Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров — страница 26 из 56

доверием. В сомнительных случаях мы склонны к тому, что Крамер назвал «атрибуцией враждебности» (sinister attribution error). Мы склоняемся в сторону подозрительности.

Представьте себе, что вы отправились покупать новые солнцезащитные очки. Вы заходите в симпатичный маленький магазинчик и примеряете несколько пар. Как только вы надеваете особенно дорогие очки, продавец говорит что-то вроде «это очень хорошие очки, потрясающе смотрятся». Как вы отнесетесь к этому комплименту? Конечно, продавец может говорить искренне (и я уверен, что они действительно потрясающе смотрятся). Но в то же время у продавца есть корыстные причины польстить вам: он должен обеспечить определенный уровень продаж и получить свой процент. Может быть, он подлизывается к вам, просто чтобы получить ваши деньги. Когда психолог Келли Мейн с коллегами поставила покупателей в такую ситуацию (разумеется, покупатели не были в курсе, что это часть исследования), они, по понятным причинам, отнеслись с подозрением к словам продавца{269}. Столкнувшись с ситуацией неопределенности и зная, что у продавца могут быть причины говорить неискренне, покупатели повели себя как благоразумные параноики.

Суть происходящего раскрылась в другой части исследования, когда продавец говорил тот же комплимент покупателю уже после покупки солнцезащитных очков. У продавца больше не было очевидных причин врать про очки, покупатель за них уже заплатил. Однако покупатели по-прежнему подозревали, что комплимент был неискренним. Вы можете возразить, что небольшие остаточные подозрения оправданны. Продавец может таким образом пытаться завлечь покупателя повторно. Но комплимент касался конкретной пары очков, которая уже куплена. До покупки комплимент мог прямо повлиять на решение, то есть имелся вполне определенный повод для лжи. После покупки можно было повлиять только на какое-то предполагаемое поведение в будущем, то есть мотив был значительно слабее. Однако оказалось, что не имело значения, когда комплимент был сделан. Покупатели одинаково не верили льстивым словам и до, и после покупки. Этот простой эксперимент показывает, как легко обоснованные подозрения превращаются в неоправданное недоверие. Мы настолько отчетливо замечаем скрытые мотивы, что иногда они мерещатся нам и в невинном поведении.

Учитывая все это, становится понятно, почему теории заговора так широко распространены. Дело в том, что у нас есть веская причина быть благоразумным параноиком, когда речь идет о многочисленных подозреваемых в большинстве популярных конспирологических теорий – правительстве, спецслужбах, корпорациях и тайных обществах. Мы знаем, что некоторые группы людей действительно иногда заинтересованы в том, чтобы обвести нас вокруг пальца. Начав с благоразумной паранойи, наш мозг, увлекшись сбором и анализом информации, разогревается до того, что мы начинаем видеть скрытые мотивы и признаки обмана независимо от их наличия. Подобно покупателям, которые не доверяли продавцу, даже когда у того не было причин лгать, наше здоровое недоверие к власти иногда приводит к вере в заговор.

Дурная кровь

Давайте вернемся к исследованиям, в которых показано, что в США расовые меньшинства по сравнению с белым населением, как правило, более склонны верить в заговор. Не сложно догадаться, почему у членов расовых и этнических меньшинств могут быть причины для благоразумной паранойи, особенно в отношении организаций и органов власти, где большинство – белые. По данным исследования, проведенного на юге США в штате Луизиана, чернокожие, ставшие жертвой расовой дискриминации или полицейского произвола, с большей вероятностью поверят в теорию заговора, чем те, кто не имел такого опыта{270}. Многое зависело от того, считали ли чернокожие, что они могут контролировать политику. Те афроамериканцы, которые думали, что могут влиять на политические процессы, с меньшей вероятностью верили в конспирологические теории, тогда как те, кто ощущал себя исключенным из политики, в большей степени соглашались с теориями заговора. В исследовании, проведенном Тедом Герцелем, тоже было показано, что в целом афроамериканцы и латиноамериканцы испытывают меньшую социальную удовлетворенность, чем белые. И по данным Герцеля, эта неудовлетворенность способствовала усилению склонности к конспирологии.

