У стойки Майкл, чем-то похожий на нахохлившегося и одновременно лысеющего бобра, вел себя скромно, практически не разговаривал, но при этом смущенной улыбкой, а то и сдержанным смехом по-своему участвовал в общем веселье. Причем даже когда шутка звучала на русском языке и касалась его собственного несуразного вида.
Впрочем, русский в салонах и барах был слышен редко. И здесь, наверно, уже настало время объяснить суть круиза и, собственно, почему вдруг в числе его участников в далеком 1985 году оказался я, тогдашний сотрудник переводческой редакции Телеграфного агентства Советского Союза, только еще мечтающий о спортивной журналистике, не говоря уже о ее телевизионной версии.
Путешествия типа известного круиза Семена Семеновича Горбункова из «Бриллиантовой руки», когда советские туристы отправлялись за моря и океаны, конечно, тоже случались. Больше того, такой роскошный отпуск мог быть частично, а то и полностью оплачен твоим предприятием. Но гораздо чаще наши лучшие суда арендовались за твердую валюту зарубежными компаниями. Со всей «начинкой» — от капитана до официантки и… корреспондента ТАСС.
Последняя деталь важна для понимания того времени. Как корабль не может отправиться в плавание без компаса, так советский корабль не мог не иметь на своем борту пропагандиста. Причем если для русскоговорящей команды эту роль выполнял выделенный соответствующим отечественным пароходством редактор стенгазеты, то для окучивания иностранных туристов в рейс послали представителя специально для этого созданной в главном информационном агентстве страны Редакции судовых газет. А поскольку рейсов, включавших в себя экзотические круизы, для примера, вокруг Австралии или по норвежским фиордам, или через Атлантику и Тихий океан, было множество, она просто не справлялась с объемом собственными силами. И тогда в путь отправлялись сотрудники других редакций. Условия: молодость, знание нужного иностранного языка (рейсы делились на английские, немецкие или французские) и редакторские навыки. Ведь задачей тассовца было издание самой настоящей двухполосной газеты для иностранных туристов. На первой полосе — новости, материалы о жизни и достижениях СССР, культуре и спорте. А на второй — хроника круиза с фото его участников, рассказом о предстоящих экскурсиях на берегу и прочее.
Редактор полностью отвечал за наполнение своего издания. Заметки и фото «официального» характера готовились еще в Москве. Так, отправляясь в путь в начале марта 85-го, я имел в своем багаже информацию едва ли не под грифом «секретно». А точнее, файлы пяти претендентов на пост генерального секретаря ЦК КПСС. Страна только что потеряла Константина Устиновича Черненко, и, как стало ясно пять дней спустя, готовилась упасть в руки Михаила Сергеевича Горбачева. Но надо было предусмотреть разные варианты развития событий, тем более что такие варианты существовали.
Так или иначе, я прибыл на борт во всеоружии и, честно говоря, больше волновался по другому поводу: со дня на день должна была родить моя младшая сестра Машенька. В итоге произошло это 13 марта — ровно на полпути между двумя генсеками. А я еще недели две переживал по поводу того, что в захлестнувшем каналы связи потоке политической информации не могу узнать пол ребенка, в итоге оказавшегося сыном. Ведь коллеги, оперативнейшим образом сообщившие мне приятную новость, с телеграфной лаконичностью написали: «Поздравляем Виктора дядей». И все.
Такое с тассовской информацией, впрочем, случалось и на другом уровне. Что, признаюсь, нисколько не уменьшает моей любви к агентству, давшему мне завидную путевку в журналистскую жизнь.
Для еженедельного выпуска газеты в трюме располагалась самая настоящая типография со всеми необходимыми специалистами. А в роли единоличного автора и редактора такого издания на борту оказался я. Естественно, ты и только ты несешь ответственность за свою газету. И глупо было бы пенять на наборщицу, когда под фото счастливых туристов-молодоженов вместо комплиментарного: «Some guys have all the luck» из песни Рода Стюарта появилось весьма сомнительное в такой ситуации: «Some guys have all the fuck». Всего-то одна неправильная буква, а корабль хохотал неделю.
Прилетев совсем зеленым новичком в Сингапур, я во время стоянки сменил там моего коллегу Виталия Макарычева и продолжил путь: через Индийский океан и Суэцкий канал — в Средиземное море, через Гибралтар наверх, к берегам Великобритании и через Атлантику к Карибским островам. И обратно — через Средиземноморье с финишем в Одессе.
Забегая вперед, скажу, что тогдашняя одесская таможня оказалась самой лютой за все время моих многочисленных путешествий.
Конечно же, никакой контрабанды у меня и в помине не было. Но я трясся. Из-за дисков. Да-да, из-за виниловых пластинок, которые всегда занимали солидную часть моего багажа при возвращении из зарубежных поездок. Нет, диски в целом не были запрещены к ввозу, но…
Современному молодому человеку это, наверно, сложно себе представить. На каждой советской таможне был список запрещенных ансамблей, утвержденный соответствующими органами. И, что говорит о тщательности проводимой работы, в ряде случаев даже не групп, а их отдельных дисков. Например, далеко не безобразных с точки зрения социалистической морали и даже близких к классике «Pink Floyd» в принципе провозить было можно. Все их творения, кроме одного. «The Final Cut», 1983 года издания.
