– Зачем это? Просто устройте засаду где-нибудь на дороге, и всех дел…
Я хоть и не отказался бы, если надо для дела, в действительности послужить приманкой, но зачем это, тоже не понимал. Можно ведь так, как говорит мама.
– Да, это было бы проще всего, но надо учитывать и то, что они хоть и поверят, но сначала наверняка захотят проверить информацию. Я думаю, что вряд ли они сразу кинутся туда всей толпой. Сначала отправят разведку. Во всяком случае, я бы так поступил.
Блин, а ведь он прав, подумал я.
– Да, мама, надо делать так, как говорит Роман Иваныч. Нельзя в этот раз промахнуться, у нас времени совсем нет.
– Хорошо, – голос мамы стал совсем бесцветным. – Но чтобы в лесу тебя обязательно подстраховали наши ребята.
– Конечно! Не беспокойтесь, Анна Ивановна. Я своих орочонов посажу, от них в лесу никто не скроется.
– Хорошо. Только пусть не пьют там, – окончательно сдалась мама. Она встала. – Я пойду до бабушки, расскажу ей, а вы пока придумывайте, где будет прятаться Колька. Думаю, ментов проинструктирует сама мама.
– Это было бы отлично, – сразу согласился Наиканчин. – Она им как раз ихним языком все растолкует. Все же родственные структуры.
Когда мать ушла, я обзвонил своих мужиков, определяясь, все ли готово к сегодняшнему обмену заложниками. Как ни важно было то, что мы сейчас обсуждали, дело с заложниками было главным. Если там что-то пойдет не так, это перечеркнет все сегодняшние договоренности, и мы опять окажемся между двух огней. Хотя самое главное даже не это, главное то, что если я не вытащу сегодня своих людей живыми, то это посеет сомнения в том, что мы действительно Семья, а не просто криминальная фирма. Вот этого мне дядька даже мертвый не простит. Да и сам я себе не прощу.
Однако после всех звонков меня отпустило, все было четко – все знали, кто куда едет, кто кого берет. Но я решил, что все равно, если не случится форс-мажор, я сам появлюсь там. Не столько для того, чтобы самому проконтролировать обмен, сколько для того, чтобы успокоиться. Есть у меня такая вредная привычка, мне всегда кажется, что, если я сам не возьмусь за дело, что-нибудь обязательно накосячат. Дядя Афанасий часто ругал меня за это, приучайся доверять людям, повторял он. Пусть они почувствуют ответственность, это дисциплинирует.
Шаман, молча слушавший мои переговоры, высказался по этому поводу почти словами дядьки:
– Ты что – не доверяешь тем людям, которых назначил на это дело?
– Доверяю.
– Тогда зачем ты их по десять раз перепроверяешь? Нервы им накручиваешь? Мужики ведь не безголовые. Твое дело организовать, их дело – выполнить все, как ты приказал. А контролировать каждый шаг подчиненных…
Он махнул рукой.
– Ладно, не подумай, что я лезу в твои дела. Давай вернемся к тому, что мы обговаривали.
Они все-таки добрались до меня. Я чувствовал, как в спину упирается ствол пистолета, толстомордый качок, тот самый, которому Валерка воткнул нож в ладонь, с садисткой ухмылкой вдавливал ствол мне в тело. Вокруг было множество людей, но я никого не мог узнать. Как только я начинал вглядываться в лицо человека, он тут же расплывался и терял все узнаваемые черты. Несмотря на это, я точно знал, что тут в избушке находится безухий москвич Николай, его улыбку я замечал несколько раз. Почему-то тут же находился китаец Линь, а из-за спин безликих людей на меня иногда взглядывал Борька. Он тоже ухмылялся.
Этих я ожидал увидеть и не удивился, но другие лица, тоже возникавшие в разных местах среди толпы, озадачили меня. Я узнал Наиканчина, потом бабулю и даже разглядел в углу Сашу. Я вдруг ясно понял – все они сговорились против меня. Однако эта мысль не напугала меня и даже не вызвала сильных эмоций, проклятый ствол все больше входил мне в спину, не давая думать ни о чем другом. Я застонал и попытался увернуться от воткнувшегося оружия. Резко дернулся вперед и в сторону, но ноги у меня были связаны, и я повалился на пол.
– Чтоб тебя!..
Я громко выругался и вскочил, дикими глазами осматривая пустую избушку. Твою медь! Это был сон! Однако спина болела на самом деле. Я ощупал место, где болело, потом пошарил по импровизированному матрасу, сделанному из нескольких старых пуховиков. Черт, в спину мне давил пластиковый контейнер из-под витаминов, лежавший в кармане старого пуховика. Как я не заметил его, когда укладывался.
Дурацкий сон. Похоже, все тревоги, подспудно сидевшие в мозгу, вырвались на свободу и устроили мне такое зрелище. К черту! Я натянул берцы, стоявшие у грубого, сколоченного из толстых досок топчана и вышел наружу.
Тут, за дощатой дверью охотничьей избушки, мир был полной противоположностью моему настроению. Где-то за сопкой, у подножья которой пряталось неказистое жилье, уже вставало солнце. На кусочке неба, проглядывавшем между крон деревьев, белоснежные облачка весело сверкали, отражая лучи светила. Ветерок чуть слышно шуршал по вершинам лиственниц, а ручей внизу, в десяти метрах от избушки, вплетал свое журчание в утреннюю увертюру. Вся лесная живность уже проснулась, насвистывала, куковала и вообще всячески радовалась жизни.
