орую… А там чувствую: земля под ногами появилась, значит, я на террасе уже. Да только темно совсем, фонарик почти не светит, как будто контакт плохой, а дальше я пройти не могу, потому что бревна сплошняком по воде плывут, мокрая древесина в луче света поблескивает. Ну я лицо вытер, волосы ото лба убрал.
— Марина! — кричу, — Ма-ри-на! — и так страшно мне вдруг стало, что с ней что-нибудь случиться могло и я один теперь останусь.
А вокруг все куда-то плывет, шевелится, бревна эти на меня напирают, обратно в воду, на глубину сталкивают, я их одной рукой отталкивать пытался, да только они такие тяжелые, что их не отодвинуть, и много их. А потом вдруг еще эта сосна у меня за спиной двигаться стала, того и гляди меня зажмет между ее комлем и бревнами этими! Ну я фонарик отпустил, двумя руками в комель уперся, чтобы его от себя отодвинуть, а сам вдруг слышу:
— Са-ша! Саша! Я здесь! — в первый раз она так меня назвала.
Бросил я с сосной воевать, снова за фонарик схватился, смотрю: а она еще дальше по стенке стоит, за уступ какой-то из последних сил цепляется и еще что-то кричит, и рукой одной куда-то показывает, а я не слышу: вода шумит, а вокруг черные бревна колышутся, того и гляди, ее с ног собьют! А тут ведь как — раз упадешь, потом уже не встанешь, бревна не дадут. И это мне вода — по пояс, а ей — уже по грудь. Ну я и закричал:
— Стой! Стой на месте! Хоть как — только стой! Я сейчас до тебя доберусь!
А как до нее доберешься? Ну прикинул я — никак. Надо по глубине сначала проплыть да потом чуть дальше на террасу выбраться, а там, может быть, я в обход этих бревен и доберусь до нее. Если смогу. Должен смочь! Ну, я посветил налево, а там несколько бревен плавают, а дальше вроде бы вода чистая. Ну, как чистая? Кора плавает, да доски, но это ерунда. Ну, я сосну эту оттолкнул от себя подальше, да и нырнул, чтобы под бревнами проплыть, сделал под водой несколько гребков, руками наверху щупаю, чтобы головой о бревно не удариться или, там, о доску, вынырнул, воду с лица отер, да опять фонариком посветил. А Маришка, вот она — метров пять до нее всего. Стоит у стены этой, молчит. Мужественная девчонка! Близко до нее, а напрямик не подступишься! Я несколько гребков еще левее сделал, там вода еще свободная была, и вижу, что бревна тоже влево смещаются, значит, быстрее двигаться надо, мне бы туда, к стене пробраться! Ну я заторопился, рванулся вперед, потом встал, чтобы ногами дно нащупать, потому что должен я был уже на краю террасы быть. И точно — под ногами склон оказался, и если бы я еще несколько шагов сделал, то точно у стены раньше бревен бы очутился. И тут меня в спину что-то толкнуло…
Я обернулся и обомлел. Прямо передо мною дом был! Тот самый дом, который мы с Маришкой видели в двухстах метрах отсюда! Он почти по самую крышу в воду погрузился, но плавал. Меня только слегка задело одним из выпирающих венцов на углу. Если бы меня по-настоящему ударило, мне бы, наверное, спину сломало бы! Как так получилось, что он съехал в воду и сюда приплыл? И тут этот дом вдруг медленно так поворачиваться стал, словно его в сторону что-то увлекало, и я увидел перекосившееся черное окно. А потом меня вдруг что-то за ногу схватило и вниз в воду сдернуло! Я даже сделать ничего не успел, так быстро все произошло! А меня сначала под дом затащило, в темень самую, где вода, как лед, а потом и вглубь повлекло, только вода в ушах шумит, да булькает кругом все, я попытался до ноги хоть как-то дотянуться, да куда там!
