Для другого исследования Эбель-Лэм с коллегами сочинила истории о том, как в крупном бухгалтерском офисе возникла вспышка эпидемии{484}. В обоих вариантах десятки сотрудников были инфицированы и госпитализированы. Одна группа читала вариант, где все выздоровели и вернулись на работу. А вот у другой группы рассказ заканчивался намного мрачнее: заболевание погубило многих заразившихся. И снова читатели должны были оценить вероятность тех или иных возможных причин. Некоторые причины были серьезные: вероятно, эта эпидемия была следствием бактериологической атаки или вызвана необычной сверхпатогенной инфекцией. Другие причины были более простыми: возможно, вспышка была вызвана обыкновенной бактериальной инфекцией или вирусом, который один из сотрудников подхватил во время путешествия за границей. Как и ожидалось, люди, которым сказали о серьезных последствиях заболевания, считали правдоподобными более серьезные причины, а те, кому сообщили про незначительные последствия, больше склонялись к банальным причинам.
Занимаясь подгонкой масштабов, для чрезвычайных событий мы выбираем даже физически более веские причины. Мне лично очень нравится исследование ошибки соразмерности, для которого Робин ле Беоф и Майкл Нортон придумали историю о вспышке неизвестной болезни среди животных в зоопарке{485}. В одном варианте инфекция распространилась в зоопарке и погубила многих животных прежде, чем ее удалось остановить. В другом – работники быстро взяли ситуацию под контроль и погибло только несколько животных. В качестве источника заражения рассматривают двух недавно приобретенных зверей: кролика и взрослого медведя. Те люди, которые прочитали, что большинство животных погибли, выбирали в прямом смысле более вескую причину – огромного медведя, считая его более вероятным источником разыгравшейся эпидемии. С другой стороны, если инфекция убила лишь немногих животных, то люди считали виновником кролика.
В других исследованиях показано, что люди выбирают чрезвычайные причины для ужасных преступлений, таких как зверское убийство{486}, для особо разрушительных стихийных бедствий вроде торнадо{487} и для катастрофических аварий – например, крушение самолета со множеством погибших{488}. Простыми причинами объясняют менее тяжкие преступления, менее разрушительные бедствия и аварии без жертв. Интересно, что в этих исследованиях используется именно тот тип историй о катастрофах, заболеваниях и преступлениях, который порождает самые популярные теории заговора. Конспирологи утверждают, что ВИЧ и СПИД – это биологическое оружие, ураган «Катрина» вызван с помощью технологий управления погодой, массовые убийства, как в школе «Сэнди-Хук», организованы правительством, и самолет, следовавший рейсом 800 авиакомпании TWA, взорвался не из-за неисправности с подачей топлива, а был сбит американскими военными. В тех исследованиях, которые мы сейчас обсуждали, людей не спрашивали, был ли заговор причиной, но в других работах этим интересовались.
Попадания и промахи
Представьте себе, что вы смотрите новости на своем смартфоне и видите заголовок: «Человек стрелял в президента и убил его». Только заголовок, и ничего больше. Каковы шансы, что вы подумаете, что стрелок действовал в одиночку? А теперь представьте, что вы увидели другой заголовок: «Человек стрелял в президента и промахнулся». Насколько вероятно, что вам придет в голову мысль о заговоре? Если вы похожи на участников исследования, проведенного в 1979 г. Кларком МакКоли и Сьюзан Жак (это был одна из первых психологических работ, посвященных вере в теории заговора), то, скорее всего, будете подозревать заговор при успешном убийстве, а неудачную попытку посчитаете делом рук одного человека{489}.
Примерно через три десятилетия, в 2007 г., психологи из Лондонского университета Патрик Леман и Марко Чиннирелла повторили этот эксперимент и выявили аналогичную закономерность{490}. Однако они предложили иное объяснение результатам. Возможно, люди просто рассуждают, что убийца, который пытался застрелить президента и не смог этого сделать, скорее всего, был неопытным самоучкой, а чтобы стать участником заговора, надо пройти строгий отбор. Если это так, тогда результаты действительно могут быть связаны не с бессознательной ошибкой соразмерности, а скорее с логичным и разумным рассуждением. И действительно, МакКоли и Жак обнаружили еще некоторые доказательства, что это может быть так. Когда они просто спросили участников, насколько эффективно будет действовать убийца, нанятый заговорщиками, те ответили, что он должен быть чертовски эффективен. В то же время они предполагали, что стрелок-одиночка должен быть менее компетентен. Эти различия уже сами по себе могут объяснить, почему удачное убийство с большей вероятностью отнесут к заговору.
