Поверьте: процент ваших слушателей, влюбленных в это, бесспорно, прекрасное кино, ужаснет вас своей ничтожностью. Число тех, кто оценит «сериальную» аллюзию, метафору или ссылку, крайне мало по сравнению с количеством тех, кто ее просто не поймет, причем даже на уровне отдельных незнакомых слов. Кто-то даже почувствует свою ущербность. Нужно ли это комментатору? Ну а утверждать, что, упомянув, скажем, Лиама Нисона или Вуди Аллена, ты пытаешься повысить культурный уровень слушателей — или большое заблуждение, или, на мой взгляд, просто лукавство.
С другой стороны, попытка немного повалять дурака со зрителем, думаю, имеет право на жизнь.
«Вот бежит Джордж Финиди. Меня часто спрашивают: где здесь имя, а где фамилия? Я специально для вас изучил вопрос и отвечаю: это не имеет никакого значения». По-моему, это Геннадий Орлов. И, по-моему, это забавно.
Конечно, тут нельзя затрагивать тонких струн. А то получится, как когда-то у Сергея Ческидова во время репортажа с открытия Олимпийских игр: «На арену выходит колонна спортсменов независимой Монголии. Почему независимой? Да потому что от нее ничего не зависит».
Кажется, тогда Сергея отстранили от репортажей месяца на три.
Когда простят все
По моему лингвистическому убеждению, слово «перл» в русском языке приобрело почти негативную окраску исключительно из-за своего неэстетичного для нашего уха звучания, какого-то, если хотите, почти туалетного сочетания букв.
На самом деле перлы — это не что иное, как жемчужины. Поэтому комментаторскими перлами надо восхищаться, а вот то, чем восхищаться не следует и даже наоборот, нужно называть ляпами. И не путать.
Смешные фразы для репортажа ни в коем случае нельзя придумывать заранее. Ведь стремление обязательно их использовать может свести весь твой репортаж к поиску подходящего момента. А это кошмар.
Но телезритель подчас не верит, что говоришь ты совершенно спонтанно и без фиги в кармане. Вот играет «Спартак», попавший в неудачную полосу: полсостава травмировано. Все только это и обсуждают, мол, в чем причина? И тут на поле выпускают защитника Эдуарда Мора. Я совершенно спокойно сообщаю: «Мор пришел из дубля».
Реакция не заставила себя долго ждать: «Вот, наши там „мрут“, а Гусев еще и издевается. Заготовил фразу, гад!»
А когда у сборной Ирландии в матче с Россией на замену вышел нападающий Саймон Кокс, я, предположив, что сопернику сейчас пригодится «свеженький Кокс», если и каламбурил, то простодушно имел в виду всего-то каменноугольный продукт, как некое топливо для атак. Но совсем не какой-то другой, неведомый мне кокс. И восторженную (на этот раз) реакцию определенной части зрителей даже не мог спрогнозировать.
На мой взгляд, авторские фразы — вещь одноразовая. И уж точно должны оставаться авторскими. Так, оценив точную и красивую скидку мяча техничным игроком на стадионе «Локомотив» словами: «В Черкизово — время скидок», — я больше ни разу не использовал эту метафору. Но время от времени слышу ее с экрана. Уже и Черкизовского рынка давно нет, а комментаторские «скидки» продолжаются.
«Горячие пирожки» и «чертик из табакерки» не были придуманы Василием Уткиным. Он просто первым использовал их в спортивном репортаже. Но подхваченные «учениками», они мгновенно превратились в назойливый штамп. И не только они. Попутно замечу: видя, какую уже назойливую популярность получило мое «берегите себя», жалею, что в свое время не запатентовал эту прощальную фразу. Уже давно мог бы жить на авторские.
Впрочем, случайная двусмысленность, например: «Этот форвард умеет принять на грудь», может стать культовой фразой для комментария корпоративных матчей, где веселая компания просто ждет чего-то такого о своем сослуживце. А стоящим в стенке музыкантам артистической команды можно посоветовать не закрываться руками, а, наоборот, убрать их за спину. Ведь в их профессии главное — пальцы.
Но подобная работа — это совершенно особый разговор. Даже, я бы сказал, особый жанр, где все средства хороши. Кстати, в разговоре о корпоративах слово «средства» — тоже многозначно. А соленая шутка — не пошлость. Просто надо чувствовать грань. И уместность. Которая, как и предполагает само это слово, во многом зависит от места.
Не думаю, что упоминание комментатором нетрадиционной сексуальной ориентации футболиста является чем-то запретным. Особенно если об этом публично объявил сам игрок, удостоившись, кстати, виртуальных аплодисментов общественности за смелость и открытость. Но при этом считаю просто неприемлемым однажды услышанное в репортаже: «Трибуны что-то кричат судье, видимо, вспоминая певца Элтона Джона». Для начала, это просто топорно.
Завершить эту часть моего повествования хочу цитатой еще одного моего коллеги — Георгия Черданцева. Пусть даже в каком-то смысле она ставит под сомнение саму необходимость обсуждения творческой стороны репортажа.