И тут я понял, что все. Не вырваться. Ну а дышать под водой я не умею… И даже мыслей никаких нет… Кроме одной. Что конец…
А потом чувствую, как что-то лица коснулось, это, оказывается воздух из легких выходит… Тут я зажмуриваться перестал и глаза открыл. А кругом тьма. Фонарик на груди висит и еле светит, и в его луче муть какая-то в воде болтается. А больше ничего не видно. Тут у меня даже страх прошел. Ведь если там жизнь вечная, значит, смерти нет, и я вроде ничего такого не сделал, чтобы в ад сразу.
Грехи все исповедовал, чист, как стеклышко. Обещания своего, что Маришку отсюда вытащу, не выполнил, но это видать, не дано было… Все, что мог, я сделал.
А потом я звук услышал, вроде бы что-то тяжелое в воду упало. Сильный такой звук, мощный. Меня вроде бы течением колыхнуло даже. И неожиданно щупальце это стальное меня отпустило. Не держит больше. А у меня уже сил никаких нету, оно меня метров на десять в глубину утащило, и воздуху больше нет. Вот-вот воду в себя вздохну…
А потом я вдруг почувствовал, как меня кто-то за шкирку схватил и вверх потащил, но только мне безразлично это было… А потом я на поверхности воды оказался и первый вдох сделал. И никогда я в своей жизни такой боли от обычно вдоха не испытывал! А на поверхности, оказывается, еще холоднее, чем в воде! На глаза волосы налипли, я их кое-как от лица убрал, проморгался. Смотрю, рядом со мной луч фонаря бьет. Яркий такой! Даже отсюда стены видно! А меня куда-то снова за шкирку, как щенка какого-нибудь, тащат. А я так устал, что и сопротивляться-то не могу. Все силы ушли на то, чтобы воды не нахлебаться.
А потом меня к дому этому, который плавал, толкнули, прямо к окну и над ухом орут что есть мочи:
— Держись, пацан! Держись, если жить хочешь!
Ну я и уцепился за ставню. Смотрю, а слева, там, где глубина, с крыши что-то белое свисает, вроде бы ткань, это я потом уже сообразил, что это параплан или парашют был, а тогда я ничего не понял. Висит, да висит. Мало ли…
А человек этот, который меня вытащил, к себе слегка развернул, фонарик его меня слепит, не вижу ничего да и замерз уже так, что говорить не могу. А он наклонился ко мне и орет опять:
— Подожди меня, братишка, я щас! — и в темноту уплыл. А я в сторону стены вглядываюсь. Где там Маришка? Живая?
То ли от холода, то ли от страха, но охрип я так, что даже кричать не смог, только сипел, как старая рация:
— Мариш… Мариша! Мариш…
А этого, с фонарем, все нету и нету, а у меня уже ноги от холода сводит и все труднее за ставень этот скрипучий держаться, будь он неладен, скользкий он какой-то и веры ему нет: вот-вот оборвется. Я уже хотел его выпустить и самому вдоль стенки продвигаться, на самый крайний случай там на углу за венцы можно было схватиться… В общем, отпустил я ставень и тут же, как камень, в воду с головой и ушел! Хорошо, оказалось, что земля вот она, под ногами, неглубоко здесь, оказывается! Ну я от нее оттолкнулся и снова на поверхность выплыл и вдоль стенки этой на ощупь двинулся. А дом-то, оказывается, в террасу уткнулся и продвинулся почти до середины, и там и застрял, я это понял, как только под ногами землю почувствовал. Фонарик мой совсем почти сел, но кое-что я разглядел. Хотел Маришку позвать, а тут снова этот, с фонарем, рядом появился. С плеском таким громким подплыл, огромный тюк впереди себя толкает. Под собой землю нащупал, выпрямился, и только тут я понял, какой он здоровый! Я ему по плечо, наверное! А он сверху на меня смотрит и говорит:
— Где девчонка? Девчонку надо на крышу!
