Аэропорт, в который мы прибыли, оказался частным и находился недалеко от автодрома. Мы должны были лететь в Лутон, располагающийся примерно в 95 километрах от Банбери. Пока мы сидели в зале ожидания, я невзначай обмолвился Джину, что проголодался.
– Совсем забыл перекусить на автодроме из-за всех этих переживаний, – сказал я ему. – По правде говоря, я ничего не ел с самого утра. Что нам подадут в самолете?
– А я не заказывал никакой еды, – небрежно ответил он.
– Что, совсем ничего? Даже напитков? Нам лететь три часа. Мне нужна еда, Джин!
Мой призыв был встречен гробовым молчанием. Я такого поведения не понял. На кой черт тратить миллионы на самолет, но не заказывать ни еды, ни питья? Для меня это было лишено смысла.
– Ладно, не возражаешь, если я что-нибудь быстро организую? – спросил я.
– Зачем?
– Затем, что я голоден как волк!
Я видел, что Джину это не понравилось, но альтернативой было провести три часа с голодным итальянцем на высоте почти 10 000 километров, а такой участи я не пожелал бы и своему злейшему врагу.
– Хорошо, делай что хочешь, – неохотно согласился он.
К счастью, до вылета еще оставалось больше часа, поэтому я позвонил ребятам с командной кухни, которые пока оставались на трассе.
– Предоставьте это мне, – сказал Джон, их менеджер. – Я сам принесу что-нибудь.
– Спасибо, Джон, – ответил я. – Ты только что помог предотвратить катастрофу!
Примерно через 10 минут после того, как мы поднялись на борт, я увидел Джона, выходящего из зала ожидания с огромным серебряным подносом.
– Ты посмотри, – сказал я Элизабет, которая в то время была моей ассистенткой и летела с нами. – Там должно хватить еды человек на 20. Боже, какой же я голодный!
Я даже не стал спрашивать, что внутри, и, когда Джон покинул самолет, оставив поднос на бортовой кухне, жадно посмотрел на эту посудину. Как только мы взлетим, все ее содержимое будет моим. По крайней мере половина точно. Джин и его друг, который тоже путешествовал с нами, не были голодны.
Примерно через пять минут после взлета таблички «Пристегните ремни» наконец отключились.
– Хочешь, принесу тебе что-нибудь? – спросил я у Элизабет.
– Нет, спасибо, я перекусила на автодроме.
– Повезло тебе!
Что бы ни находилось на подносе, оно все еще было горячим, и к тому времени, как я поднял крышку, у меня буквально текли слюнки.
– Черт подери! Это ни хрена не смешно!
– Что случилось? – спросила Элизабет, подбежав к бортовой кухне и взглянув на поднос. – Ой, мамочки. Не очень-то аппетитно выглядит, правда?
Вместо того чтобы взять остатки вкуснейшей лазаньи или запеканки, Джон принес полный поднос запеченных бобов.
– Терпеть не могу запеченные бобы, – сказал я, с несчастным видом глядя на поднос. – И даже если бы любил, не уверен, что есть их в закрытом пространстве было бы хорошей идеей. Помнишь фильм «Сверкающие седла?»[23]
Элизабет кивнула.
– Да, сбежать будет некуда, не так ли? Должно быть, это все, что у них осталось. Придется подождать до Банбери.
– Ждать три часа? Да я бы паршивого козла сейчас сожрал.
– Но не бобы?
– Да иди ты к черту.
Когда мы приземлились в Лутоне, первым, кто поднялся со своего места, был Джин. Во время полета он вставал, чтобы посмотреть на поднос, но, как и мы с Элизабет, решил ничего не есть.
– Гюнтер, не мог бы ты взять с собой поднос с бобами, когда будешь выходить из самолета? – сказал он мне. – Я бы хотел отнести его ребятам на базе.
– Зачем? – спросил я.
– Не хочу, чтобы еда пропадала. Парни съедят.
– Парни съедят? То есть ты хочешь, чтобы я отнес этот поднос с запеченными бобами в свой номер, положил их с собой в постель, а завтра взял с собой на базу и передал парням?
Мы с Элизабет переглянулись. Никто из нас не мог поверить своим ушам.
– Джин, – продолжил я, – бобы провоняли весь самолет за три часа. И как мы должны доставить их в Банбери?
– Крышка достаточно плотно закрыта, – парировал он. – Можешь спокойно нести в руках.
Итак, бобовый скандал официально начался.
Выйдя из самолета, мы прошли по залу прибытия – разумеется, очень медленно, потому что я нес огромный поднос с чертовыми бобами, – и направились к автомобилю. Поскольку я терпеть не могу бобы, их запах в самолете вызвал у меня легкую тошноту, но это было ничто по сравнению с запахом, который я прочувствовал в тесноте машины.
– Хотите, я понесу? – спросила Элизабет. Она видела, что я был близок к внезапному порыву рвоты.
– Нет, все в порядке, – мужественно сказал я, – но ты можешь открыть окно.
Когда ассистентка опустила стекло, я посмотрел на босса. С тех пор как мы покинули автодром, он постоянно был на телефоне, отвечая на электронные письма, и, хотя все это было его предложением, Джин, казалось, забыл об этой нелепой ситуации.
