– Холодно здесь! – сказал я полицейскому. За последний день на улице потеплело, однако в этом большом доме все еще было зябко.
– Сыро, – согласился он. – От этого и холодно.
– А что, отопление было выключено? – спросил я.
Он покачал головой.
– Центрального отопления нет.
Это услышал детектив.
– Наверное, собиралась разжечь камин, однако злоумышленник ей помешал.
Мы осмотрелись. В комнате были высокие потолки. В камине было пусто, и никаких следов попытки розжига не было. В углу стоял старый электрообогреватель. Он не был включен в розетку.
Я снова посмотрел на упавшие полки. По всему полу были раскиданы стоявшие на них книги, лекарства, безделушки, на боку лежал небольшой стул, газеты, когда-то явно стоявшие стопкой, теперь были неравномерно распределены по ковру. Я посмотрел на сгорбившееся тело женщины – казалось, она от чего-то защищается. Она была болезненно худой. Это было жалкое зрелище.
– Что нам известно про ее здоровье? – спросил я.
– Пока ничего, док.
– Кто-нибудь уже поговорил с соседями?
– Да, они ничего толком про нее не знают, она всех сторонилась. Те, что живут напротив, вообще сказали, что она немного того.
Полицейский кивнул.
– Уборщица сказала, что она явно стала терять связь с реальностью.
Немного того. Потеряла связь с реальностью. Стала забывчивой. Не знает, какой сегодня день. Сколько же всяких эвфемизмов.
Черствый хлеб на кухне. Закрытая банка сардин. Консервный нож. Банка с вареньем. Нож для хлеба. Странные следы на крышке от банки с мармеладом, как будто кто-то пытался разрезать ее кухонным ножом, открыть консервным ножом. В холодильнике письма, в основном рекламные или от муниципалитета. Больше никаких эвфемизмов.
– Деменция, – произнес я.
– Подозреваю, она приняла злоумышленника за своего давно потерянного сына или типа того, – сказал детектив. – Наверно, она открыла дверь и накинулась на него с объятиями. Нет никак признаков взлома, никаких следов борьбы в коридоре.
– Кто ее нашел? – спросил я.
– Уборщица.
– Да, она не смогла сегодня утром попасть внутрь и позвонила нам. Сказала, что у старушки не все дома и что она, наверное, где-то заблудилась.
– Как часто к ней приходит уборщица?
– Раз в неделю, но у нее были двухнедельные выходные.
Из-за кухонной двери выглянула голова криминалиста.
– Если нужно, можете перевернуть тело, док, мы закончили.
– Что-нибудь нашли? – спросил детектив.
– Не-а, куча ее отпечатков, отпечатков злоумышленника не обнаружено. Он, наверное, был в перчатках.
Я повернулся к детективу.
– Мне кажется, что никакого злоумышленника и не было.
Он прищурился.
– Все дело в холоде, – пояснил я.
Теперь уже в комнате стояли четверо полицейских. Они ничего не говорили.
– Я полагаю, она умерла от переохлаждения. Думаю, она утратила умственные способности, чтобы включить обогреватель, не говоря уже о камине. Может, даже не могла сделать этого физически.
Детектив замотал головой.
– Да ладно вам, – сказал он. – Не так уж и холодно!
Существует заблуждение, будто смерть от переохлаждения возможна лишь на улице в мороз. Известно, что слабые старики (а также слабые маленькие дети) могут умереть в помещении при температуре 10 °С – и даже более высокая температура может оказаться смертельной на улице при холодном ветре или в доме с сильным сквозняком.
СУЩЕСТВУЕТ ЗАБЛУЖДЕНИЕ, БУДТО СМЕРТЬ ОТ ПЕРЕОХЛАЖДЕНИЯ ВОЗМОЖНА ЛИШЬ НА УЛИЦЕ В МОРОЗ: СЛАБЫЕ СТАРИКИ И МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ МОГУТ УМЕРЕТЬ В ПОМЕЩЕНИИ ПРИ ТЕМПЕРАТУРЕ 10 °С.
Когда температура тела падает где-то ниже 32 °С, сердцебиение замедляется и падает кровяное давление. Когда температура тела опускается ниже 26 °С, практически гарантированно наступает смерть. Хотя и есть один известный случай, когда человеку, как утверждается, удалось выжить – хотя он и получил сильное обморожение – после того как его температура тела упала до 18 °С (поразительно, что в судебной медицине непременно имеется одно-единственное необычайное исключение. Которое адвокаты защиты потом раз за разом будут пытаться представить как нечто заурядное).
Удивительно, но переохлаждение является не такой уж редкой причиной смерти. Люди падают в море или в другой водоем с холодной водой, пьяницы засыпают в парке, у безответственных родителей насмерть замерзают маленькие дети. Подавляющее большинство жертв, впрочем, – старики. Им может казаться, будто они не могут позволить себе центральное отопление – а порой они действительно не могут его позволить, – либо физическая или умственная неполноценность не дает им его включить. Порой переохлаждение становится лишь финальным шагом в трагической череде депрессии и равнодушия к еде, отоплению, личной гигиене.
В данном же случае убойная группа попросту отказывалась верить, что никто не вторгался к ней в дом.
– Вы только гляньте, что тут творится, док! Еще неизвестно, что он взял, тут все вверх дном!