А я и говорю ему:
— Не надо на крышу. Там веревка, пещера… Туда надо! Она здесь у стенки была, за бревнами! Мариша! Ма-ри-ша!
А он сверху посветил вокруг своим ярким фонарем да как рявкнет:
— Марина! Ты где?
Я аж в комок от его голоса сжался, думал, сейчас нас тут завалит или еще чего случиться…
А потом слышу вроде бы слабый такой голос, а потом увидел лицо ее белое между бревном и стеной. И тут я понял, что чудо натурально произошло, потому что если бы не дом этот, ее точно бы раздавило, а так бревно одно поперек встало, враспорку между стеной и домом, и основную массу бревен сдержало. Ну а этот, с фонарем, к Маришке сразу ломанулся, че ему, здоровому такому, эти бревна! На руки ее подхватил, чтобы воды не нахлебалась, а она, кажется, даже не поняла, что ее спасают, повисла у него на руках, а он ко мне обернулся и снова орет:
— Где пещера? Иди сюда!
Я до него кое-как добрался, рукой машу:
— Там!
А он, ни слова не говоря, мне Маришку сунул и вдоль стены пошел. А Маришку в воде совсем не тяжело держать, только вода вот все время прибывает, и мне уже по горло почти. А Маришка из последних силенок мне в рубашку вцепилась, что-то шепчет, а что понять невозможно — тихо слишком.
А этот, с фонарем, ушел, нас в темноте оставил, слышу: бревна отодвигает, словно это не стволы в обхват, а доски обычные. Прошел несколько метров, обернулся, видать, веревку нащупал, меня позвал.
— Иди сюда! — орет.
Ну, я кое-как Маришку до него дотащил, и он ее у меня забрал. И командует:
— Лезь наверх! Не знаю, как ты там веревку закрепил, если что, меня подстрахуешь.
Ну я и полез. А руки замерзшие, не чувствуют уже совсем ничего, еле-еле я эти метры преодолел, внутрь пещеры ввалился, а здоровяк этот с фонарем внизу опять орет что-то, я выглянул, вниз посмотрел, фонарик мой не светит уже совсем, видать, вода внутрь попала. Но увидел я, что он Маришку себе на плечи поставил и заставляет вверх лезть. Она за веревку уцепилась двумя руками, а сил уже нет совсем. Ну тут уже я вскочил, за веревку со своей стороны взялся… В общем, затащили мы совместными усилиями Маришку внутрь, упала она на пол, воздух ртом хватает, как рыба, а мне еще этого здоровяка подстраховать надо!.. Но он и без меня справился. Слышу: веревка опять натянулась, — лезет. Залез, поклажу свою громадную закинул, от входа меня оттеснил, веревку быстро смотал, на нас посмотрел, что-то сообразил, вглубь протопал, там веревку отвязал и опять к выходу встал…
А Маришка на меня посмотрела и говорит:
— Ты видел, как он спускался? Видел?
А я говорю:
— Нет.
А она снова головой мотает и говорит:
— А я думала, это ангел… А это парашют…
А потом этот здоровяк к нам обернулся и говорит:
— Да… Вовремя я успел! А то бы конец вам обоим!
Короче, выловил он с помощью грузика и веревки доски прямо из воды, вытащил откуда-то тесак огромадный и давай им эти доски рубить, а потом костер разжигать. Я ему для этой цели жидкость для розжига из рюкзака достал. А сам из рюкзака вещи вытряхнул. Спальник развернул и держал его растопыркой, пока Маришка с себя одежку мокрую сбросила и сухой халатик опять надела, а потом я ее в этот спальник и завернул, чтобы согрелась, да на коврик усадил. А пока она переодевалась, уже и костерок занялся, светло в пещере стало, наш новый знакомец фонарь свой выключил, видать, тоже батарейки экономил, и мне говорит: