На третьем этапе, в Венгрии, это принесло свои плоды благодаря весьма смелому решению, принятому на прогревочном круге. Из-за дождливой погоды перед стартом гонки все машины «переобули» на промежуточные шины (за исключением Кевина, который выехал на дождевых), однако в конце прогревочного круга обе наши машины перешли на комплект «мидиум». Хотя это означало, что оба пилота начнут гонку с пит-лейна, через несколько кругов Кевин оказался третьим, а Роман – четвертым. Конечно, ситуация изменилась, когда другие пилоты отправились в боксы, но после того, как Кевин смог совладать с резиной, он закончил на девятой позиции, в то время как Роман – на 15-й. К сожалению, после гонки Кевину выдали десятисекундный штраф (насколько я помню, он был связан с коммуникацией во время прогревочного круга[30]), однако он опустился только на одну строчку, так что 10-е место принесло нам одно очко.
Несмотря на все предпринимаемые нами усилия, чтобы уберечь спорт от проникновения ковида, кто-то в определенный момент неизбежно получил бы положительный результат анализа, учитывая количество людей, задействованных в «Формуле-1». Мы уехали из Австрии без единого случая заражения, что удивительно, если вдуматься. Однако во время Гран-при Венгрии ковид обнаружился у двух человек. Они не посещали этап в Австрии и были немедленно изолированы, но эта ситуация продемонстрировала, насколько уязвим наш спорт. С другой стороны, два положительных анализа после трех Гран-при в двух разных странах – не такой уж плохой показатель.
Вместо того чтобы после Венгрии продвинуться вперед и занять место в середине таблицы (на что команда надеялась до начала пандемии), мы стали финишировать в хвосте вместе с Alfa Romeo и Williams. Хотели мы того или нет, но на тот момент это было наше место, и у нас не было другого выбора, кроме как сосредоточиться на работе, продолжать бороться и надеяться на возможности, подобные той, что представилась в Венгрии. По мере того как другие команды продолжали совершенствовать свои болиды, разрыв между нами становился все больше. И поскольку нам сильно не везло, а стратегические возможности больше не появлялись, к Гран-при Турции, а именно 14-й гонке в середине сентября, у нас накопилось всего три очка.
Следующая гонка проходила в Бахрейне, который на протяжении нескольких лет был для нас счастливым местом для охоты за баллами. Впрочем, к тому моменту мы уже порядком устали. Не только физически, но еще и от того, что наше определение успеха перешло от двойного финиша в очках или квалификации на третьем ряду стартовой решетки к проходу одного пилота во второй сегмент, а другого – к завершению гонки без схода. Я ни при каких обстоятельствах не мог допустить, чтобы это стало известно прессе или нашей команде. Все ее сотрудники понимали ситуацию, но мне приходилось постоянно напоминать им, что в конце туннеля есть свет. Если бы он только не был так далек!
Наши результаты в квалификациях после Венгрии оставались такими же неутешительными, как и результаты в гонках, и в Бахрейне эта тенденция продолжилась – мы заняли 18-е и 19-е места. Единственной машиной, которая в 2020-м потенциально была хуже нашей, являлся болид Williams. С другой стороны, не хочу проявлять неуважение к Николасу Латифи, однако, если бы за рулем обеих машин находился кто-то уровня Джорджа Расселла, они стали бы достойными соперниками для нас.
Старт гонки прошел без происшествий, и ко второму повороту Роману удалось отыграть два места, а Кевину – одно. Камера в тот момент снимала с высоты птичьего полета, из-за чего трудно было разобрать, где чья машина. Через несколько секунд, проезжая третий поворот, один из болидов середины пелотона внезапно съехал с трассы, врезался прямо в барьер и загорелся. За все мои годы в автоспорте я ни разу не видел ничего подобного. Это был настоящий огненный ад. Я не знал, чей это автомобиль, но сразу подумал, что пилот погиб мгновенно.
Следующий кадр на экране передо мной показал, что машину разорвало надвое. Передняя половина, включая кокпит, исчезла за барьером и оказалась в стене пламени, в то время как задняя виднелась слева от полыхающего огня. Несмотря на открывшуюся передо мной картину, мой взгляд остановился на одной-единственной вещи. То, что осталось от машины, было белого цвета, а на нем выделялась красная надпись. Разбился один из наших болидов.
В попытке отыграть еще одно место Роман подцепил Alpha Tauri Даниила Квята, из-за чего машина француза срикошетила в барьер. На момент столкновения он ехал со скоростью около 233 км/ч, а в топливном баке оставалось около 100 килограммов горючего. Это и привело к выбросу огненного шара.
– Кто это? – спросил я Аяо.
– Роман.
К этому времени телережиссер переключился с камеры на вертолете, зависшем почти над местом аварии, на камеру, расположенную на другой стороне трассы, напротив от происшествия. Я пристально вглядывался в экран, молясь о том, чтобы увидеть хоть какой-то признак жизни, но его не было. Я видел только заднюю половину машины, изуродованный барьер и множество языков пламени. Картина, снимавшаяся с воздуха, была самой страшной, поскольку не показывала даже переднюю часть машины. На место аварии прибыли несколько стюардов с огнетушителями, но пламя оказалось слишком сильным, чтобы они могли что-то значительно изменить. Я уже достаточно проработал в автоспорте, чтобы понимать: если Роман не выберется в ближайшее время, мои первоначальные опасения подтвердятся. Я попросту не представлял, как кто-то может пережить нечто подобное.
