склонны считать теории заговора правдоподобными. В 1999 г. группа исследователей из Университета штата Нью-Мексико обнаружила ту же закономерность среди своих студентов{243}. В 2006 г. другая группа ученых опросила по телефону более тысячи случайно выбранных американцев по поводу того, что они думают о конспирологических теориях произошедшего 11 сентября{244}. И вновь меньшинства (на этот раз афроамериканцы, латиноамериканцы и американцы азиатского происхождения), как правило, с большей вероятностью верили теориям заговора, чем европеоиды. В последующих опросах были выявлены схожие различия в отношении разных слоев общества к целому ряду конспирологических теорий{245}.

Итак, пока создается впечатление, что Хофштадтер попал прямо в точку. По-видимому, теории заговора популярны среди излишне параноидальных людей, а также тех, кто отдален от основной части общества и чувствует, что находится во власти внешних сил. Убедившись в правильности наших стереотипов относительно параноидальных маргиналов, возникает соблазн на этом и закончить. Но если бы мы так и сделали, то ограничились бы только маленьким разделом огромной темы. Несмотря на всю проницательность Хофштадтера, он не смог увидеть истинных м