Юра сказал: «Главное, чтобы наши в итоге выиграли. Тогда комментатору простят все». Довольно цинично, но верно. Чисто творчески не отношу к числу своих лучших репортаж летом 99-го о победном для сборной России матче с Францией на «Стад де Франс». Или комментарий удачной игры с Англией в «Лужниках» в 2007-м. Но на встречах с болельщиками прежде всего слышу: «Как здорово вы тогда отработали!» Хотя на самом деле работали-то тогда ради такого зрительского восторга Романцев, Панов, Карпин, Титов, братья Березуцкие, Павлюченко…
Впрочем, чтобы закрыть главу на высокой ноте, вот несколько настоящих «шедевров» высокого комментаторского искусства:
«С такой игрой выиграть — все равно что добраться до Северного полюса в эпоху галер!», «Команды охватила ничейная эпидемия моровой язвы!», «Нападающий, как палочкой от эскимо, проткнул черно-белую стенку и угостил этим мороженым всю команду!»
Вот так. А вы говорите: «чертик из табакерки…»
Глава двенадцатаяЭфирная диета
Не забиваешь ты — забывают тебя».
«Вы на нарезке не стояли?»
«Если в течение нескольких лет показывать на экране лошадиную задницу, то и она станет популярной» — эту звонкую фразу когда-то услышал от Владимира Познера. И сегодня готов согласиться с мнением мудрого человека, моего хорошего знакомого, а до недавнего времени еще и соседа по дачному поселку.
А первый щелчок по носу я получил много лет назад, когда только-только начал появляться в телеэфире. Но несмотря на это, нос был уже слегка задран.
Дело было на одном из московских ежегодных международных хоккейных турниров, тогда еще проводившемся в лужниковском Дворце спорта. В очереди у буфетной стойки я заметил на себе внимательный взгляд симпатичной продавщицы. По мере моего продвижения к бутербродам и чаю девушка еще раза два заинтересованно взглянула на меня. Вот она, телевизионная известность. Спина распрямилась, плечи сами собой расправились…
И наконец, смущенный вопрос начинающей звезде:
«Извините, пожалуйста. У вас лицо очень знакомое. Вы у нас в холодном цехе на нарезке бутербродов не стояли?»
В очереди были не просто коллеги, а мои хорошие товарищи. К их истерическому хохоту я отнесся с пониманием.
Слово «кумир», видимо, когда-то вошло в русский язык со скрипом. Во всяком случае, с его использованием у нас явные проблемы. «Я — ваш давний кумир», — то и дело приходится слышать от милых людей, просящих автограф. Кстати, в последнее время расписываться все чаще приходится для бабушек и дедушек, с удовольствием отмечая добрый порыв их внуков, подходящих с ручкой и листком бумаги.
Подписываешь порой бог знает что! Спичечные коробки и паспорта, денежные купюры и фотокарточки. Вплоть до различных частей тела, даже, извиняюсь, на грани интимных. Однажды мне прислали по почте чей-то утерянный военный билет, в котором подпись комиссара странным образом заменял мой автограф. Впрочем, с весьма актуальным в этой ситуации пожеланием-предостережением: «Берегите себя!»
Что же касается крылатой фразы о задней части лошади, то у нее, извиняюсь за невольный каламбур, есть и оборотная сторона. «Не забиваешь ты — забивают тебе», — ведь так мы сами говорим во время репортажа. Телеведущий должен продолжать «забивать» — такая работа.
Временные трудности
Еду в метро. Кстати, оцениваю московское как едва ли не лучшее в мире. При всей критике за эпизодическую духоту сравните его с лондонским или нью-йоркским. По чистоте наш метрополитен даст сто очков форы конкурентам. А уж о феерически коротких паузах между прибывающими поездами — вообще не говорю. Здесь иностранные туристы нам уже давно обзавидовались.
Короче, под землей мы лучшие. Другое дело — что там, наверху… Но мы же сейчас о метро говорим.
Так вот, еду. Потому что вовсю пользуюсь общественным транспортом. Чаще всего из моего Внуково отправляюсь на аэроэкспрессе (благо удостоверение участника боевых действий позволяет не платить за это полтысячи рублей) до Киевского вокзала. А оттуда — с одной пересадкой на ВДНХ, от которой до Останкино рукой подать. И никаких проблем с пробками. Очень советую.
Итак, еду в метро. Вдруг в ухо: «Ого, Виктор Гусев — и не на „Мерседесе“?!» Поворачиваюсь. Белозубая улыбка не менее чем тысяч на 10 долларов, массивные часы едва ли не самой дорогой фирмы, из-под атласной рубашки — золотой крест с какими-то умопомрачительными вкраплениями, ну и шуба — как памятник целому поколению норок.
Ответ невольному собеседнику в силу своей очевидности возникает сразу: «Так и вы тоже не на „Гелендвагене“!»
«Э-э-э, Виктор, большая разница! У меня ВРЕМЕННЫЕ трудности».
Что ж, с такой жизненной позицией, уверен, к настоящему времени у моего случайного попутчика уже все наладилось.
Лемур и кенгуру
Мои главные болельщики — моя семья. Гранитную очевидность этого утверждения слегка подмывают воды сомнения некоторых ее членов в приоритетной роли спортивных зрелищ в жизни человечества. Еще помню, как попытка серьезной беседы с двумя дочками-школьницами была просто уничтожена фразой: «Папа, ну что ты с нами, как со всей страной,