ружающим людям – тем, кто пытался ему помочь, – уже начало портиться. Вежливый, отзывчивый, любезный и порой даже скромный наследник многомиллиардного состояния, с кем мы так близко сотрудничали в начале сезона, исчез, а на его месте появился тот, кого я всегда боялся, но надеялся, что не вылезет наружу.
Несмотря на периодическое присутствие его отца и пары парней из команды «Формулы-2», Никита явно чувствовал себя изолированным. В конечном счете все они говорили ему только то, что он хотел услышать, так что парень не получал никаких объективных советов, кроме как от людей, которые, как он думал, были настроены против него, а ведь на самом деле они являлись частью его команды.
Как вы, наверное, можете себе представить, мне довольно тяжело было находить компромисс. Вообще-то, я сейчас колоссально преуменьшаю. На самом деле я как будто находился в чертовом кошмаре! С одной стороны у меня был параноидальный гонщик, чей отец случайно оказался титульным спонсором и который считал, что грубить людям – лучший способ заставить их помочь тебе, а с другой стороны команда запуганных сотрудников, которые чувствовали себя все более неуютно.
Обстановка усугублялась тем, что Мик с самого начала сезона опережал Никиту чуть ли не по всем показателям. Фактически после девяти этапов счет был 9:0 в пользу Мика в квалификациях и 7:2 по результатам гонок. Также, в отличие от Никиты, которого начали сторониться, Шумахера-младшего любила команда. Как следствие этих двух факторов, отношения между нашими пилотами тоже стали ухудшаться, что, естественно, никому не помогало.
Все это не сильно отличалось от ситуации с Романом в начале 2016-го, за исключением того, что теперь я мог потерять намного больше, если бы еще раз решил порвать нашего пилота на британский флаг (фигурально выражаясь). С другой стороны, я не только понимал неправоту Никиты, но и считал своим долгом поддерживать и защищать команду, насколько у меня хватало сил.
Во время разбора полетов после одной из тренировок перед Гран-при Испании, где Никита грубо и агрессивно разговаривал со своим инженером, а затем просто отвратительно повел себя в начале командного собрания, я спросил, могу ли я позже поговорить с ним. По всей видимости, я сделал замечание на пит-уолле во время сессии, когда Никита нагрубил своему инженеру, и мой комментарий подхватила съемочная группа от Netflix. Я сказал: «Вот почему все ненавидят тебя». Жаль, но такова, к несчастью, была правда.
На нашей встрече после разбора полетов я попытался объяснить Никите, что его грубость только отталкивала членов команды и снижала вероятность того, что они захотят стараться ради него. Достаточно прямолинейный аргумент, не так ли? У кого хватит наглости спорить с подобным?
Однако Никита был готов попробовать. По его мнению, даже вежливость ситуации не поможет, поэтому он считал приемлемым грубить команде и злиться на всех. Парень сказал мне, что не нуждается во всеобщей любви, и я это понимал, но что до меня не доходило, так это причина его пренебрежительного отношения к обычной вежливости – не только к чему-то, что должно практиковаться в команде как нечто само собой разумеющееся, но и к тому, что потенциально может помочь выбраться из задницы. В то время мне казалось, что это вопрос культуры, но он больше относился к воспитанию Никиты, нежели к его национальности.
Особенно расстраивало то, что медленно, но верно мы начали замечать улучшения в выступлениях Мазепина. Ничего сенсационного, однако, если бы у него хватило здравого смысла просто не выпендриваться и усердно работать с командой, как это делал Мик, парень мог бы не только стать лучше как гонщик «Формулы-1», но и поменять мнение людей о своем месте в спорте. Будучи сыном миллиардера, хоть и имевшим талант, но оказавшимся в «Ф-1» не по заслугам, Никита должен был многое доказать в этом отношении. Впрочем, и Мик тоже. Разница в том, что Мику необходимо было доказать, что он достоин фамилии Шумахер.
Суть аргументов Никиты, какими бы они ни были, заключалась в том, что я позже назвал «скандалом с шасси», и начался он во время второго уик-энда в Имоле. Жалобы и грубость продолжались с первой гонки, но потом паранойя Никиты поднялась на совершенно иной уровень, как и мое артериальное давление.
Я узнал об этом, когда Никита начал жаловаться своему гоночному инженеру на то, что Мик был быстрее на прямых. Жалобы быстро переросли в заявление, что под Миком совсем другая машина, нежели у самого Никиты, и поэтому россиянин так плохо выступал. Есть разница между причиной и оправданием, и на этот раз речь явно шла не о причине. Я несколько раз пытался напомнить Мазепиным, что по контракту команда обязана обеспечить каждого из наших пилотов одинаковым оборудованием и поддержкой, но они не верили. Никита вбил себе в голову, что у Мика есть преимущество, и все тут.
Этап в Барселоне только усугубил ситуацию, поскольку Мик провел довольно сильную гонку, а Никита – нет. К тому времени, как мы добрались до Сильверстоуна в июле, положение совсем ухудшилось. В последней попытке доказать, что Мик ехал на другой машине, Дмитрий заплатил за изготовление нового шасси для своего сына, заявив, что предоставленное нами гнулось сильнее положенного, из-за чего машиной было трудно управлять.
