Фараон также пожелал, чтобы везде, где надлежало стоять его скульптурам, с ним соседствовал бы лик Летящей Красоты — Нефертити. До этого никто статуи своих жён в храмах и на площадях не выставлял. У Шу ад а от всех нововведений фараона перехватывало дыхание и замирало сердце. Ещё при Аменхетепе Третьем жреца за такое вольнодумство могли выслать из столицы, прознай об этом Неферт и пожалуйся правителю.
— Ты чем-то недоволен, Шуад? — заметив его кислую гримасу, однажды спросил фараон.
— Знаю одно: Верховный жрец сойдёт с ума от всего, что вы задумали, ваше величество, а меня всегда будет мучить совесть, ибо даже своему заклятому врагу я бы не пожелал такого конца; и мне почему-то жалко нашего старейшину. Время его давно закончилось, а он этого не понимает.
— У тебя слишком чувствительное сердце, Шуад, — усмехнулся самодержец.
Неферт и сам чувствовал: что-то готовится. Шуад, уходя из дома, прятал «Книгу истин» в тайник, ибо наушники Верховного жреца рыскали повсюду, как шакалы, прошаривали его комнаты, пытаясь через него узнать, что задумал властитель. Хаарит с Суллой пророчили великие перемены. Неужели фараон польстился на речи этого толстого мыслителя-недоумка и задумал единобожие? Старейшина жрецов не верил, что самодержец отважится на столь дерзкий шаг. Не выдержав, он напросился даже на приём к царице, пытаясь осторожно проведать, почему строится царский дворец на берегу Нила рядом с Гермонтисом, городком чуть выше по течению. Его наушники съездили и туда, а приехав, выпучив глаза, взахлёб рассказывали не только о дворце, но о новых храмах, особняках, вырастающих в целые городские кварталы. Жреца также интересовало и то, почему властитель не призывает его к себе каждую неделю на обед, как это делал Аменхетеп Третий? Суть не в обедах, но старейшина жрецов обязан встречаться с правителем. Вопросов у него накопилось немало, а Нефертити, как рассказывали многие, имела большое влияние на мужа. Однако откровенной беседы и с ней не получилось.
— Я только что родила принцессу Меритатон, и все заботы сейчас о нашей малышке, — прервав жреца, с грустной улыбкой ответила она. — Я супруга почти не вижу и не знаю его планов! А новый дворец на Ниле мой супруг, быть может, строит для отдыха. Фивы стали слишком тесны. Но я обязательно попрошу его, чтоб он принял вас и поговорил с вами.
Царица лукавила. Она знала обо всём, что происходит, и даже принимала участие в планировке нового дворца и самого города. Она оказалась неплохой рисовальщицей, набросав тонкой кисточкой из волокон пальмового дерева несколько изящных акварелей будущего сада в Ахет-Атоне: лёгкие беседки в виде цветков лотоса и круглые залы с колоннами, из которых можно было спускаться прямо в бассейн. Эти красочные рисунки так восхитили фараона, что он приказал строителям воспроизвести их в точности. Нефертити первой прочитала «Книгу истин Атона», которую составлял Шуад, и внесла много исправлений, согласившись с мужем в главном, что она должна быть проста и понятна всем без исключения.
— Проста, но не примитивна, — добавила она, разговаривая со жрецом. — Необходимо, чтобы люди, читая эти истории, получали бы и добрый совет, и утешение, и умный разговор, и разгадку многих тайн. Вот вы пишете: «Видели ли вы, как страдает ласточка, найдя своё гнездо разорённым? Её горе в диком крике, в неистовом полёте, она страдает движениями, но они так красивы, что мы восторгаемся ими, не понимая, что заключено в них. Мы восторгаемся тем, как страдает эта маленькая птичка. Значит, и в горе может быть своя красота. Научиться этому нельзя. Изящество и красота заключены в нашей душе. Пытайтесь распознать её в себе, заботьтесь о ней, как садовник ухаживает за молодым деревцом в своём саду, и ваши труды будут вознаграждены». Начало и середина, Шуад, очень хорошие: и красота может выражать горе. Такие простые примеры и нужны, а вот концовка не совсем ловкая. Надо подумать, как иначе разгадать этот пример. И хорошо, что вы пошли по пути сочинения таких небольших притч. Но не все они равноценны. Не все...
Шуад и сам это понимал, но довершить эту работу ему не хватало дарования. Он мог придумать короткие мысли, максимы, но чтобы сочинять притчи, требовалось что-то ещё. Ему не хватало воображения, фантазии, смелости, отваги. Фараон же, прочитав книгу, остался ею доволен. Нет, кое-где он требовал подправить, дописать, но в целом книга ему понравилась.
— Это то, чему все должны поверить! — наморщив лоб, вымолвил он. — Что есть истина? Хороший вопрос! Вот пусть и думают: что есть истина?
— Но ваша супруга прочитала книгу, и многое ей показалось ещё сырым, не готовым... — пробормотал жрец.
— Жена судит тебя слишком строго, — успокоил его властитель. — Она, конечно, большая умница, но книга нужна сейчас, а не завтра. Уйму времени займёт переписка, разучивание молитв, текстов. И потому у тебя ещё в запасе только месяц! Запомни!
Шуад кивнул.
— У меня к тебе есть одна просьба, — фараон задумался. — Я хотел бы сменить имя.
— Имя? — удивился жрец. — Но ведь его носил не один твой предшественник. Так именовалась целая династия. Аменхетеп Первый, Второй, Третий, ты, мой господин, — Четвёртый...