– И почему на ней нет одежды? Надеюсь, не окажется, что этот подонок еще и надругался над ней…
Я сказал:
– Мне кажется, что она сама разделась, потому что ей было холодно.
– Да ладно вам, док!
– И вы считаете, я полагаю, что она сама разбросала вокруг свои вещи?
По моему мнению, однако, это был классический пример проявления синдрома «спрятаться и умереть». Старушка практически наверняка поддалась этому противоречащему здравому смыслу желанию, порой возникающему у умирающих от холода людей. Они снимают с себя одежду. Те, кому удается выжить, рассказывают, что в результате падения температуры тела им становилось невероятно жарко, а снять с себя всю одежду казалось им абсолютно разумным решением. Это распространенная реакция на переохлаждение. Иногда жертвы также начинают странным образом прятаться. По углам. Под столами. А затем частенько еще и заваливают себя мебелью либо выпотрошенным содержимым нижних ящиков и книжных полок.
КОГДА ТЕМПЕРАТУРА ТЕЛА ОПУСКАЕТСЯ НИЖЕ 26 °С, ПРАКТИЧЕСКИ ГАРАНТИРОВАННО НАСТУПАЕТ СМЕРТЬ.
Полицейские отнеслись к рассказу про этот синдром скептически. Детектив настаивал, что на вскрытии я непременно обнаружу следы убийства, и я, раз на то пошло, знал, что доказать мою теорию будет непросто. Диагностировать переохлаждение после смерти может быть весьма сложно, так как смерть от холода и охлаждение после смерти выглядят очень похоже. Иногда удается обнаружить красноречивые внешние признаки, такие как красно-коричневый цвет кожи вокруг коленей и локтей у светлокожих людей. Важнейшим же для диагностики признаком является наличие на внутренней стенке желудка многочисленных небольших черных язв.
В данном случае, к моему облегчению, мне удалось обнаружить оба этих характерных признака. Причиной смерти определенно стало переохлаждение. Мне было приятно подтвердить свою теорию, однако правда меня странным образом расстроила. Эта старушка, которая жила и умерла одна, казалась мне карикатурой на мою бабушку, тетю и их приятельниц – одиноких женщин, живущих на севере Англии. Когда я в детстве приезжал к ним на каникулы, мир старых одиноких женщин казался мне крепким сообществом подруг, которые всячески друг друга поддерживали. Когда они больше не могли справляться в одиночку, о них начинал кто-то заботиться, и они не теряли связи со своими подругами. Покойная же старушка жила одна, лишенная подобной поддержки. По сути, она умерла из-за отсутствия надлежащего ухода. Конечно, она сама перестала о себе заботиться, однако за ней никто не ухаживал – ни друзья, ни родные, ни государство, – что и привело к столь печальному исходу. Судя по фотографиям на комоде, она была чьей-то мамой, тетей или бабушкой. Где они были? Где были эти родственники, которым, казалось, до нее нет дела? Будет ли им дело теперь, когда она умерла?
ДИАГНОСТИРОВАТЬ ПЕРЕОХЛАЖДЕНИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ ВЕСЬМА СЛОЖНО, ТАК КАК СМЕРТЬ ОТ ХОЛОДА И ОХЛАЖДЕНИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ ВЫГЛЯДЯТ ОЧЕНЬ ПОХОЖЕ.
Мне всегда казалось сложным иметь дело с эмоциями родных погибших, однако теперь мне впервые хотелось встретиться хоть с кем-то из родственников этой женщины, мне хотелось объяснить ее детям, как именно умерла их мать. Со мной так никто и не связался. В ходе следствия родные также не объявились. Собрав дополнительную информацию о погибшей, коронер признал ее смерть случайной, согласившись с установленной мной причиной смерти: переохлаждение, спровоцированное деменцией. В коронерском суде этот вердикт был оглашен лишь передо мной, младшим полицейским и помощником коронера. Какой же это был печальный и одинокий конец человеческой жизни.
Когда в следующий раз представилась возможность встретиться со скорбящими родственниками, я боялся этой встречи, однако напомнил себе, что лучше иметь дело с чужими эмоциями, чем размышлять о трагическом одиночестве того, на кого родным было наплевать. Правда, окончательно бояться я от этого не перестал. От одной только мысли об этих родственниках меня начинало подташнивать, и я даже думал прикинуться больным, лишь бы с ними не видеться. Но знал, что бежать некуда. Мне придется принять на себя боль их утраты. Что, как я понимаю теперь, означало признать отголосок своей собственной, годами подавляемой боли.
Дело выдалось непростым. Семья была безутешной: однажды утром их старшая дочь зашла в спальню к своей 15-летней сестре и обнаружила ее мертвой – она скончалась ночью без каких-либо явных на то причин. Алана увлекалась балетом, она была милой девочкой с чудным личиком. Родители и остальные дети были в недоумении, смятении и потрясении от ее смерти, так что их терапевт, а может, и кто-то из офиса коронера назначил им встречу со мной, чтобы все обсудить.
Я встретил их в специальном помещении для родственников в морге. Это была приятная комната в мягких тонах с приглушенным светом, а звуконепроницаемая дверь скрывала лязганье и стук тележек, равно как и неуместные реплики персонала. Я прибежал впопыхах – только что прочитавший лекцию молодой судмедэксперт, который вскоре должен был провести вскрытие, после чего собирался отправиться домой к детям. Открывая дверь, я стал прикидывать, как быстро у меня получится с этим разделаться.