Williams. По результатам этапа в Германии мы оставались на одном уровне с Alfa Romeo, но после этого у них было пять финишей в очках против одного нашего, поэтому их команда оказалась выше с 57 очками против 28 у нас.
Сезон-2019 оказался не только переломным для команды, но и стал началом перемен в моих отношениях с Джином. Чем больше 2019 год не соответствовал 2018-му, тем больше мистер Хаас злился, а чем больше он злился, тем негативнее отзывался о команде. Через некоторое время подобный тон начал выводить меня из себя, и в какой-то момент, во время мексиканского этапа в конце октября, нагнетание достигло апогея.
Джин созвал совещание и вместо того, чтобы сказать что-то конструктивное, ожидаемо начал жаловаться на результаты и ругать команду. По его словам, все работали дерьмово, включая меня. Честно говоря, все сказанное им звучало так, будто у нас с первого дня не было ничего, кроме сходов обеих машин. «Но ведь такова природа гонок, – сказал я ему. – Черт подери, Джин, ты должен это понимать. Все, что ты делаешь, – это заставляешь меня чувствовать себя отвратительно, а мне сейчас не нужна помощь в этом вопросе». И вот чего я не понимаю. Джин выступал в НАСКАР с 2002-го, и его команде потребовались годы, чтобы добиться успеха. Мы же почувствовали вкус успеха уже в первой гонке. Чем мы отличались от НАСКАР? Или он просто так относился ко всем? Я не имел ни малейшего представления.
Опять же, оглядываясь назад, скажу, что тогда, в сезоне-2019, мне, возможно, следовало сказать Джину: «Окей, это твоя команда, и, если ты считаешь, что мы все дерьмо, можешь попробовать взять бразды правления в свои руки». К сожалению, я не такой человек. Если возникает проблема, особенно в моей сфере ответственности, я всегда стараюсь найти решение. Конечно, это не значит, что я не приму помощь, если мне ее предложат. Однако выпрашивать ее я не стану.
Независимо от того, что говорил или во что хотел верить Джин, единственное, что я должен был попытаться совершить, – это увидеть все в перспективе. Легче сказать, чем сделать, особенно когда владелец команды сообщает тебе, что ты страдаешь хренью. Однако правда в том, что за первые четыре года на стартовой решетке у Haas получилось два весьма многообещающих сезона и один чрезвычайно удачный. А как я уже говорил в этой главе, 2019 год стал для нас переломным.
2020
Пандемия
Не могу вспомнить, когда я впервые услышал о ковиде, или коронавирусе, как его называли сначала. Наверное, в новостях или где-то еще. Вообще, я стараюсь избегать новостей, потому что они всегда какие-то депрессивные. Теперь, когда я задумался об этом, я почти уверен, что именно Герти рассказала мне о происходящем. Обычно она рассказывает мне обо всем, что нужно знать вне «Формулы-1». Не помню, чтобы я сильно переживал по этому поводу, по крайней мере поначалу. Я совсем не склонен беспокоиться о вещах, на которые не могу повлиять, а борьба с потенциально глобальной пандемией не входила в мою компетенцию. Единственное, что я точно помню из того времени, – это растущее чувство тревоги, которое, казалось, охватило весь мир. Но, как и большинство людей, я просто сконцентрировался на работе и продолжал жить дальше.
Первое, что мы сделали после окончания сезона-2019, – это выбрали командные цвета для нового дизайна машины и всего остального. Первоначальная идея состояла в том, чтобы вернуться к красному, черному и серому, которые использовались до 2019 года, но кто-то предложил заменить серый на белый, и мы согласились. Боже, как же это здорово выглядело. Да, всего лишь эстетика, но отказ от использования черно-золотого сочетания на машине помог изгнать некий нечистый дух, связанный с определенными инцидентами и людьми. Честно говоря, я никогда не был в восторге от серого автомобиля, поэтому, когда кто-то показал мне цветовую гамму VF-20, я остался очень доволен. Машина выглядела охренительно.
За зиму мы доработали болид в аэротрубе, а Ferrari, как обычно, предоставила нам новую коробку передач и подвеску. Мы должны были придерживаться прежней концепции, поэтому бо́льшая часть времени, проведенного в аэротрубе, ушла на решение проблемы с шинами, которая, как мы теперь точно знали, касалась аэродинамики. В целом ребята-конструкторы остались довольны достигнутым прогрессом, и к началу тестов мы позволяли себе иногда улыбаться и демонстрировать уверенность.
Несомненно, уход на межсезонье после неудачного года в «Ф-1» приносит облегчение, поскольку дает время перегруппироваться и улучшить ситуацию. После удачного сезона все, конечно, по-другому, ведь хочется, чтобы он никогда не заканчивался. Хуже всего, когда ситуация улучшается к концу года, так как хочется посмотреть, как долго это может продолжаться. Каким бы разочаровывающим ни был 2019-й, та машина имела много плюсов, которые мы так и не смогли оценить по достоинству из-за проблем с резиной. Так что, если бы конструкторам удалось решить ту проблему, у нас вполне мог бы получиться хороший автомобиль. Мы все на это надеялись.