— Я знаю, Шуад, но Аменхетеп означает: «Амон доволен». Как я могу продолжать носить это имя, если мы меняем самого бога, если теперь Атон станет нашим верховным божеством? Что скажет мой народ, когда я буду призывать его поклоняться Атону? Он скажет так: правитель заставляет нас почитать Атона, а сам носит имя Амона. Разве я не прав?
— Да, вы правы, ваше величество, — помолчав, согласился Шуад.
— А коли ты согласен, я хочу с тобой посоветоваться. Я придумал себе новое имя, и мне нужен твой совет. Я хочу, чтобы впредь меня все именовали Эхнатон!
— «Полезный для Атона», — расшифровал Шуад.
— Да, полезный для Атона. Новая столица Ахет-Атон, а её правитель Эхнатон! Хорошее созвучие! — радостно воскликнул властитель. — Это тоже что-то значит!
— Да, хорошее.
— Ты одобряешь?
— Мне нравится.
— Прекрасно! Дворец почти готов, можно переезжать. А для этого надо предусмотреть всё, каждую мелочь! — фараон в волнении расхаживал по тронному залу, где происходил разговор. — Надо предусмотреть даже то, что ныне кажется невозможным. Но правитель обязан знать всё наперёд. Обязан знать!
— Вас что-то тревожит, ваше величество? — не выдержав, спросил Шуад.
— Да, — помолчав, отрывисто сказал фараон. — Я постоянно думаю, верно ли поступаю, разрушая всё, что создавали мои предки. Ту стройную систему богов, которая незыблемо поддерживала все предыдущие династии. Ведь я одним махом сметаю всё, чему не одно столетие поклонялся мой народ. Поймёт ли он меня, поддержит ли? А вдруг мы с тобой ошиблись? Вот что меня мучает уже вторую неделю. Я даже стал просыпаться по ночам, как мой отец, и ходить по дворцу, как привидение. Жена пугается. Может быть, я взвалил на себя задачу, которая мне не под силу? Скажи, Шуад? — в его голосе прозвучала растерянность, а в глазах вдруг промелькнул щенячий страх. — Меня сжигают эти сомнения изнутри, и я не знаю, что делать! Город мы обязательно построим, но вот перемена главного бога и постепенное введение единобожия так ли уж всем необходимы?
Жрец никогда ещё не видел правителя, раздираемого такими муками. Казалось, скажи ему сейчас о том, что и он, Шуад, так же в этом сомневается, фараон тут же бы всё разрушил. Но теперь жрецу уже хотелось увидеть, как его книга станет вещим словом и откровением для тысяч сограждан.
— Нет, ваше величество, нельзя отступать от того, что задумали! — с жаром проговорил Шуад. — Ведь Атон верит в нас, ждёт, что мы, выбрав его, не отступимся! Джехутимесу уже создал величественные статуи нашего бога, город почти построен, книга написана! Нет, мы уже не можем отступить! Да и как же иначе свалить Неферта?! Я узнал: ему приносят часть подношений! Его семья, братья, сёстры, племянники и племянницы из бедняков превратились в богачей, и теперь клан Верховного жреца самый состоятельный в Фивах. За счёт казны построены уже десятки их особняков, разрастаются хозяйства, у каждого не по одной отаре овец, коз, буйволов, они жиреют за счёт вас, ваше величество! И будут жиреть!
Лик фараона потемнел, посуровел.
— Хорошо! Не отступим!
Едва ушёл Шуад, как правитель тотчас вызвал к себе двух своих доверенных людей: начальника колесничьего войска, мужа кормилицы, тридцатишестилетнего Эйе и вновь назначенного им военачальника лучников и пешцев, главнокомандующего всеми войсками девятнадцатилетнего Хоремхеба. Эйе служил ещё отцу и, принеся присягу его сыну, показал себя как преданный и талантливый полководец. Хоремхеба самодержцу рекомендовал Илия. Юноша был сыном одного из умерших царедворцев. Илия же первый заметил его необыкновенные воинские дарования, рекомендовал его фараону, и тот, убедившись в их совершенстве, вскоре назначил его военачальником лучников, а потом и всех пешцев.
Оба полководца явились. Фараон, волнуясь, покинул тронное кресло и подошёл к ним. Те склонили головы. Большие глаза правителя наполнились дружеским огнём. Правитель сначала положил руку на плечо Эйе, потом сжал руку Хоремхеба.
— Я как-то говорил вам, что задумал перевернуть старый мир! — торжественно объявил самодержец. — Египет существует более трёх тысяч лет, и эта вековая пыль мешает мне свободно дышать. Хочется впустить в наши жилища побольше света и свежего воздуха! — он вдруг рассмеялся своей же фразе. — Да, я хочу построить новый город, утвердить нового бога, изменить наши отношения друг с другом, начать жить проще, свободнее. Я расскажу вам о своих переменах всё подробно, но мне будет нужна ваша поддержка, вы — моя опора, как и многие другие. Мы вместе?
— Мы всегда будем вместе, ваше величество! — осторожно ответил Эйе, мало что поняв из сообщения правителя.
— Мы поможем вам, ваше величество, перевернуть этот мир! — восторженно сказал Хоремхеб.
Неферт, получив приглашение от фараона, обрадовался: видимо, царица сумела-таки внушить мужу, что не след ссориться с Верховным жрецом, и мальчишка её послушался. Смешно даже подумать о том, что почтенный мухе, великий мудрец и настоятель главного храма сам ищет встречи с семнадцатилетним сосунком, пусть даже тот и зовётся правителем.