Прошло менее получаса, как в дверь постучали и на пороге появилась сестра. Она казалась расстроенной, и это не укрылось от Тиу.
— Вы что, поссорились? — удивилась она.
— Нет, но царевич, кажется, обиделся на то, что я не стала ругать его отца. Сам он был возмущён его поведением, ему показалось, что властитель оскорбил меня и приглашал стать его наложницей. Правда, я этого не почувствовала.
— Я тоже! — тотчас подхватила царица. — Он, конечно, распушил пёрышки и очень хотел тебе приглянуться, да и в мыслях наверняка переходил все допустимые границы, тут его не исправишь, и всё же он больше старался для сына!
— Да, я так это и поняла! — покраснев, вымолвила Нефертити.
— Не расстраивайся, все мужчины, когда молоды, страшные ревнивцы, это у них в крови! Они во всех видят соперников! — улыбнувшись, повеселела Тиу. — Завтра он снова, как молодой тигр, будет кругами ходить вокруг тебя.
— А я не расстраиваюсь, — улыбнулась принцесса. — И мне вовсе не нужно, чтобы он ходил кругами вокруг меня.
Царица удивлённо изогнула брови. Многие правители соседних стран ещё два года назад пытались заранее обручить египетского наследника со своими ещё не родившимися дочерьми, но Аменхетеп Третий не спешил, а на все брачные предложения, усмехнувшись, отвечал: «Его невеста ещё не родилась!»
— Тебе мой сын не нравится? — холодным тоном спросила царица.
— Он мне нравится, но только... — принцесса запнулась, подыскивая нужное слово.
— Что только?
— Только не так, чтобы... — Нефертити смутилась и, помолчав, добавила: — Чтобы сразу дух захватило. Мне Мату, наш лекарь, рассказывал, что двадцать лет любил одну женщину, причём безответно, она была замужем, и его каждый раз, когда он встречал её, ознобом прожигало и дух захватывало...
— Он маму любил, — усмехнулась Тиу.
Принцесса покраснела, услышав это признание.
— Тем более... — еле слышно произнесла она. — Значит, несмотря на свой возраст, она была достойна такой необыкновенной любви. А у тебя так было?
Царица ответила не сразу. Она вспомнила, как её выдали замуж. Египетского фараона ни она, ни её слуги до свадьбы не видели. Отец лишь сказал, что властитель немолод, но он самый могущественный владыка во всём Средиземноморье, и это большое счастье, что Тиу становится царицей великого Египта. Вот она ею и стала. О любви же её никто не спрашивал. Покидая домашний кров, она знала, что у Аменхетепа самый многочисленный гарем и надо будет очень постараться, чтобы завоевать расположение самодержца, иначе муж обратит свои взоры на наложниц, которые весьма искусны в любовных утехах. К счастью, мать ещё раньше просветила её по этой части, и она понравилась супругу. Страсть же пришлось сыграть, да так, что искушённый государь поверил. И до сих пор не сомневался, что Тиу его обожает и боготворит, хотя в душе она была к нему равнодушна. Но это помогло ей выжить и сохранить себя, когда муж женился на Ов, а её отдалил от себя. Царица же по-прежнему была весела и неотразима и о своей участи не переживала.
— Я до сих пор мало что знаю об этой священной болезни, которую прозывают любовью, — честно ответила она. — Зато у нас другое предназначение, сестрёнка. Мы с тобой созданы богами, чтобы рожать наследников. Я его уже выполнила. Теперь твой черёд.
Нефертити задумалась. Тиу погладила её по голове, прижала к себе.
— Я же теперь тебе как мать, а всякой матери радостно, когда её дочь живёт счастливо, вот и мне хочется. А тут такое совпадение, когда ты понравилась сыну. Поверь, он не похож на отца. И женится только по любви и будет любить жену. Её одну. Он очень умный даже в свои юные лета и станет великим правителем, я верю в это! И ему нужна достойная жена. И такая красивая, как ты. Подумай и не торопись принимать решение. Хорошо?
Принцесса кивнула. Вернувшись домой, она обо всём рассказала Мату. Тот спокойно всё выслушал, и лицо его просветлело. Он не торопился тут же высказать своё одобрение, такая уж у него была манера, ибо умел чувствовать настроение принцессы, знал, чего она хочет, и не спешил с выводами.
— Что тебе сказать? — вздохнув, медленно проговорил он. — Отчасти сестра твоя права. Лучшего мужа и защитника в целом мире не найти, но жить не любя, это... Если б тебе предложили: либо жить в холе и неге, без хлопот и забот, окружённой заботливыми слугами, но слепой, либо в бедности и лишениях, как придётся, но зато зрячей. Что бы ты выбрала?
— Конечно, второе, — не задумываясь, ответила Нефертити.
— Так и жизнь без любви. А дальше решай сама. Ты уже взрослая.
Она улыбнулась и кивнула. Глаза её вспыхнули, заблестели, и Мату невольно залюбовался принцессой.
— Знай, что красивее тебя нет никого на свете, — он неожиданно смутился и отвёл взгляд в сторону.
— Я напоминаю тебе маму?
Лекарь пристально посмотрел на неё.
— Тебе Тиу сказала?
Нефертити кивнула.
— Да, той женщиной, о которой я рассказывал, была Айя. Я не мог сказать об этом раньше... Царица всю жизнь любила твоего отца, но мне хватало порой её тёплого участливого взгляда, улыбки, доброго слова. Когда любишь, большего подчас и не надо. Я и сейчас её люблю... — он улыбнулся.
