Я вышел обратно на берег Витима, оглянулся – нет, река спокойно несла свои темные воды, никакого присутствия человека. Можно идти не боясь, не могут же знать нападавшие, что я здесь. Раз засады на базе не было, тем более никто не будет ждать меня на тропе, сколько их, этих троп в тайге? Людей не хватит. Раз наших лодок нет, путь мне предстоял кружной и долгий. Я поправил Сайгу за плечами и, больше не раздумывая, шагнул на тропу.
Шел я уже семь часов. Вернее, шесть, один раз я сделал длинный перекур для обеда и отдыха. Обед, правда, вышел жидковатый – ленок, которого я поймал по дороге в устье небольшого ключа, хлебцы из НЗ и кружка чая. Ленка я насадил на срезанный прут и обжарил на небольшом костерке, не чистя и не потроша. Рыба приготовилась быстро, как и чай, который я заварил прямо в кружке. Еда тоже заняла несколько минут, остальное время я отвел на отдых, потому что сегодня еще шагать и шагать, и ноги мне нужны отдохнувшие.
Времени на обдумывание сложившейся ситуации у меня теперь было в избытке. Весь день – гоняй и гоняй мысли. Однако это ничего не дало, слишком мало было исходных данных. Я ведь не Шерлок Холмс, чтобы по одному следу сразу определить виновного.
Солнце уже готовилось скрыться за сопками, когда я вышел к устью очередной реки, впадавшей в Витим. Тарама – это был уже не ключ, не ручей – метров двенадцать быстрой холодной воды – вроде немного, но глубоко, по камням не перескачешь. Я выругался, но деваться некуда, надо плыть, мне обязательно надо перебраться на тот берег. Еще немного, и я должен выйти к старой метеостанции, там тоже были наши люди. И главное – там была рация, я смогу что-нибудь узнать и сам сообщить новости.
С одеждой было просто, я сложил все в рюкзак и, хорошенько раскрутив, перебросил его на другую сторону. Хуже с карабином, бросать оружие я не рискнул, еще повредишь что-нибудь, крутись потом с одним ножом. Среди застрявшего в прибрежных кустах плавника я нашел старое, побелевшее от дождя и солнца корневище. Корягу принесло весенним половодьем откуда-то сверху. Бросил ее в воду – нормально, плывет. Привязал ремнем «Сайгу» сверху на корягу и, толкая «плавсредство» перед собой, побрел в ледяную воду.
Матерясь и поскальзываясь на камнях, я выскочил из воды на другом берегу. Горные реки и сейчас, в жарком июне, гнали воду из таявших в верховьях ледников, поэтому даже короткое пребывание в такой воде удовольствия не приносило. Я дрожал, кожа посинела и покрылась пупырышками. Как назло, солнце окончательно ушло за гору и сейчас золотило только верхушки лиственниц на противоположном берегу. Я положил винтовку на землю и, как был босиком, помчался по тропе, пробежал метров пятнадцать вниз, в таком же темпе вернулся обратно. Еще раз двадцать присел и почувствовал, что немного согрелся. Обтерся футболкой и стал одеваться. В это время мой слух уловил какой-то отголосок, оттенок шума, которого не должно быть в дикой природе. Я застыл и прислушался – так и есть: теперь я явно расслышал булькающий звук мотора, уходящий в воду. Где-то шла моторка, и шла она вниз по течению, туда, куда шел и я. Раньше бы я обрадовался, попутная лодка, подвезли бы меня, сколько смогли. Но теперь, после убийства дядьки и разгромленной базы, все изменилось, и на лодке вполне могли быть враги. Я усмехнулся – дожил, блин, в родной тайге у меня теперь появились враги. Как на войне. Однако шутки шутками, а на трупы на сегодня я уже нагляделся достаточно, надо быть осторожным. Схватил остатки одежды, карабин и подался вглубь кустов, дальше от берега.
В оптику «Сайги» я разглядел моторку, на сердце сразу стало спокойнее – я узнал ее. Длинная тяжелая деревянная лодка, черная от недавней пропитки битумом – такая в здешних местах была одна. Медленно, но верно дюраль и пластик победили дерево. Хотя по берегам у деревень еще доживали свой век немало дощатых лодок, на настоящее дело, в дальний путь на них уже не ходили. Тяжелые и неуклюжие посудины, моторы под ними съедали столько горючего, что можно было разориться.
Хозяин этой лодки – я его знал уже давно – был человеком, что называется, не совсем обычным. Хотя большинство людей выражались гораздо проще и прямо говорили, что он чокнутый. Что при его судьбе, в общем-то, неудивительно. Когда-то очень давно, в конце шестидесятых годов прошлого века молодой геолог Алексей Селин, сейчас Леха-Поп, работал на горном прииске. Все было нормально: жена, двое детей – две девочки-близняшки – и «устроенный» быт советского горного прииска. Однако в один момент все перевернулось – он был на штольне в ночную, когда на приисковый поселок сошла лавина. Когда откопали их балок, все были уже мертвы, и дети, и жена. Вот после этого Леха и ударился в религию. Но не в обычное христианство или какую-нибудь секту – их, наверное, и не было тогда в нашем районе – нет, Алексей выдумал какую-то свою. Он ушел с работы, поселился на берегу Витима, в брошенном поселке сплавщиков, и несмотря на увещевания участкового, который изредка навещал его, больше он на работу никогда не устраивался. Жил он с тайги, охотился, рыбачил, и постепенно все привыкли, что где-то там, у черта на куличках живет человек, у которого всегда можно остановиться в путешествии по Витиму. А в годы перестройки и после о нем и совсем забыли.