Слова «Брежнев взял Афганистан…» да и в целом причисление Роджером Уотерсом генерального секретаря ЦК КПСС к ряду разжигателей мировых конфликтов (Маргарет Тэтчер, Менахем Бегин и Леопольдо Галтьери) в антивоенной песне «Get Your Filthy Hands Off My Desert», автоматически и бесповоротно включило 12-й студийный альбом «Флойд» в черный список для отечественных пограничников. Больше того, специальная инструкция, в которой группа обвинялась в «извращении внешней политики СССР» (как если бы Брежнев в действительности НЕ «брал Афганистан»!), вышла 10 января 1985 года. То есть всего за 5 месяцев до моей попытки тайком ввезти «The Final Cut» на территорию Советского Союза.
Помимо пинкфлойдовской запрещенки, после захода в английский порт Дувр в моем чемодане был диск совершенно безобидного Эла Стюарта. Нет, даже не Рода Стюарта, включенного в запретительный список за… «эротизм»! Но фамилия та же! А главное, вот незадача: свежий альбом Эла носил уж очень неподходящее название «Russians and Americans». И кто его знает, на какую реакцию тут можно нарваться!
Как если бы этого было мало, я умудрился еще, что называется, до кучи, из всех дисков еще одного любимого исполнителя Криса де Бурга приобрести «Man On The Line» с вещью «Moonlight and Vodka», повествующей о чувствах американского шпиона в Москве.
Вот такая тройка гнедых с мощным коренником и жгучими пристяжными уверенно скакала в руки таможни. Короче, дорвался парень до антисоветчины!
Но для спасения «коней» были подготовлены «пешки». В том же пластиночном магазине английского портового города я прихватил две обильно иллюстрированные брошюрки, посвященные «тяжелому металлу», с «AC/DC» и «Manowar», то есть бесспорными фронтменами упомянутого выше списка. И когда дело дошло до меня, собственноручно выхватил их из своего чемодана и, каюсь, подобострастно протянул человеку в форме: «Вот, товарищ, хотел с вами посоветоваться. Наверно, такие вещи провозить нельзя?»
Несмотря на то, что это абсолютно точно была наша первая встреча, мой собеседник сразу перешел на «ты»: «Хоть понимаешь, что провозишь?!»
Вопрос не требовал ответа. А тут же вызванный начальник смены говорил уже не со мной. Причем, к моему искреннему удивлению, повысив уровень «контрабанды». Я бы даже сказал, переведя ее в совершенно другую категорию.
— Как была обнаружена порнография?
— Он сам предъявил.
— Хм, сам?! ТАСС уполномочен заявить, что ли?! — и явно довольный собственной шуткой начальник закончил трехстороннее общение жестом, больше похожим на «давай, вали отсюда», чем «спасибо, вы прошли таможенный досмотр и можете пересечь государственную границу СССР».
Но вернемся к нашему «председателю». Мало говоривший, он был крайне щедр по отношению к барменам. Последним это нравилось, хотя солидные чаевые, не говоря уже о суточных, которые даже у занимавшего более высокую ступень в судовой иерархии редактора газеты равнялись двум долларам в день, не составляли основу доходов этих веселых и симпатичных ребят. Загруженные еще дома в трюм мешки с кофе, например, избавляли от необходимости закупать зерна в портах стоянки на выделенную под это валюту. А чего стоил хотя бы детский коктейль «Свежесть» с веками сохраняемым в тайне рецептом: вода, много льда и капля пищевого красителя! Сейчас скажу, чего стоил: три доллара стаканчик. В жаркую погоду шло на ура. И далеко не только это.
При прохождении той же таможни у барменов была другая задача: представить свои серьезные, порой многотысячные покупки ничтожными безделушками. «Да, взял у ребятишек в Шри-Ланке по два доллара», — и роскошный Rolex, купленный в лучшем часовом магазине Лиссабона, небрежно вываливался на столик таможенного досмотра. «Какая це́почка (исключительно с таким ударением)? А, эта! Золотая?! Да нет, уважаемый, что вы! Так, дешевку в Сингапуре прихватил…»
Интересно, что еще до официальной завершающей путешествие таможни каждого из сходившего на берег в том или ином порту по возвращении на судно ждала таможня собственная, так сказать, предварительная — прямо у трапа: «Ну-ка, что вы там набрали?»
Поскольку в загранпорты советские моряки могли выходить только по трое, для барменов очень важным было попасть в тройку с тассовцем. Во-первых, журналиста, которого все же воспринимали как гостя, на судне не досматривали, и можно было попросить пронести какую-нибудь из наиболее дорогих (сердцу, конечно же) «безделушек». Во-вторых, по какому-то негласному правилу, и членов его тройки тоже редко тормошили.
Только раз я застал судового бармена в растерянности. Когда в одном из ресторанов Лиссабона он, заказав на нашу тройку в числе других яств, блюдо под названием «Битва омаров с крабами», был вынужден сказать официанту: «Извини, друг, двух тысяч у меня с собой нет. Сейчас смотаюсь на корабль и привезу, еще и с чаевыми». Но ехать не пришлось. Официант, глядя на клиента округлившимися, словно те самые нули, глазами, сообщил ему, что в итоговом счете не две тысячи, а две сотни…