По прибытии в отель он отошел позвонить, а я, Элизабет и друг Джина направились к стойке регистрации. Точнее, они направились. А я пошел в сторону ресторана, где намеревался найти кухню и кого-нибудь, кто, возможно, согласится избавить меня от бобов Джина.
– Надеюсь, ты не собираешься выкинуть эти бобы? – спросил меня до чертиков верный друг Джина, когда я попытался свинтить. – Он всерьез выйдет из себя, если ты это сделаешь.
Затем он ушел, и остались только мы с моей ассистенткой.
– Элизабет, думаю, бобы пора взять тебе, – сказал я, предприняв попытку передать ей поднос.
Если бы взглядом можно было убивать, я бы тут же взорвался на миллион кусочков.
– Как скажете, – ответила она, принимая поднос.
Я не мог в это поверить! Свобода от Джиновых бобов!
– Спасибо, Элизабет, – поблагодарил я. – Твой подвиг не будет забыт.
Причина, по которой моя ассистентка все-таки взяла поднос, заключалась в том, что она придумала способ от него избавиться. Ее план состоял в том, чтобы поставить поднос на столик рядом со стойкой регистрации, а затем как будто бы забыть его. И это сработало как по маслу. Ну почти.
– Мисс? Прошу прощения, мисс! – послышался крик со стороны стойки регистрации, когда мы подошли к лифтам. – Вы забыли свою еду!
Элизабет недовольно зашипела.
– Проклятье, это все ваша вина!
– Неправда! – ответил я. – Это Джиновы бобы, не мои!
Как бы курьезно все это ни звучало, ситуация начинала раздражать, поэтому я решил покончить с бобовым скандалом раз и навсегда.
– Давай мне, – сказал я, забирая поднос. – Я заберу их наверх, подожду двадцать минут, а потом отнесу вниз и просто выброшу где-нибудь здесь.
– Вы уверены? – уточнила ассистентка.
– Да, и, если Джин поймает меня или спросит о них утром, он может меня уволить к чертовой бабушке.
К слову сказать, он не сделал ни того ни другого.
– Не собираетесь взять что-нибудь перекусить? – спросила Элизабет, когда мы шли к лифтам.
– Нет, пожалуй, я больше никогда не буду есть, – ответил я.
Дисквалификация
– FIA дисквалифицировала Романа? Это шутка, так ведь?
– Нет, боюсь, не шутка.
– И кто подал на него жалобу?
– А как ты думаешь, кто? Они нажаловались, что днище было нелегальным из-за его чрезмерной гибкости.
– Все это чушь собачья. Я буду разговаривать с FIA.
– От этого станет только хуже. Намного хуже. Мы, конечно, можем подать официальную апелляцию, но обивание порогов и треп не помогут нам в этом случае.
– А мы все равно подадим чертову апелляцию!
На четырех Гран-при после Австрии – в Великобритании, Германии, Венгрии и Бельгии – мы финишировали с шестью очками (два раза попав в них обеими машинами), а это было вдвое больше, чем у Renault. Мы по-прежнему отставали от них в Кубке конструкторов, но всего лишь на пару очков, и, если бы форма каждой команды в последних четырех гонках сохранилась, у нас в активе оказалось бы четвертое место. Насколько я помню, разница в призовом фонде между четвертым и пятым местами в сезоне-2018 составляла всего около трех миллионов долларов, но дело было не только в этом. Подобный прецедент стал бы серьезным посланием для всей «Формулы-1» и заставил бы свидетелей «белой Ferrari» ныть и плеваться ядом. Не то чтобы я хотел разозлить этих людей или причинить им какие-то неприятности, что вы. Я бы никогда так не поступил. Ни за что.
Следующей гонкой после Спа была Монца. Кевину, который на тот момент набрал очки на 8 из 13 этапов, немного не повезло, и он финишировал на 16-м месте. Роман же, поднявшийся теперь на 15-е место в личном зачете после того, как почти с самого начала сезона опустился на 19-е, провел хорошую гонку и финишировал шестым. Оба пилота Renault закончили на 8-й и 13-й позициях, и этого хватило, чтобы вывести нас на четвертое место в Кубке конструкторов.
Единственным, что помешало мне отпраздновать это событие, стало неприятное предчувствие, что FIA очень скоро может постучаться в наши двери. К сожалению, у меня имелись на то веские причины. В промежутке между Сильверстоуном и Хоккенхаймом федерация обратилась к командам с просьбой изменить днище машин к Гран-при Италии в рамках новой технической директивы. В то время у нас были проблемы с поставщиками, и, учитывая приближающийся летний перерыв (согласно спортивному регламенту FIA, все команды должны прекращать любые работы на 14 календарных дней подряд в июле или августе – отчасти для снижения расходов, но также для того, чтобы члены команды могли восстановиться), мы попросили федерацию о предоставлении отсрочки и обещали, что сможем внести изменения к Сингапуру в середине сентября. Хотя в FIA отметили, что понимают нашу ситуацию, они не шелохнулись и заявили, что использование неизмененного днища может вызвать протесты со стороны конкурентов. Полагаю, вы понимаете, что было дальше.
И действительно, примерно через 10 минут после окончания гонки мне сообщили о подаче жалобы от