Учёного натурально понесло. Он развивал и развивал эту теорию до тех пор, пока я не перестал что-либо понимать. Всё-таки наш лексикон сильно разнился. Да и мои мысли, следуя за бормотанием профессора, улетели так далеко, что я уже и забыл, что хотел выяснить.
Однако после той беседы мы с Семецким начали проводить очень много времени вместе. Никаких открытий мы больше не сделали, но общаться с умным человеком было приятно. Тем более что в последние годы кроме блатного жаргона в мои уши практически ничего не вливалось.
Вторым близким человеком стала Татьяна. После операции я несколько дней провалялся пластом, и лишь её регулярные появления у мой койки не дали мне свихнуться. За своё хамское поведение я извинился в первый же день, и мы больше не возвращались к этому разговору. Из её непрерывного щебетания я узнал много о камнях, породах, методах их определения и извлечения. Не самая, на мой взгляд, полезная информация, но знания лишними не бывают.
Ну а когда я наконец-то смог выбраться из пещеры и начал хоть как-то передвигаться по лагерю, наши отношения плавно перешли в горизонтальные. И вроде я должен был прикипеть, оставить тягу к приключениям, но желание свалить подальше почему-то росло с каждым днём. Я всё больше времени проводил с профессором, превращая наши редкие свидания с Татьяной в быстрые потрахушки. А по окончании стремился сразу же свалить, ссылаясь на дела и заботы.
По прошествии двух недель нога окончательно зажила, и от раны осталось лишь слабое зудящее напоминание. И вскоре я покинул лагерь в компании Семецкого и ещё двоих учёных. Ну и Жухлого, конечно. Этот сорванец ни на секунду не оставлял меня одного. Заодно прихватил с собой Носа.
К слову, его судьбу решило настоящее демократическое голосование. И пожалуй, я единственный хотел пустить ему пулю в лоб. Но цивилизованное общество настояло на том, чтобы дать вчерашнему насильнику второй шанс.
Однако самым смешным было не это. Его жертва спустя несколько дней уже добровольно с ним возлежала. Вот такой вот стокгольмский синдром.
Природа снова радовала хорошей солнечной погодой и стабильно раз в день поливала нас тёплым летним дождём. От него на какое-то время становилось легче, но затем наваливалась липкая невыносимая духота, от которой некуда было деться до самого вечера. Зато грибы полезли изо всех щелей, значительно расширяя питательный рацион.
К удивлению, учёные мужи разбирались в них значительно лучше меня. Хотя выживальщики из них, прямо сказать, никакие. Выносливость как у стариков. И это притом, что на данной планете они находились гораздо дольше остальных.
На расстояние, которое я хромым преодолел до обеда, когда искал лагерь, мы потратили весь день. А впереди нас ждал ещё очень долгий путь до пещеры. Даже не представляю, сколько времени уйдёт на его преодоление. Но это и неважно, лишь бы задуманное сработало.
Да и к разбитому кораблю мы шагали не просто так. Здесь, в поле, всё ещё дожидался своего часа кусок панели с рацией. Даже если она не оживёт, как это было в прошлый раз, учёные смогут восстановить её у себя в лагере.
Собственно, именно за этим с нами в путешествие и отправились эти двое. Остальные посчитали нашу затею чистой воды авантюрой и вписываться в неё не пожелали.
— Вот это место. — Я указал на раскоп, в котором покоился кусок панели от корабля европейцев. — Думаю, если пойти по следам из обломков, отыщем и другие остатки их корабля.
— Некогда нам этой хернёй заниматься, — с умным видом заявил один из мужиков.
Его звали Анатолий Васильевич. Точнее, это он хотел, чтобы звали, но кроме как Толик в лагере к нему не обращались. В штате он числился программистом, но довольно неплохо разбирался и в радиоэлектронике. В лаборатории даже стоял собранный им из каких-то осколков прибор. И вроде даже работал, вот только кроме белого шума ничего не производил. С другой стороны, на Элпис глючило даже заводское оборудование для связи.
— Ну чего там? — спросил его напарник.
Этот был инженером-энергетиком и очень гордился тем, что в лагере есть электричество, которое вырабатывали самодельные солнечные панели, а ещё — небольшая турбина. Её вращал поток горной реки.
Пётр Иванович (а звали его именно так) тоже относился ко мне скептически, считая все мои рассказы о работающей ни от чего радиосвязи бредом наркомана. В экспедицию он отправился лишь с одной целью: чтобы это доказать. К слову, он очень сильно недолюбливал и Семецкого, называя его докторскую степень по теоретической физике псевдонаучной. Крайне высокомерный тип. У меня он вызывал непреодолимое желание сломать ему челюсть.
— Ничего, питания ноль, — ответил Толик из шурфа.
— Ну, в общем, всё именно так, как я и говорил, — фыркнул инженер.
— Ага, стоп! — Толян закопался в осколке панели. — Кажется, я понял, в чём дело. У рации есть резервный источник питания на случай аварийной ситуации.
— Вот вам и ответ, — снова самодовольно ухмыльнулся Пётр. — И никакой магии.
— А я разве что-то говорил о магии? Я сказал, что слышал передачу с Земли.
