Затем я снова оказался среди полей и финиковых пальм, меня окружили звуки раннего вечера. Где же это место? В итоге, вспотевший и разочарованный, я остановился на границе двух земель — Черной и Красной. За спиной у меня лежала зелень возделанного мира — желтеющая, голубоватая, весенняя; в шаге от меня начиналась каменистая пустыня. Плоская, забытая богами равнина простиралась к непрерывной, колеблющейся линии осыпающихся красных скал. Красная земля продолжалась и за ними, вечная, неизведанная, священная, край мира.
А справа от меня находилось то самое сооружение, без каких-либо признаков жизни за невысокими стенами. Разумеется, ни дверей, ни окон не было, но я предположил, что дозовусь или найду способ проникнуть туда. Укрывшись в тени восточной стены и чувствуя себя полным дураком, я крикнул. Ответа не последовало. Я снова крикнул. Где-то позади меня, на дереве, насмешливо откликнулась птица.
Что еще я мог сделать? Я обошел строение, но входа не обнаружил. Глиняный кирпич раскрошился у меня под пальцами, когда я, ухватившись за выступ стены, попытался подтянуться. Я пнул бесполезные камни у себя под ногами. Будь она проклята. Хватит. Пора рискнуть и, забыв эту головоломку, вернуться домой. Найму лодку и как можно скорее выберусь из города! Хватит.
Я возвращался той же самой дорогой, но едва шагнул на тропу, как услышал что-то впереди. Похоже, даже птицы на деревьях затихли. Порыв ветра прошелестел сухими колосьями ячменя. Волосы у меня на затылке зашевелились. Я быстро пригнулся и метнулся в ячменное поле. Очень скоро я различил топот марширующих ног и тарахтение колес по грубой земле. Близко от меня появился и прошел отряд солдат, за ними катила повозка, опасно подпрыгивая на ухабах, в ней ехали два офицера полиции. Было очевидно, что они направляются к квадратной крепости.
Прячась в ячмене, я бросился в противоположном направлении, в обход деревни. Вечерело. Деревня казалась вымершей. Должно быть, все прятались по домам. Добравшись до реки, я заметил дальше по берегу военный паром, привязанный к деревьям, рядом стояли часовые. Передо мной решительнее обычного несла свои воды Великая река. Золотились городские здания, а за ними, в отдалении, ярко-красным светом были залиты восточные горы. Как же попасть на тот берег? А попав, откуда начинать поиски Нефертити?
Затем на воде возле берега я увидел почти незаметный среди колеблющихся теней ялик, который шел на веслах, но из-за течения казалось, будто стоит на месте. Лодочник как будто бы что-то высматривал на берегу. Я снова присел за деревьями. Очертания и движения фигуры в лодке показались мне знакомыми. Я вгляделся попристальнее, но человек то попадал в поле зрения, то исчезал. Если это враг, то почему так старается остаться незамеченным и зачем бы ему здесь находиться?
Я взял камешек и осторожно бросил в сторону ялика. Мгновение тишины, во время которого голоса часовых, как мне показалось, смолкли, а потом слабый всплеск. Я увидел, как фигура в лодке быстро повернулась на звук, а затем стала вглядываться в темные заросли, где прятался я. Человек подгреб ближе, но недостаточно. Я бросил еще один камешек, и он упал у самого берега. Лодочник быстро смекнул, что к чему. Поскольку мы находились на западном берегу, деревья отбрасывали длинную тень на кромку воды, в то время как город был еще освещен. Мне показалось, что я знаю, кто сидит в лодке.
Я подождал, пока стража возобновит разговор. Едва услышав приглушенный шум их голосов, я, пригибаясь, бросился через узкую полоску берега к ялику. Я оказался прав: это был Хети. Как можно тише я вскочил в лодку и укрылся у него за спиной. Он не улыбнулся, лишь поднес палец к губам и пустил ялик по течению, уносившему нас от солдат.
Оказавшись на безопасном расстоянии, мы повернулись друг к другу, переполняемые вопросами, самый насущный из которых я озвучил:
— Где она?
— Я отвезу вас к ней. Но сначала должен узнать, что произошло у вас с Эйе.
— Откуда ты знаешь?
— Вас отвезли на корабль. Вы разговаривали?
Хети никогда не говорил со мной таким настойчивым тоном.
— Я все расскажу ей.
— Нет, сначала мне, иначе я не смогу отвезти вас к ней.
Выражение лица у него было решительное. Это был не тот неуверенно-самонадеянный молодой человек, с которым я познакомился всего несколько дней назад. В нем чувствовалась новая властность.
— Она мне теперь не доверяет?
Он покачал головой — прямо и откровенно.
— Ты знаешь, что меня схватили? Маху?
— Да. И мы думали, что это конец. Но потом узнали, что вас освободили. Эйе. Это могло означать только то…
— Что? Что я ее предал? Что все это время действовал в интересах Эйе? Вот что ты думаешь? После всего, что мы перенесли вместе? — Трудно гневаться в маленькой лодке посреди реки. — Отвези меня к ней. Сейчас же.
Хети, мгновение поколебавшись, кивнул. Ловко развернув ялик, он пошел поперек сильного течения реки. Вечерний ветер Дул резкими порывами и был горячим — другой ветер, не тот прохладный северный бриз, а нечто зародившееся на юге, в его дальних пустынях. Над городом взошла почти полная луна. Причудливые тени длинных легких облаков набегали, как грязная вуаль, на чело луны. Белые фасады города возвышались тут и там над темными купами деревьев.