Нефертити долго не могла заснуть, вспоминая и обед, и короткий разговор с наследником, и откровенные беседы с Тиу и Мату. За один день она вдруг повзрослела на десять лет. Она вспоминала взгляд бархатных тёмно-изумрудных глаз царевича, когда он поднимал тяжёлые веки и с непонятной пронзительной грустью смотрел на неё. Взгляд не забывался. И хотя она уверяла себя, что совсем не влюблена в него, но то подчёркнутое внимание к ней и странное волнение юного правителя трогали принцессу. Нефертити ещё не понимала, что это такое и как вообще начинается любовь, которая захватывает дух и прожигает ознобом, но предощущение, ожидание её уже тревожило душу. Как будто вот-вот всё случится. Или же о ней снова забудут, и она будет жить, как жила, редко выходя за пределы дома, проводя время за занятиями по языку, арифметике, открывая для себя знахарские тайны, рукодельничая, а вечерами играя на арфе и танцуя вместе с Мату, который прекрасно владел телом, двигался и отбивал ритм на бубне. Она вовсе не скучала, умея находить себе занятия. То занималась верховой ездой, то изображала змею, да так ловко, что сбегались все домашние и не отрываясь наблюдали за её причудами. Нет, она не скучала, слушая истории лекаря или своей кормилицы Тейе, которая заходила к ней чаще, чем сестра, ибо теперь не жила во дворце, но знала всё, что там происходит. Её муж, начальник колесничьего войска Эйе, являлся одним из приближённых теперь уже обоих фараонов и сам многое наблюдал, а тайные вести нашёптывали служанки, которые, пользуясь её добротой и приветливостью, частенько к ней забегали. Тейе рассказывала, как все не любят Ов, особенно наследник, а она совсем этого не понимает и ведёт себя так, словно старый властитель будет жить вечно, хотя он очень болен и дни его сочтены. Ещё и по этой причине принцесса вовсе не обиделась во время обеда на самодержца, ибо так он стремился одолеть недуг, который пожирал властелина изнутри. Наследник же повёл себя жестоко, хоть и не понимал этого.
Так она обо всём размышляла, не в силах заснуть. Потом встала, вышла во двор и смотрела на огромную жёлтую луну, висевшую полным кругом совсем близко от земли и покрывавшую ровным песчаным светом ночные Фивы. Ночью на город спускалась прохлада, с Нила даже задувал знобкий ветерок, шаловливо щекотавший тело. И всё же, возвратившись в свой дом, она вдруг почувствовала, насколько он мал и убог по сравнению с огромными мраморными залами дворца и какая милая скука царит тут. Постояв, она вернулась, легла и уснула. Ей приснилось, что она стоит на том же месте, во дворе, становится невесомой, как пушинка, и, оттолкнувшись от земли, летит ввысь, прямо к звёздам, с каждым мгновением набирая немыслимую скорость. Её дом, оставшийся внизу, резко отдаляется от неё, и уже неразличимы постройки в Фивах, и только дворец Аменхетепа и две его восемнадцатиметровые статуи, возвышающиеся над всем городом, ещё можно было узнать. Она испугалась, не понимая, какая сила уносит её от земли, хотела закричать, как вдруг чья-то сильная рука схватила её за запястье, и, повернувшись, принцесса увидела рядом с собой отца. Он улыбнулся, давая понять, что ей нечего бояться, и лишь тогда Нефертити успокоилась.
Они облетели несколько раз Фивы по кругу, а потом устремились вверх по течению Нила. Внизу под ними мелькали многие крупные города и селения, пирамиды, храмы и гробницы. Нефертити подумала, что отец хочет показать ей Средиземное море, о котором она много слышала, но, пролетев совсем немного, они вдруг застыли в воздухе и постепенно начали спускаться, закружив вокруг какого-то селения с небольшим пальмовым леском на берегу.
Отец всё время что-то хотел сказать ей, но не мог: то мешал сильный ветер, то словно неведомая сила сжимала рот, он лишь улыбался, кивал головой, пытаясь этими знаками поведать о чём-то важном, но она не понимала. Уже мелькнула внизу жёлтая полоса песчаного берега, само селение осталось в стороне, лишь две старых папирусных лодки сиротливо покачивались на воде. Нога Нефертити ощутила земную твердь и мокрый песок. Отец вдруг выпустил её руку, а сам воспарил в воздух, резко взмыв вверх. Ещё через мгновение он превратился в светящуюся точку и пропал. Принцесса осталась одна. Она не чувствовала большой тревоги, и всё же странное беспокойство не покидало её. Почему отец доставил её сюда, а сам улетел, бросив одну? Нефертити понимала, что отец не мог причинить ей зла и во всём, что её окружало, крылся свой тайный смысл, но какой? Пески и барханы простирались до горизонта, словно дикая пустыня подступала к берегу. И больше ничего. Даже пальмовый лесок с селением так отдалился, что еле угадывался.
Лениво катил свои воды голубой Нил, большая медная луна плавила в воде свою дорожку, и лёгкие волны накатывали на тёплый песок. Она присела, раздумывая о том, что с ней происходит. Надо дождаться судов, плывущих вниз, и добраться до Фив. Только что же ей хотел сказать отец? Может быть, указывал путь спасения? Но она не чувствовала никакой опасности, ей было покойно здесь, на этом пустынном берегу. Только как тут жить? Или это смерть, и ей суждено так закончить свои дни? Она потянулась ввысь, ноги сами оторвались от земли, и она легко взлетела, направив свой полёт туда, где стояли Фивы. Вскоре показались сторожевые огни столицы, и Нефертити так обрадовалась, что сердце готово было вырваться из груди. От радости она закричала и тотчас проснулась.