В большинстве работ, где изучали связь конспирологического мышления с расовой принадлежностью, внимание было сосредоточено именно на афроамериканцах. В некоторых случаях теории заговора были даже названы «источником жизненной силы афроамериканского сообщества»{271}. Существуют конспирологические теории, согласно которым выдающиеся борцы за гражданские права, такие как Малкольм Икс и Мартин Лютер Кинг, были убиты спецслужбами; некоторые виды закусок, безалкогольных напитков или сигарет содержат вещества, разработанные специально для стерилизации чернокожих; американское правительство целенаправленно закрывает глаза на распространение оружия и наркотиков в афроамериканских общинах; регулирование рождаемости – часть плана по снижению численности чернокожего населения. Одна из самых распространенных теорий – что правительство и медицинские учреждения не рассказывают людям всей правды про СПИД или даже что СПИД – это биологическое оружие, созданное для избирательного истребления чернокожих. The New York Times в 1992 г. опубликовала статью про распространение теорий заговора среди чернокожего населения, которая начиналась словами «Большинству людей может показаться странным, но многие чернокожие американцы верят, что СПИД и меры по его профилактике – это часть заговора для уничтожения черной расы»{272}.

Дело в том, что у чернокожих американцев больше причин для благоразумной паранойи, чем у других групп населения, особенно когда речь идет об их здоровье и независимости. На юге США до Гражданской войны белые рабовладельцы устанавливали репродуктивные права своих рабов{273}. «Свободных цветных» и рабов непропорционально часто использовали для медицинских экспериментов и патологоанатомических демонстраций{274}. После Гражданской войны несколько белых, стремившихся сохранить контроль над освобожденными рабами, запустили слухи о «ночных врачах», которые якобы похищали, убивали и препарировали чернокожих. Даже в XX в. одним из распространенных массовых зрелищ было линчевание{275}. Иногда на них приглашали фотографов, а затем продавали фотографии с висящим трупом по 50 центов за карточку. В 1960-х гг. лидеры и организации, занимавшиеся защитой гражданских прав, сделались главной мишенью контрразведывательной программы ФБР, именуемой COINTELPRO (Counter Intelligence Program), которая использовала незаконное наблюдение и проникновение, пытаясь «разоблачить, сорвать, сбить, дискредитировать или другим способом нейтрализовать» «подрывную» деятельность таких организаций{276}. Даже сейчас в Америке возникают волнения по поводу жестокости полиции в отношении чернокожих. В августе 2014 г. после убийства безоружного чернокожего подростка белым офицером полиции в Фергюсоне (штат Миссури) в ходе расследования, проведенного министерством юстиции, были найдены доказательства умышленной расовой дискриминации со стороны полиции этого города{277}.

Пожалуй, самый позорный и вопиющий случай нарушения прав чернокожих со стороны белых в Америке в XX в. – исследование сифилиса на неграх в Таскиги{278}. Исследование начинали с благими намерениями. В конце 1920-х гг. служба здравоохранения США запустила разработку программ по диагностике и лечению сифилиса у бедного чернокожего населения в сельской местности на юге США. Однако, прежде чем удалось приступить к лечению, в 1929 г. началась Великая депрессия и финансирование значительно сократилось, так что у исследователей не осталось средств для обеспечения хоть какого-то лечения. В последней отчаянной попытке получить полезные научные данные проект быстро превратили в исследование естественного течения болезни. Как беспечно выразился организатор проекта, «население Алабамы предоставило уникальную возможность изучить последствия нелеченного сифилиса».

В проекте приняли участие 600 бедных чернокожих крестьян. Нищета и обещание бесплатного медицинского обслуживания обеспечили получение согласия на участие в исследованиях. Людям не говорили, что их используют для изучения сифилиса (сифилисом болели около 400 мужчин, остальные служили контрольной группой). Им лишь сказали, что их будут лечить от «дурной крови» – общая фраза, использующаяся для обозначения широкого спектра заболеваний. На самом деле никакого лечения не предполагалось. Первоначально планировалось, что исследование продлится несколько месяцев, но в итоге оно растянулось на 40 лет из-за желания ученых удовлетворить свое научное любопытство и пренебрежительного отношения к правам пациентов. Если сифилис не лечить, это может привести к поражению нервной системы – развивается нейросифилис, вызывающий спутанность сознания, слепоту, онемение, паралич и слабоумие. Когда исследование начиналось, надежного лечения не существовало. Чаще всего пациентам годами кололи соединение мышьяка и ртути. Однако к 1943 г. было найдено безопасное и эффективное лекарство – пенициллин. Вместо того чтобы прекратить исследование и вылечить больных людей, служба здравоохранения активно мешала им получить лечение в другом месте, так что эксперимент был продолжен. Исследователи собирались проследить за состоянием своих подопечных до «самого конца», то есть до попадания на стол к патологоанатому.