Уж воздух весенний настоен, как зелье густое,
Листва, распустившись, скрывает немолкнущих птах,
И пух осыпается с ивы, застывшей в покое,
Вкруг горного храма всё в персиковых лепестках.
Снуют мотыльки, и окрепшие ласточки вьются,
Уходит весна, и о чем-то тревожишься ты.
Траву приминая, дожди бесконечные льются,
И утренний ветер колышет на груше цветы.
Но эти стихи не сравнишь со стихами Ван Ань-ши об осыпающихся на ветру лепестках, когда, гонимая восточным ветром, уходит весна:
Весенние ветры… Полны ли они доброты
Иль в злобе и ярости дикой свистят и свистят?
Без ветров весенних не могут раскрыться цветы,
С весенними ветрами их лепестки облетят!
Однако Су Дун-по сказал: «Весна удалилась, гонима не ветром восточным. Весна удалилась, гонимая ливнем весенним».
Об этом сложены стихи:
Не было ливня – едва зеленели ростки,
Ливень пролился – и вверх потянулись стеной.
Мечутся, вьются жуки, пауки, мотыльки,
Словно проститься спешат с уходящей весной.
Однако Цинь Шао-ю сказал: «Нет, не ветер, не дождь… Гонимая ивовым пухом, весна удалилась».
Об этом сложены такие стихи:
Третья луна, и пушинки взлетают легко,
Кружатся, вьются, весну увлекая с собою,
Иву покинув, летят далеко-далеко,
К югу ли, северу – в том же ленивом покое.
Однако Шао Яо-фу сказал: «Нет, не ивовый пух… Мотыльками гонима, весна удалилась».
И об этом есть стихи:
Раскрылись цветы, уже третья луна, —
И бросились к ним мотыльки суетливо,
Прогнали весну… Уж она не видна.
На сердце у путника стало тоскливо.
Однако канцлер Цзэн сказал: «Мотыльки ни при чем… Весна удалилась под пение иволг».
Вот как об этом сказано в стихах:
Густой аромат напоил эту теплую ночь…
Весенней ли ночи букеты такие вдыхать?!
Весна удалилась под пение иволги прочь,
В садах утомленных покой изначальный опять.
Однако Чжу Си-чжэнь сказал: «Нет, не иволги пенье… Весна удалилась от воплей кукушки».
Об этом тоже сказано в стихах:
Весна исчезает, гонимая воплем кукушки,
Из клюва у птицы кровавая пена течет,
Такие покойные, длинные дни наступают,
Что кажется, будто совсем темнота не придет.
Однако Су Сяо-сяо сказала: «Нет, это все ни при чем… Когда ласточки гнезда сплели, удалилась весна».
Об этом есть стихи на мотив «Бабочка льнет к цветку»:
Здесь у нас в сезон любой
Распускаются цветы —
Летом, осенью, весной…
А весна – от ласточек уходит,
Дождь по сливам хлещет проливной.
Песня над Цяньтан слышна,
Кастаньет ритмичный звук…
А потом встает луна,
Разгоняя в небе облака,
Все стихает, – это время сна.
Однако Ван Янь-соу сказал: «Ветры, дожди, мотыльки и кукушки, иволги, ласточки, ивы – они ни при чем… Девять десятков цветущих весенних деньков миновали – и удалилась весна».
Об этом написаны такие стихи:
Ветры лютуют, дожди свирепеют…
В них ли причина? Лишь срок подойдет —
Сливы на дереве зреют, желтеют,
Ласточка в клювике землю несет,
Тутовых листьев наряд поедая,
Жадно пищит шелкопряд молодой…
Нас покидает весна, оставляя
Зелени плащ над землей и водой.
Вы хотите знать, к чему мы рассказываем об уходе весны? А вот к чему.
В годы «Шаосин» в Ханчжоу жил Сяньаньский князь, уроженец Яньани, правивший тремя областями. Однажды на исходе весны он со всею семьею выехал за город отдохнуть и полюбоваться природою. Вечером, когда они возвращались домой и паланкин с женщинами миновал мост у ворот Цяньтан, князь, который следовал в последнем паланкине, вдруг услышал, как в переплетной лавке подле самого моста кто-то крикнул:
– Иди скорее, дочка, посмотри на князя!
Девушка вышла, князь увидел ее и сразу же сказал сопровождавшему стражнику:
– Вот как раз такая девушка, которую я давно ищу! Приведи ее завтра во дворец.
Но ведь стихи гласят:
Не долго пыль клубится над дорогой;
Не вечно суета владеет сердцем…
На доме у моста висела доска с надписью: «Мастер Цюй. Наклейка на картон старинных и новых картин». Из дома вышел старик, ведя за руку девушку.
Вы хотите знать, какова она была с виду? Послушайте!
Волосы-тучки – что легкие крылья цикад.
Бабочки-брови – над долом весенним парят,
Алые губки – что сочные вишни плоды,
Белые зубки – что ровные яшмы ряды.
Крохотной ножки почти незаметен шажок,
Песнею иволги нежно звенит голосок.
Такова была девушка, которая вышла посмотреть на паланкин князя.
