— Да! О, это был чудесный заказ, хотя, по правде сказать, царица точно знала, чего хочет, поэтому задача стояла — понять, как воплотить имеющиеся у нее идеи. Знаете, она очень нетрадиционно мыслит. Она хотела, чтобы сооружение как бы струилось, а крыши парили в воздухе. Она сказала мне: «Пареннефер, мы бросим вызов законам природы». Это были ее собственные слова… очень характерные.
Женщина эта, похоже, и в самом деле была совершенством.
— Я услышал много тонких похвал ее качествам.
— Все, что вы слышали, правда. Она красива, как стихи. Нет, песня, ибо песня выразительнее и скорее вызывает у меня слезы. Ее ум устремляется во всех направлениях подобно чистой воде. Она не политик в том смысле, как мы понимаем это в наши дни. Она понимает власть, но не упивается ею. Хотя она, конечно же, ее любит. Вы знаете, что она сама правит своей колесницей. Очень современная личность.
Мое лицо, должно быть, выдало сомнения, потому что на чело Пареннефера набежало облачко.
— Это не сентиментальная хвала. Она действительно замечательная.
Он следил за моим лицом. Я постарался, чтобы на нем ничего не отразилось. Мы оба выжидали, но была моя очередь подавать реплику.
— Вы понимаете, зачем я здесь?
Пареннефер слегка наклонил голову.
— Думаю, что, к сожалению, все знают, зачем вы здесь. В этом городе мало секретов. Нефертити уже несколько дней не показывалась на людях. Богослужения, приемы в честь иноземных сановников, подготовка и собрания в преддверии Празднества — ни на одном из этих мероприятий она не появилась. Ее отсутствие сегодня вечером — предмет заботы. Они, — он указал на толпу в зале, — люди умные. Все схватывают на лету. Подмечают даже малейшие отклонения в ритуале и этикете; они умеют читать знаки. Им практически не о чем больше говорить, потому что это мир, замкнутый на себе. Легко верить, что больше ничего нигде не существует. В этом есть свое очарование — мы как будто живем внутри прекрасного зеркала, глядя на самих себя. Но иногда реальность вторгается, не так ли?
— Вторгается? — переспросил я. — Похоже, пока ее удерживают на почтительном расстоянии.
— Мы не можем допустить нестабильность сейчас, как раз перед тем, когда нам предстоит подтвердить новый порядок вещей. Празднество должно быть идеальным.
Он развел руки и пожал плечами — «невинный» и в то же время каким-то образом ироничный жест.
— Вы можете представить меня двум-трем людям? Мне нужно познакомиться с теми, кто окружает царицу. В особенности с Рамосом.
Пареннефер кивнул.
Следом за Пареннефером мы с Хети окунулись в рев толпы. Он приблизился к высокому, элегантному, безупречно одетому мужчине, выделявшемуся в кругу приспешников-мужчин и воздыхательниц-женщин. Пока мы стояли, дожидаясь его внимания, люди эти скользнули по мне любопытными холодными взглядами и умолкли. Украшения и отделка блестели в свете ламп. На этих людях было надето достаточно ценностей, чтобы профинансировать небольшое царство: на деньги, вырученные от продажи любого из нарядов, целый год могла прожить семья рабочего.
Гордое, с резкими чертами лицо мужчины странно контрастировало с мягкими и изысканными линиями его одежды. Значит, вот самый близкий к Эхнатону человек, от имени фараона и царицы контролирующий все: иностранную политику, сельское хозяйство, правосудие, сбор налогов, строительные проекты, жречество, армию… На Рамосе сходились все линии управления и политики Великой державы. Следовательно, он тоже должен быть глубоко вовлечен в Большие перемены. Рамос приветствовал меня едва заметным наклоном самодовольной головы, затем небрежно представил стоявших в кругу людей: его старшие министры, главные судьи и счетоводы и их холеные, напыщенные супруги в тугих париках и с натянутыми улыбками — жены карьеристов. Затем он отвел меня в сторону и начал свой маленький допрос.
— Значит, вы охотник за тайнами?
— Имею такую честь.
— Царица должна быть найдена и возвращена. Живой.
— Я только что приехал. Расследование в самом начале.
— Может, и так, но, полагаю, вы знаете, что времени мало. Мы слышали, уже есть один труп?
— Это не она.
— Так говорят. Великолепная новость! Тем не менее вы столкнулись с загадкой. А царица все еще не найдена. Я хочу сказать, вы все еще Не нашли ее.
Он холодно посмотрел на меня. Что я мог сказать?
— Вы отчитываетесь перед нашим обожаемым начальником полиции?
— Я отчитываюсь лично перед Эхнатоном.
— Что ж, уверен, он пристально следит за вашим продвижением, если только это не слишком обнадеживающее слово.
Я не смог удержаться.
— Разумеется, если бы охрана царицы была достаточно надежной, ее бы никогда не похитили. Ночью Дворец царицы едва охраняется — два стража и пара служанок.
Теперь он разозлился.
— Царской охране нет равных. Вы не имеете права ставить ее под сомнение. Просто сделайте свое дело и верните нам ее ко времени Празднества.