20 лет назад шасси и правда иногда прогибались, что объяснялось попытками сделать их как можно более легкими. Проблема была окончательно устранена после введения теста на боковой удар, в результате чего гибкость канула в лету. Как я ни пытался достучаться до Мазепиных, они не желали ничего знать и настаивали на изготовлении нового шасси. На мой взгляд, проблемы с машиной проистекали из недостатка опыта пилота, что можно было бы исправить, если бы он не отворачивался от команды и изменил свой подход к делу, – вот что я хотел донести до Никиты и Дмитрия, но не мог.
Неудивительно, что новое шасси не принесло никаких улучшений в выступлениях Никиты. В результате они с отцом прибегли к плану Б, который заключался в угрозе прекратить спонсорство. В итоге мне пришлось напомнить Дмитрию, что, если он попытается это сделать, Никита останется без места в «Ф-1», и это довольно быстро уладило вопрос.
Пока длилась вся эта заварушка, я не давал себе окончательно сойти с ума, по мере возможности погружаясь в происходящее в Италии. Помимо того, что Симоне Реста был новичком в команде, он также был новичком на посту технического директора. Я хотел убедиться, что у него все в порядке и что у его людей есть все необходимое для создания конкурентоспособной машины на 2022 год. В итоге благодаря моим речам о том, что нас ждет светлое будущее, прогресс Симоне и его команды стал источником жизненной силы для всего нашего коллектива.
Не знаю точно, что послужило катализатором, однако по ходу сезона отношение Никиты к делу стало постепенно налаживаться, и чудесным образом наладились и его выступления. Он снова стал таким же, каким был на тестах: вежливым, внимательным, скромным и открытым. Здорово, что Никита вернулся к прежней версии себя. До конца года результаты не улучшались, и это не было его виной, однако парень стал реже попадать в аварии, и иногда ему удавалось находить темп. Более того, он сумел найти свое место в команде: его больше не избегали и не боялись.
Лично мне было приятно видеть, как Никита выражает какие-то эмоции помимо гнева и разочарования. Я также понял, что на самом деле значило для этого парня участие в «Формуле-1»: после допущенной ошибки в квалификации в Сан-Паулу он принес извинения команде и чуть не расплакался во время последующего интервью. Знаю, знаю, чтобы Гюнтер Штайнер хорошо высказался о Никите Мазепине? Скорее звоните во все газеты! Этот, как и любой другой выверенный абзац моего второго качественного литературного произведения, очевидно, написан с оглядкой на прошлое, и в настоящее время я гораздо лучше понимаю, с какими трудностями пришлось столкнуться Никите, когда он только пришел в спорт.
Как уже было сказано, я считаю, что в некоторых ситуациях его сверхпривилегированное происхождение являлось для него не только преимуществом, но и препятствием. Однако к концу сезона-2021 он стал командным игроком. Парень еще не до конца созрел, конечно же нет. Но он знал, как играть в эту игру, хотел совершенствоваться, насколько мог, и быть частью команды. Ему понадобилось время, чтобы добиться этого, но от новичка нельзя требовать большего.
2022
Свет в конце туннеля
Я правда немного волновался, прежде чем начать этот раздел, поскольку уже написал более чем трехсотстраничную книгу о сезоне-2022. Перечитав ее совсем недавно, я пришел к выводу, что рефлексивный пересказ произошедшего будет сильно отличаться от существующего динамического пересказа, написанного в реальном времени. Еще, думаю, в этот раз я использую меньше ругательств. Впрочем, если вы читали «Выживать, чтобы гонять», то наверняка понимаете, что больше ругательств туда бы просто не влезло. Однако, как я уже сказал, это был динамический рассказ о довольно насыщенном событиями и стрессами сезоне. В этой книге я ругаюсь не так часто, потому что расслаблен, спокоен и познал дзен. На самом деле я счастлив до поросячьего восторга. Так или иначе, идем дальше.
Мой настрой на 2022 год был противоположным настрою на 2021-й и даже на 2020-й. Хотя в начале 2020 года пандемия еще не охватила мир, сезон-2019 выдался для нас дерьмовым, и уже начала сказываться разница между тем, как хотел вести дела я, и тем, как хотел Джин. Я ждал его инвестиций для нашего дальнейшего роста, но он их так и не обеспечил. На этот раз мои мысли и настроение гораздо больше походили на те, что были в 2016–2018 годах. Приятные ощущения. Даже очень.
Скажу откровенно: хотя прогресс, которого мы добились за прошедший год, заключался в разработке машины на 2022-й, нам очень повезло, так как мы почти стопроцентно не смогли бы собрать за пару недель целую команду конструкторов, если бы не ограничение бюджетов, вынудившее «Скудерию» уволить людей. Людей, которых я, к слову, уже знал лично и которые понимали не только бизнес-модель, лежащую в основе