Жутковатая тишина из-за отсутствия болельщиков, о которой я упоминал раньше, не шла с этим ни в какое сравнение. Машины все еще ехали, хоть и в темпе пьяной улитки, направляясь в боксы. Никто на пит-лейне не произнес ни слова. Все просто смотрели на экраны и молились.
Пока я сидел, уставившись в экран, мой мозг включился, и я немедленно попросил о тишине по командному радио. Любые наши разговоры сейчас транслировались на весь мир, и для зрителей (в частности, для семьи Романа) было бы лучше, если бы мы ничего не говорили.
Прошло не больше половины минуты – мне показалось, что пролетел целый час, – и я начал замечать какое-то движение по ту сторону барьера. Пылающий ад все еще бушевал, но через несколько секунд я разглядел Романа.
– Это он! Он выбрался! – сказал Аяо.
Роман выкарабкался из машины, но не из пламени, и по-прежнему находился за барьером. Поскольку он все еще был в огне, один из медиков брызнул из огнетушителя прямо на него, а другой тут же помог перелезть через барьер. Это был невероятный акт смелости. Те ребята – настоящие герои.
Я не знал наверняка, но, казалось, с Романом все было в порядке, поэтому мои мысли перешли к его семье. Я понятия не имел, смотрели ли они гонку, но нам стоило как можно скорее сообщить им, что он выбрался из машины. Связавшись с ними, мы также рассказали обо всем и Жану Тодту, который близко дружит с Романом, а затем решили объявить всему остальному миру.
Как только я убедился, что новости дошли до всех, то начал расспрашивать о том, как Роман на самом деле себя чувствует. По словам одного из медиков, гонщик настоял на том, чтобы дойти до медицинской машины пешком, давая тем самым понять наблюдавшим за ним людям, что с ним все в порядке, а затем был доставлен в ближайшую больницу. Его травмы не представляли угрозы для жизни. Роман пожаловался только на ожоги рук.
Единственный раз, когда я наблюдал что-то близкое по масштабу к аварии Романа, случился в дни моей работы в ралли, когда в октябре 2000 года во время девятого этапа Ралли Корсики Колин Макрей на быстром левом повороте проскочил внутреннюю часть, и его машина упала в реку примерно на глубину 15 метров, приземлившись на крышу[31]. В то время как его штурману Никки Гристу удалось выбраться в безопасное место, Колин потерял сознание и оказался заперт в автомобиле. Хотя я не видел самой аварии (никто не видел), я опасался худшего как минимум из-за скорости, на которой они ехали, и, когда стюарды нашли Колина, они предположили, что он погиб. К счастью, ему повезло (он получил перелом скулы и ушиб легкого). Однако пожарным потребовалось почти полчаса, чтобы вытащить гонщика. Думать о том, что кто-то мог погибнуть в аварии, – это совсем другое дело, нежели увидеть происшествие своими глазами и поверить, что так оно и есть. Тот день тоже был довольно травмирующим.
Вечером я навестил Романа в больнице. Вместо того чтобы принести ему цветы с фруктами и плакать в изножье его кровати, я просто сидел там и издевался над ним, называя долбаным полудурком. А чего вы еще ждали? Учитывая все обстоятельства, он находился в прекрасном настроении, даже когда я был рядом. Конечно, на какое-то время ему предстояло отказаться от выступлений, но ожоги на его руках оказались не слишком серьезными.
В тот день Роману спасли жизнь две вещи: «гало», которое защитило его при ударе и когда передняя часть машины прошла через барьер, и огнеупорная одежда, очевидно защитившая его от пламени. Подобные комплекты одежды появились совсем недавно и увеличили защиту на 20 %. Однако в конечном счете именно «гало» спасло ему жизнь, так как без него он бы погиб мгновенно. Как и многие другие, включая меня, Роман был противником появления «гало». Происшествие стало убедительным доказательством нашей неправоты. Жан Тодт и FIA приняли верное решение.
Следующая гонка проходила там же, в Бахрейне, но этап назывался Гран-при Сахира. Поскольку Роман все еще лежал на койке в стационаре, притворяясь больным, мы пригласили нашего запасного пилота Пьетро Фиттипальди. Пьетро – внук Эмерсона Фиттипальди и все еще числится в Haas. Мы наняли его в начале этого года; он усердно работал и хорошо вписался в коллектив. Помимо участия в предпоследней гонке сезона, он заменил Романа и в Абу-Даби.
К слову, Гран-при Бахрейна в итоге возобновили, и победу в нем одержал Льюис, к тому времени уже завершивший борьбу в чемпионате. Кевин смог закончить только на 17-м месте, и две последние гонки вышли с одинаковыми результатами как для него, так и для Пьетро. Разочарование и досада – обычное явление в автоспорте, и иногда с ними бывает трудно справиться, особенно в течение длительного времени. Однако это ничто по сравнению с теми болью и отчаянием, которые испытываешь, когда гонщик попадает в аварию и возникают опасения, что он ранен или погиб. Внезапно все предстает в новом свете. Первые чувства связаны со спортом и соперничеством, ради которых мы здесь и находимся, а вторые – с человеческой жизнью. На мой взгляд, их нельзя сравнивать.