Как обычно, мы стали первой командой, показавшей новую расцветку, и реакция публики была такой же, как и у нас, а именно исключительно положительной. Многие говорили, что машина выглядит лучше всех тех, что мы создали к тому моменту. Хотя это всего лишь эстетическая часть, сразу получить столь позитивные отзывы всегда приятно, особенно если до этого были трудности. Что касается спонсора, то мы еще не нашли замену. Несколько агентств работали от нашего имени, но, учитывая пережитое нами в прошлый раз, нужно было действовать очень осторожно.
К тому времени, как я прилетел в Барселону на предсезонные тесты 17 февраля, ситуация с вирусом стала еще более напряженной, и независимо от того, где вы находились и с кем были, ковид оставался главной темой разговоров. Само по себе все это казалось очень странным и отвлекало от того, ради чего мы все приехали в Испанию. С другой стороны, как можно было игнорировать надвигающуюся пандемию? В разных странах мира принимались различные меры, чтобы остановить распространение болезни, хотя на Пиренеях на тот момент еще не ввели никаких ограничений. Однако атмосфера на тестах отличалась от обычной, это я помню. Если некоторые люди еще ходили, не продравши глаза после зимней спячки, такие чудики, как я, которые никогда не останавливаются, уже несколько месяцев умирали от желания вернуться к работе, так что в паддоке царило воодушевленное настроение. Впрочем, по понятным причинам это было не так заметно.
Тесты прошли штатно, хотя, как и всегда, нам хотелось бы продлить их еще на пару дней. Может, на 10–20. Первая предсезонка в Барселоне получилась непростой, нам сильно не везло. Утечки жидкости, проколы – все это было не к добру. Из трех дней нормально проводить испытания машины мы смогли только полтора дня, так что оставалось надеяться на большее во время вторых тестов. Те прошли несколько лучше, и мы получили много данных при меньшем количестве проблем.
Десять дней между нашим отъездом из Барселоны и приземлением в Мельбурне на Гран-при Австралии были похожи на жизнь в потемках. К тому моменту люди не говорили ни о чем другом, кроме как о новом вирусе, и сарафанное радио работало на полную катушку во всей «Формуле-1». Помню, как сразу после приземления кто-то сказал мне, что футбольный матч Премьер-лиги был отложен в качестве меры предосторожности и что нескольким игрокам пришлось самоизолироваться.
Самое интересное, что я помню, как за день-два до этого читал в Банбери заявления правительства Великобритании об отсутствии, по их мнению, причин что-либо отменять. Хоть я и ненавижу этот дурацкий термин, потому что люди обычно не понимают, когда его нужно применять, это и правда была «нестабильная ситуация», так как все менялось чуть ли не ежечасно. На самом деле нет лучшей демонстрации этого термина, чем решение привезти весь «цирк “Формулы-1”», состоящий из многих тысяч тонн оборудования, через полмира на гонку в Австралию. Понятно, что такое решение было принято, поскольку власти считали проведение Гран-при возможным, однако теперь, вспоминая происходившее, можно сказать, что гонка точно не состоялась бы. Вот так быстро развивались события в то время.
11 марта, то есть за четыре дня до старта, у четырех сотрудников Haas появились симптомы ковида, и парней немедленно изолировали. Позже они сдали анализы и, к счастью, получили отрицательный результат, но, поскольку в Мельбурне находился только один центр, в котором брали пробы на этот вирус (и там, ко всему прочему, обрабатывали лишь 500 анализов за раз), на получение информации потребовалась целая вечность. А в этой информации была заинтересована не только наша команда. Вся «Формула-1» находилась в напряжении.
Примерно в то же время у одного из членов команды McLaren также начали проявляться симптомы, и после того, как его изолировали и взяли анализы, у него оказался положительный результат. Этот человек стал первым из «Ф-1», у кого подтвердился ковид, в результате чего в McLaren решили сняться с гонки.
Все это происходило на фоне довольно резкой критики в адрес руководства со стороны двух самых титулованных и уважаемых гонщиков на стартовой решетке того времени – Льюиса Хэмилтона и Себастьяна Феттеля. Они оба были в ярости, и вот почему: пока весь мир начал принимать меры предосторожности против распространения вируса, соблюдал социальную дистанцию и избегал массовых мероприятий, «Формула-1» продолжала говорить о том, что намерена собрать несколько сотен тысяч человек на гоночной трассе на целый уик-энд.
«На самом деле я очень удивлен, что мы сюда приехали, – сказал Льюис на пресс-конференции. – Это вообще шок, что мы все сидим в этом зале. Здесь столько болельщиков, и кажется, что весь мир как-то реагирует, хоть и, возможно, запоздало, однако «Формула-1» продолжается». Позже, когда Льюиса спросили, почему он думает, что Гран-при все равно состоится, он ответил коротко: «Деньги решают все, как ни крути. Не думаю, что мне стоит отказываться от своего мнения».