Чтобы учесть и это, Леман и Чиннирелла добавили еще два варианта. В первом рассказывалось, что президента настигла пуля убийцы, но он чудом выжил: по чистой случайности пуля прошла очень близко от сердца, оставив только небольшую рану. Во втором говорилось, что убийца промахнулся, но практически сразу после покушения президент умер от сердечного приступа. В этих новых историях судьба президента не зависела от умения убийцы. Но даже когда причинно-следственная связь между убийцей и результатом покушения была разорвана, ошибка соразмерности все еще оказывала сильное влияние на представления людей об этом событии. Если президент умирал, стрелка чаще считали участником заговора даже в ситуации, когда он промахнулся (а в заголовке специально отмечалось, что сердечный приступ возник из-за чрезмерной загруженности президента, а не из-за попытки убийства). Когда же президент выживал, люди с большей вероятностью считали нападавшего одиночкой, даже если он стрелял метко и не достиг своей цели по чистой случайности.
Для другого исследования Робин ле Беоф и Майкл Нортон (авторы того эксперимента, где неизвестная болезнь захлестнула зоопарк) придумали рассказ, в котором причинно-следственная связь между убийцей и событием прослеживалась еще слабее{491}. Они сочинили новости, в которых описывалось, как одна английская газета критиковала недавно убитого президента некой страны, тем самым спровоцировав теракты в Британии. В одном варианте эта история повлекла за собой пагубные последствия: в ответ на теракты Британия объявила войну этой стране. В другом случае последствия были менее значительные – британский премьер-министр смог прекратить теракты мирным путем. Таким образом, последствия убийства полностью зависели от действий премьер-министра. Но, несмотря на отсутствие прямой связи между гибелью президента и масштабом итоговых событий, участники с большей вероятностью считали убийство заговором, когда последствия были серьезны. А когда последствия были незначительны, люди чаще описывали убийцу как одиночного преступника.
В еще одном эксперименте ле Беоф и Нортон вместо вымышленного убитого президента прямо упомянули Джона Кеннеди{492}. Читателям сообщили, что гибель Кеннеди привела к продолжению войны во Вьетнаме, из-за чего погибли еще 40 000 американских солдат, или же что убийство совершенно не повлияло ни на продолжительность войны, ни на число жертв. Даже без рассказа о дополнительных жертвах с теорией заговора согласились 64 % участников. Но когда последствиям был приписан больший размер, то и доля конспирологов выросла до 75 %. Как отмечают ле Беоф и Нортон, их результаты показывают, что масштаб события зависит не только от успешности покушения, но и от того, какие последствия оно имело для общества.
На сегодняшний день самое обширное исследование конспирологии и ошибки соразмерности провели голландские ученые Ян-Виллем ван Проохен и Эрик ван Дейк{493}. Они сочинили серию газетных статей, подробно описывающих ряд несчастных происшествий, якобы случившихся с человеком по имени Яйи Годо. В газете сообщалось, что Годо был влиятельным лидером политической оппозиции в африканской стране Бенин и, скорее всего, выиграл бы выборы, которые должны были пройти в следующем месяце. (После окончания тестирования авторы работы объяснили участникам, что, хотя Бенин – реально существующая страна, Годо и все события вымышлены.) В одном эксперименте в поддельном репортаже писали, что Годо попал в автомобильную аварию. Первой группе участников сообщали, что Годо умер и предстоящие выборы отложены до особого указания. Второй группе – что Годо чудом получил лишь небольшие повреждения и выборы пройдут, как запланировано. В другом эксперименте в репортаже было написано, что на светофоре рядом с машиной Годо остановился мотоциклист и начал стрелять. Как обычно, предлагалось два параллельных финала: либо пуля попала Годо в голову и он умер, либо он был ранен в руку и выжил. Как и следовало ожидать, когда Годо погибал в аварии или был застрелен в автомобиле, читатели в целом чаще соглашались с конспирологическим объяснением.
Но ван Проохен и ван Дейк добавили еще одну переменную в свою схему. Они обнаружили, что влияние ошибки соразмерности на наши суждения зависит от того, насколько мы сопереживаем людям, которых затронуло произошедшее событие. Когда участников исследования просили вынести объективное суждение о возможности заговора, характер последствий (умер ли Годо или выжил) не влиял на то, насколько люди соглашались с конспирологической версией. Однако, когда их просили представить себя на месте граждан Бенина, люди чаще предполагали заговор при серьезных последствиях. В другом эксперименте исследователи не пытались поставить участников на место пострадавших, а измерили их естественную способность к сопереживанию. Перед тем как дать прочитать вымышленные газетные сообщения, участники прошли тест на способность видеть ситуацию с точки зрения других людей. В тесте им надо было по фотографии определить, что чувствует человек, причем видны были только его глаза, а все остальное лицо было затемнено. Чем лучше участники справлялись с этим заданием, тем значительнее ошибка соразмерности влияла на их суждения.