Я узнал его уже совсем старым, мы с Росомахой пару раз ночевали у него в избушке. Дядька и рассказал мне его историю. На первый взгляд Леха совсем не производил впечатления религиозного отшельника: грузный, высокий старик с седыми длинными волосами, которые он собирал пучком на затылке. Он не отказался выпить с нами, но когда, выпив, он заговорил, дядька подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Да, действительно, Леха начал проповедовать такую абсолютно непонятную тему, что я постарался скорей заснуть. Во всем остальном это был обычный мужик, нелюдимый, но таких много.
Поэтому я обрадовался, когда узнал лодку – Леха-то уж точно не откажется подвезти меня, тем более попутно. Еще не натянув джинсы, я попрыгал к берегу и начал размахивать курткой. Кричать было бесполезно – лодочный мотор рядом глушил для него все другие звуки, но вот увидеть меня он должен был обязательно. Так и случилось – я заметил, что лодка стала забирать с фарватера к моему берегу. Правда, Леха сидел до сих пор как истукан, даже не махнул в ответ – ну тут уже ничего не поделаешь, человек со странностями. Поняв, что он заметил меня, я присел на валежину, надо было обуться. Завязал шнурок на втором берце, поднял голову и автоматически, без участия мозга, свалился за колоду. Эта невольная реакция спасла меня – картечь ударила по кустам над моей головой.
Что за…! Леха все-таки окончательно сошел с ума! Кто это с ним? Эти мысли вихрем проносились в моей голове, пока я, пятясь ужом – второй раз за этот день, – отползал вглубь леса таща за ремень «Сайгу». Мотор взревел и перешел на малые обороты, лодка подходила к берегу. Ну, суки! Я начал злиться. Лежа, перехватил карабин, убрал предохранитель и передернул затвор, патрон ушел в патронник. Резко приподнялся на колено, примерно поймал в прицел сидевшего на первой банке и нажал спуск. Произошло то, чего я не ожидал, вернее, не хотел – мужик выронил из рук ружье и вслед за ним завалился в темную воду Витима. Леха словно ждал этого, он тотчас дал газу и заложил крутой вираж, уводя лодку дальше от берега. Он ни на секунду не задумался, чтобы помочь своему пассажиру, тело которого тоже потащило на глубину.
Я вскочил и заорал:
– Леха! Дядя Леша! Это я, Колька Гурулёв!
У меня еще тешилась слабенькая надежда, что меня перепутали с кем-то. Но ответ Лехи развеял эту надежду и добавил очередную загадку. Он на секунду сбросил газ и крикнул:
– Прости, Коля! Прости старого! Не сам я. Я не хотел!
Больше он ничего не сказал, опять добавил газ и, больше не оборачиваясь, погнал лодку прочь от меня.
Черт! Вот дела! Значит, меня он узнал, и стрелял его пассажир именно по мне. Я проследил за телом, все еще иногда показывающимся из воды. Попробовать догнать? Может, узнаю стрелявшего, что-то прояснится? Нет, не успею, труп за это время утащило порядочно, только если прибьет к берегу…
Как ни странно, я ничего не чувствовал от того, что только что убил человека. Может быть потому, что все произошло как в кино или в компьютерной игре – я выстрелил, далекий человек упал и исчез. Я не видел рядом ни раны, ни крови, ни агонии. Одно я понял точно: никакого удовольствия убийство мне не доставило, как это бывало в игрушке, когда с радостью крошишь электронных врагов. Вот и на моей совести появился труп, усмехнулся я, совсем становлюсь похожим на дядьку.
Что же это происходит? Неужели война? Похоже на то. Дядьку убили, охотятся на меня, базу разгромили… Блин, что же происходит сейчас дома, в поселке. Конечно, я не думаю, что сейчас будут убийства и в жилухе, не те времена, не девяностые, менты стали совсем другие – махом ОМОН с города пригонят.
Прошлая война пришлась на мое детство, тогда наехавшие бандиты с двух городов – Улан-Удэ и Читы – делили сферы влияния по скупке золота. Нелегальных старателей убивали в тайге целыми бригадами, жгли бутары и инструмент. До сих белеют косточки неизвестных старателей, их тогда, в девяностые, много приехало из стремительно обнищавшей страны. Тогда да, убивали и на улице, и дома жгли по ночам. Я помню, как в школе передавали шепотом страшные подробности очередной резни. Но тогда милиция была другая, появлялись только для того чтобы зафиксировать преступление. Если сейчас опять такое, то нам конец. Без дядьки мы будем как котята слепые. Все-таки все в нашем бизнесе было замкнуто на него.
Мне как воздух нужна была связь, я задыхался без информации. Я уже пожалел, что не стал тщательно обыскивать разграбленную базу, там у нас был спутниковый телефон. Может быть, грабители не нашли его, сейчас бы уже все знал. Понятно, что это была призрачная надежда, если телефон и не забрали, он наверняка сгорел вместе с избами.
Ничего нового придумать я не смог, поэтому опять двинулся по тропе, надеясь, что ночью доберусь до метеостанции на речке Булишма. Там жила семья – они были не местные, появились на этой станции года три назад, до этого, по их рассказам, работали где-то на Дальнем Востоке. Метеостанцию закрыли, и им предложили работу здесь, в нашей глуши. Обоим оставалось немного до пенсии, и они согласились, надо доработать, чтобы был северный стаж. Дети, сын и дочка, как они рассказывали, уже устроены и живут в Москве. Росомаха прикормил их, доплачивал им еще одну зарплату, и за это мы пользовались метеостанцией. Она была у нас как малая перевалочная база.