Мы совершили нагие плавание по неспокойным темным водам, оставляя путаный след, и подошли прямо к новой каменной пристани, где возбужденно плескались черные и синие язычки воды. Ступеньки вели к уже известному мне месту — к широкой каменной террасе, увитой роскошным виноградом, превращавшим ее в укромный уголок, тихий и укрытый от поднимающегося ветра. И к красивому креслу, поставленному у воды, чтобы, сидя в нем, наблюдать, размышлять. Я вспомнил свое ощущение пропавшей женщины, очертаний и изгибов ее фигуры. И там, теперь наяву, восседала Нефертити: ее пальцы задумчиво поглаживали резные львиные лапы на концах подлокотников, и разум, по-видимому, был холоден, как кубок воды.
Я вышел из лодки. Кошка непринужденно спрыгнула на пол, изящно потянулась, подошла ко мне и принялась тереться об ноги.
— Ты по-прежнему ей нравишься. — В ее голосе звучало легкое напряжение.
— Она мне верит.
— Это в ее натуре.
Я ничего не сказал. Исчезнувший ненадолго Хети принес еще одно кресло и удалился — возможно, встал на страже. Я сел напротив царицы, кошка мурлыкала у меня на коленях.
— Итак, с чего мы начнем? — спросил я.
— С правды.
— Вы думаете, что я здесь для того, чтобы вам лгать?
— Почему бы не рассказать мне свою историю? Тогда я увижу, верю я ей или нет.
— Снова истории.
Она промолчала.
— Стараясь обнаружить заговоры и интриги, я нашел людей, у которых есть причины желать вашего исчезновения навсегда, и кое у кого из тех же людей есть причины желать вашего возвращения. Я узнал про золотые перья Общества праха. Это о чем-нибудь вам говорит?
Она пожала плечами:
— Такие названия люди дают тому, что воспринимают слишком серьезно.
— Ваш зять сказал мне, что золотое перо открывает невидимые двери. Казалось, это его взволновало.
— Видишь? Мужчины любят загадки, шифры и необычные печати. Это помогает им чувствовать себя умнее и важнее.
— Примерно то же сказала ваша свекровь. И Эйе.
Я внимательно следил за ней. Что-то промелькнуло у нее в глазах при этом имени — не в первый раз. Царица сменила тему.
— Маху до тебя добрался.
Это был не вопрос. Я поднял палец в лубке. Он выглядел глупо.
— Он ничего от меня не узнал, — сказал я. — Ну, почти. Я сообщил ему про Загробный мир и так далее, но, странно, он мне, похоже, не поверил.
— У него нет воображения.
— Действительно, он производит впечатление буквалиста.
— Но я озадачена. Как ты спасся? — спросила она, снова возвращаясь к прежней теме, встревоженная, как кошка, запертая не в той комнате.
— Пришел ваш друг Эйе и поговорил с ним. Похоже, Маху все же убедился, что меня следует привести в порядок и отпустить. Затем Эйе пригласил меня на обед, и я, разумеется, принял приглашение. Было очень интересно.
Мне хотелось, чтобы мои слова повисли в воздухе. Хотелось, чтобы она спросила об этом.
— Представляю, что Маху пытался ранить твое сердце и душу. Воображаю, как он угрожал твоей семье. — Нефертити не потрудилась изобразить сочувствие.
— Моей семье он угрожал раньше. Вы это знаете. И в тюрьме мне приснился дурной сон. Он был хуже почти всего, что мог сделать со мной Маху.
— Сны, — спокойно проговорила она. — Расскажи мне свой сон.
Я посмотрел в сторону, за реку и подумал: зачем? Но конечно, я хотел все рассказать.
— Мне приснилось, что я наконец дома. Прошло много времени. Я был рад. Но все исчезли. Я вернулся слишком поздно.
В последовавшем молчании я непрерывно гладил кошку, как будто мое отчаяние могло перейти в нее, не причиняя, однако, вреда. Животное посмотрело на меня спокойными зелеными глазами. Я обнаружил, что боюсь поднять глаза и встретиться с таким же прямым взглядом ее хозяйки.
— Это был сон страха, — произнесла она.
— Да. Всего лишь сон.
— Страх — сильный обман.
— Некоторых из нас он делает человечными.
Внезапно я разозлился. Кто эта женщина, чтобы говорить мне о страхе? Но она тоже рассердилась.
— А ты считаешь, что я не испытываю страха? Думаешь, я бесчеловечна?
— Я вижу страх в ваших глазах, когда упоминаю об Эйе.
— Что он тебе сказал? — Она не хотела оставить эту тему в покое, играя вопросом, как кошка дохлой птичкой.
— Он был очень разумен. Попросил меня передать вам послание.
Это ее остановило. Теперь она что-то почуяла. Я ощущал ее жажду, потребность узнать.
— Изложи мне его послание. — Она произнесла это слишком спокойно.
— Он знает, что вы живы и вернетесь. Его вопрос: что потом? Его послание: встретьтесь с ним. Он будет трудиться вместе с вами над восстановлением порядка.
Она покачала головой, недоверчиво и с долей разочарования. Издала звук — что-то среднее между всхлипом и оборвавшимся смешком над чем-то, что никогда не было очень смешным.