Я отошел к кусту, постоял, проникаясь этим настроением и забывая кошмар разбудивший меня. Черт, почему людям не живется, как этим птахам? Ведь мир так прекрасен! Я издал какой-то индейский клич и бегом рванул к ручью. Холодная прозрачная вода еще добавила мне жизни – я был готов свернуть сейчас горы. Плеская воду в лицо, я весело замурлыкал.
– Николай, ты что?
Вопрос застиг меня врасплох. Голос, по-орочонски коверкавший слова, в одно мгновение вернул меня на грешную землю. Из-за куста на склоне на меня удивленно смотрел Мишка. В руках у него темнела винтовка.
– Ты чего это? Как пьяный…
Черт! Он прав, я действительно опьянел от этого утра, забыл, почему я здесь нахожусь. Мне было неудобно, что Мишка видел, как я по-идиотски вел себя, поэтому я постарался перевести разговор.
– Ты что, ночевал там, что ли?
Эвенк лишь махнул рукой, отметая несущественный, по его мнению, вопрос и прикрикнул:
– Коля, ты давай, начинай соображать. Ты же знаешь, что они скоро нарисуются.
После этого он снова исчез. Так же беззвучно, как и появился. Конечно, я тоже знал, что, скорей всего, скоро здесь будут гости. Вчера вечером здесь появился сам Наиканчин и рассказал, что наш план сработал. После визита наших мужиков из милиции в усадьбе Росомахи началась активность. А через некоторое время сам Борька выехал на своем «Лендкрузере» и появился только через пару часов. Следом за ним ехал старый ГАЗ-66 с кунгом. Шаман называл его по-армейски – «шишига».
Он даже узнал, откуда эта машина. Борька взял ее в Маликовском, у Олега Плетина, был там такой молодой местный бизнесмен. Он имел заправку и небольшой парк грузовиков, на которых возил по заказам грузы из города и по району. Он также сдавал машины в аренду. Правда, он обычно сдавал их вместе с водителем, но в этот раз водитель только подогнал машину к задним воротам двора. И тут же уехал на прибывшей за ним девятке. Машину тут же загнали во двор.
Появление «шишиги» однозначно говорило о том, что гости собираются в путешествие. А раз взяли этот неприхотливый вездеход, значит, явно собрались в тайгу. Поэтому мы с вечера уже ждали гостей, но они так и не появились. Похоже, москвичи просто побоялись лезть в тайгу на ночь. Или, может, решили, что я никуда не денусь и можно дождаться утра. От этого нервного ожидания – не очень-то приятно чувствовать себя живцом на крючке – мне и приснился такой кошмар.
Хотя, казалось бы, бояться нечего, ждал гостей я не в одиночестве. Вокруг, по тайге, Наиканчин навтыкал своих охотников, и в Подгорном ребята только ждали сигнал, чтобы рвануть сюда. Сажать в тайгу мы их принципиально не стали, чтобы Борька не мог почувствовать, что происходит что-то необычное. Однако даже то, что я знал – меня прикрывают и не дадут убить просто так, – почему-то не сильно успокаивало. Может, потому, что по плану охотники должны были пропустить разведчиков, если они будут, и дать спокойно им наблюдать. Но что же, я сам вчера настаивал на этом, понятно, что, если разведчики не вернутся, никто так просто сюда не поедет.
Я вернулся в избушку. Воздушное утреннее настроение исчезло без следа, я на всякий случай еще раз проверил «Сайгу», а потом разжег костер и начал готовить завтрак, стараясь, чтобы все выглядело естественно. Хотя я знал, что при появлении соглядатаев меня предупредят – включенная рация стояла на столе в избушке, – но все равно крутилась противная мыслишка, что орочоны пропустили какого-нибудь «спеца», и тот сейчас выцеливает меня в оптику прицела.
Когда я занес в избушку котелок с вскипевшей водой, как раз успел услышать хриплый обрывок слова. Меня вызывали. Я бросился к рации и быстро ответил:
– Слушаю, первый.
– Первый, к тебе гости. Пока маленькие, двое, большие остановились на отвороте к избушке, ждут.
– Понял. Жду.
– Держись. Мы рядом. До связи.
– До связи.
Голос Наиканчина был спокоен, словно он сообщал, что чай готов. Я с неудовольствием подумал, что в моем голосе явно звучала нервозность. Черт, надо тоже держать себя в руках, нечего позориться перед орочоном.
«Маленькие гости» означало – разведка. Все так, как мы и предполагали, москвичи совсем не дураки, не поперлись сразу толпой. Основная часть людей ждет на отвороте, как сказал Мишка. Это километра два отсюда. Вот и началось то, чего я ждал, и теперь уже было все равно – бежать и прятаться поздно, надо просто забыть об этом. И вести себя естественно, то есть не сидеть все время в избушке, а выходить время от времени на улицу, забыв о том, что на тебя смотрит ствол. Умом я понимал, что орочоны Наиканчина сейчас во все глаза следят за гостями, и вряд ли они дадут им выстрелить. Но так же умом я понимал, что жизнь есть жизнь, и произойти может всякое. Отвлечется охотник, чтобы прихлопнуть комара, а москвич в это время прихлопнет меня. Как-то без эмоций, чисто автоматически я в уме ругнул себя, не надо было быть дураком и соглашаться на это дело.