— Вообще-то, это нереально, — вступил в беседу Толик. — Эта модель не может работать без внешней антенны, а она сгинула вместе с кораблём.
— Видимо, вы в тот вечер не теми грибами ужинали, — подколол Пётр. — Те, что вы сегодня набрали, с чёрными шляпками, как раз имеют свойство вызывать галлюцинации.
— Да мне похер, верите вы или нет, — пожал плечами я. — Я прекрасно знаю, что слышал. И эта панель светилась вся, а не только часть с радиостанцией.
— Боюсь, это невозможно, — пробормотал Толян и снова закопался в осколке.
— Что он там делает? — Я почувствовал неладное.
— Снимаю радиостанцию, — донеслось из ямы. — В лагере мы сможем построить антенну и попытаемся связаться с Землёй. Здесь довольно неплохой усилитель. Я немного его подшаманю, и получится совсем хорошо.
— Не думаю, что это хорошая идея. Вы не хотите дождаться ночи и посмотреть, что будет?
— У нас нет времени на вашу ерунду, — отмахнулся Пёрт Иванович. — Отойдите и не мешайте работать.
— Пойдёмте, Евгений, — подхватил меня под руку Семецкий. — Эти глупцы настолько высокомерны, что не видят дальше собственного носа.
— Сказал тот, кто считает оккультные ритуалы частью науки, — фыркнул инженер.
— Слышь, а ты чё такой борзый⁈ — дёрнулся было в сторону учёного Нос, но я его придержал.
— Не лезь, — сухим тоном произнёс я. — Пусть занимаются.
— Не, ты если чё, скажи. Я этому мудаку быстро очко развальцую, — приосанился бывший зэк.
Пётр Иванович буркнул что-то себе под нос и сделал вид, будто сильно занят осмотром осколка панели. Даже на корточки присел и задал пару наводящих вопросов копошащемуся в проводах Толяну. А мы вернулись к останкам корабля, где организовали стоянку. Здесь, в случае дождя, можно было укрыться в корпусе.
Нос занялся костром. Семецкий уселся на искорёженный кусок металла и принялся чистить грибы. Я плюхнулся напротив и взялся за корнеплоды, которые отдалённо напоминали нашу земную картошку. Некоторое время висела неловкая тишина, которую нарушил Нос.
— Никого не хочу обидеть, но эти учёные — настоящие ублюдки, — произнёс он. — Будь моя воля, я бы им прям у ямы ебальники поломал.
— Насилие — не выход, — ответил Семецкий. — Таких людей нужно бить их же оружием.
— А по-моему, на них проще забить, — добавил я.
— И это будет наилучшим решением, — одобрил мой метод Юрий Михайлович. — Скажите, Евгений, а что вы собираетесь найти в той пещере?
— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Возможно, ответы.
— И что же вас волнует?
— Для начала хочу знать, что происходит дома. Но не менее важный вопрос: что случилось с местной цивилизацией?
— Она погибла, — усмехнулся учёный. — По-моему, это очевидно.
— Да, но от чего? Что если этот процесс цикличный? Вдруг их уничтожил кто-то более сильный, и теперь из-за нас он сможет отыскать Землю.
— То есть вы полагаете, что человечество родилось здесь и колонизировало нашу родную планету?
— А вы считаете иначе?
— Отнюдь. Наши мысли сходятся, как два кусочка пазла, — покачал головой Семецкий. — Вы не перестаёте меня удивлять, Евгений. Дело в том, что не так давно была опубликована одна любопытная работа в сфере генетики. Так вот там утверждается, что огромная часть человечество имеет один общий геном. Статистические данные показали, что существует четыре генотипа, лежащих в нашем фундаменте. И похоже, мы с вами имеем одного общего предка. Будь у меня необходимое оборудование, я бы смог это доказать.
— Вот поэтому я и хочу разобраться в происходящем. Может, нам удастся отыскать какое-нибудь оружие.
— И зачем оно вам? С кем вы собрались воевать?
— Вы меня плохо слушали, Юрий Михалыч, — усмехнулся я. — Я ведь рассказывал вам о европейцах. И корабль, осколки которого мы сейчас осматриваем, не единственный на Элпис.
— Я прекрасно тебя слышал, а вот ты меня — нет. Проливать кровь — это не выход.
— Ага, с нами у вас что-то не очень вышло договориться, — усмехнулся Нос. — На силу нужно отвечать только силой. Даже в природе выживает сильнейший.
— Ошибаетесь, молодой человек. Выживает тот, кто лучше приспособился, и это не всегда сила. Человек по своей природе слаб. Вы ведь не сможете победить тигра голыми руками?
— Так а нафига оно мне, если есть автомат? — не уловил сути Нос.
— Вот, о том я и говорю, — поднял палец Семецкий. — Оружие как раз и является тем самым процессом приспособления. У зверей есть шкура, чтобы пережить мороз, в то время как нам для этого приходится строить дома.
— Мы сейчас о пустом треплемся, — перебил учёного я. — Здесь вопрос не в том, кто лучше приспособился или кто сильнее. Мы говорим о сложности взаимоотношений. У нас не получится договориться с синими просто потому что. Это даже на земле оказалось нереально, при всех имеющихся ресурсах. Так что я предпочту иметь весомый аргумент, который позволит нам выжить.