И с этими словами он отвернулся и направился к своим друзьям. Пареннефер подхватил меня под локоть и повел прочь.
— Как все прошло?
— Очаровательный человек.
— Он чрезвычайно важная персона, и более того, у него правильный взгляд на вещи.
— В каком смысле?
— Он глубоко озабочен устойчивостью нового порядка как внутри страны, так и в наших заграничных провинциях. Он многое поставил на карту, взяв на себя политические обязательства в связи с Большими переменами.
— Тогда он, должно быть, не в состоянии спать по ночам.
Пареннефера отвлек элегантный мужчина с умным, открытым лицом, легонько постучавший по его плечу.
— А, благородный Нахт. Познакомься с охотником за тайнами, Рахотепом.
Мы с уважением раскланялись.
— У Нахта здесь чудесный сад. В нем девятнадцать видов деревьев и кустарников.
— Что ж, начало я положил, — скромно произнес мужчина. — Зеленая листва, тень, маленький бассейн, немного виноградной лозы, несколько клеток с птицами — и тогда я чувствую, что мир все же не так ужасен. По крайней мере на несколько минут.
Тон его понравился мне не меньше его лица.
— Согласен с вами в отношении состояния мира, — сказал я. — Но большинство скажут, что мы живем в лучшие из времен.
— Тогда они просто не думают самостоятельно. По моему мнению, великий сад этой страны находится под угрозой со стороны сил, которых не принимают всерьез, особенно в высших кругах. При дворе есть силы, сосредоточенные исключительно на строительстве этого города и, следовательно, на сколачивании личного капитала, и совершенно не озабоченные множеством стоящих перед нами проблем: недовольное и растерянное население, враждебное и лишенное наследства бывшее жречество, далее — небольшое дельце о серьезных заграничных трудностях, которые мы сами себе создаем на наших северных границах, у наших приверженцев и в союзных царствах. Там у нас большая ответственность, а мы пренебрегаем ею с угрозой для себя. Я читал отчаянные письма от наших верных сторонников и командиров гарнизонов с описанием убийств местных вождей, страшных налетов и падения нашей власти. Эти вожди слали нам призывы о срочной помощи, поддержке и укреплении военных сил, но ответили ли им? Нет. Мы оставили их погибать. Страдают не только невинные люди, под угрозой не только торговля, но само господство фараона в этих землях ставится под сомнение и даже испытывается. Мы придерживаемся политики невмешательства. Но, по моему убеждению, эти мелкие войны и стычки не утихнут сами собой. Празднество — это прекрасно, если вы хотите устроить прием, но оно ничего не будет значить через год, когда опустеют царские зернохранилища, рабочим не будут платить и они начнут голодать, а варвары станут стучаться в ворота сада.
Мы молчали, переваривая его слова.
— И в самом деле, варвары у ворот сада.
Я сразу же узнал этот холодный, саркастический голос. К нам присоединился Маху. Нахт поздоровался с ним едва заметным кивком.
— Где ваш пес, Маху? Дома, дожидается вас?
— Он не любит приемы. Ему приятнее собственное общество.
Они походили на два взаимно враждебных вида: элегантный леопард из благородных интеллектуалов и лев из низших кругов, уживающиеся в одном месте обитания лишь благодаря договору, действие которого в любой момент может быть прекращено.
Пареннефер, стремившийся избежать стычки, воспользовался возможностью, чтобы объявить о своем уходе, ловко бросив меня на милость человека, который, как ему должно быть известно, не слишком был ко мне расположен. Я это запомню.
— Надеюсь, мы еще встретимся, — сказал он. — Мир тесен.
— Но мне бы не хотелось раскрашивать его, — отозвался я.
Эти слова обычно говорил мой бывший напарник Пенту. Не знаю, почему они пришли мне в голову в этот момент. Нахт засмеялся, но Пареннефер лишь озадачился, пожал плечами, а затем скрылся в море всеобщего говора.
— В эти необычные времена вдохновляет присутствие на нашей стороне умного человека, — сказал, поворачиваясь ко мне, Нахт. — Надеюсь, мы еще увидимся. Обращайтесь ко мне, что бы вам ни понадобилось. Ваш помощник знает, где меня найти.
И затем он тоже нас покинул. Мне было жаль, что он уходит. Я чувствовал, что могу ему доверять. И на поверку он мог оказаться хорошим другом. Маху проводил Нахта мрачным взглядом.
— У вас появился поклонничек.
Я пожал плечами:
— Он кажется хорошим человеком.
— Он из благородных. Им легко быть хорошими. Не надо прилагать никаких усилий. Они наследуют это качество вместе с властью и богатством.
С минуту мы молчали.
— Вы не пришли сегодня с докладом о новостях, — сказал Маху.
Разумеется, не пришел. И сделал это намеренно. Как бы то ни было, я пренебрег протоколом и тем самым вызвал раздражение Маху.
— Я подумал, что вам доложат Хети или Тженри.
— Кто эта мертвая девушка?
— Пока не знаю.
Больше я ничего не сказал, надеясь, что он уйдет. Но он просто рассматривал людей, словно те были стадом животных, а он охотником, огорченным отсутствием аппетита.