Стражник уселся в чайной напротив и, когда хозяйка подала ему чай, спросил:
– Можно ли попросить вас, хозяюшка, пригласить сюда мастера Цюя из переплетной лавки, что на той стороне улицы? Мне нужно с ним потолковать.
Женщина сходила за стариком, тот явился, обменялся со стражником приветствиями, и оба сели.
Цюй спросил:
– Чем могу быть полезен?
– Особенно важного дела у меня к вам нет, – сказал стражник. – Я только хотел узнать: та девушка, которую вы позвали взглянуть на паланкин князя, – ваша дочь?
– Да. И к тому же единственная.
– А лет ей сколько? – продолжал расспрашивать стражник.
– Восемнадцать.
– Вы думаете отдать ее замуж или в услужение кому-нибудь из вельмож?
– Я человек бедный. Денег на приданое взять неоткуда. Думаю, придется отдать ее в услужение.
– А что она умеет делать?
На этот вопрос старый Цюй ответил стихами, написанными на мотив «Прелестные глаза»:
В укромных покоях таится
Прелестнейшая чаровница,
Не фея весны, но цветами
Шелка расшивать мастерица,
Зеленая чашечка, пестик —
Вот-вот аромат заструится.
И бабочек рой оживленный
Над девою вьется, кружится.
Стражник догадался, что девушка хорошо вышивает.
– Только что, – сказал он, – здесь проезжал князь. Из своего паланкина он заметил вышитый пояс на вашей дочери. Во дворце князя как раз нужна хорошая вышивальщица. Вы могли бы предложить свою дочь в услужение.
Старик вернулся домой и переговорил об этом предложении с женой. На другой день он написал дарственный уговор, взял дочь и отправился во дворец. Князь уплатил за девушку и дал ей имя Сю-сю.
Через некоторое время император пожаловал князю боевой халат, расшитый цветами. Сю-сю сразу вышила точно такой же, и князь остался очень доволен.
– Император подарил мне халат боевой, с вышивкой, – как-то сказал он. – Надо отдарить его чем-нибудь необыкновенным.
Он взял из своей сокровищницы кусок прекрасного, праздничного, белого, как баранье сало, нефрита, вызвал резчиков и спросил:
– Что можно сделать из этого нефрита?
– Набор кубков для вина, – сказал один.
– Жаль пустить такой чудесный кусок нефрита на винные чаши, – заметил князь.
– Этот кусок нефрита заострен кверху и закруглен снизу, – сказал другой мастер. – Из него можно вырезать махакала.
– Но статуэтками пользуются только раз в году – в седьмой день седьмой луны, – снова возразил князь. – Все остальное время они пылятся без употребления.
Среди резчиков был молодой мастер, по имени Цуй Нин, уроженец города Цзянькан, что в области Шэнчжоу. От роду ему было двадцать пять лет, и он уже несколько лет работал в княжеском дворце. Он выступил вперед, почтительно сложил руки и сказал:
– То, что этот нефрит заострен кверху и закруглен снизу, – очень плохо. Он годится только на то, чтобы вырезать изваяние Гуаньинь.
– Хорошо, – сказал князь. – Как раз это мне и нужно.
И он приказал Цуй Нину приступать к работе.
Не прошло и двух месяцев, как изваяние Гуаньинь было готово. Вместе с письмом князь отправил его в императорский дворец, и император остался очень доволен. Цуй Нину прибавили жалованье, и он продолжал служить у князя.
Время текло незаметно, и снова наступила весна. Однажды вечером мастер Цуй Нин в обществе нескольких приятелей возвращался домой после прогулки, и все завернули в кабачок у ворот Цяньтан. Они выпили всего по нескольку чаш, как вдруг на улице поднялся шум. Приятели поспешно распахнули окно – посмотреть, что случилось, – и услышали крики: «Пожар! Горит возле моста Цзинтин!»
Не допив вино, Цуй Нин с товарищами бросились опрометью вниз по лестнице, чтобы поспеть на пожар, и вот что они увидели:
Ничтожная искра таким разгорелась пожаром,
Как будто бы вспыхнули тысяча тысяч костров! —
Светильник ли с неба Лю Дин-огневик опрокинул?
Огонь ли зажжен Чжоу Юем у Красной стены?
Жестокие княжьи вассалы скалу подпалили?
Сигнальный огонь ублажает каприз Бао Сы?
Горящею тыквой коварный У Тун забавляется?
Иль алого мула приводит к нам Сун Сумасброд? —
Досель не видали такого огромного пламени,
Что дымом застлало и землю, и выси небес!
Едва взглянув, Цуй сказал торопливо:
– Это недалеко от нас, – и помчался ко дворцу.
Не встретив никого, он двинулся по левой галерее. От бушующего пламени было светло как днем. Внезапно из дворца, пошатываясь, вышла женщина; в руках у нее был узелок с золотом и драгоценностями. Она шла прямо на Цуй Нина. Мастер узнал Сю-сю и почтительно отступил на шаг.
Однажды князь пообещал Цуй Нину: «Вот отслужит Сю-сю свой срок – выдам ее за тебя». Узнав об этом, слуги говорили: «Прекрасная будет пара!» – и Цуй благодарил всех за добрые пожелания. Он был холостяком и очень хотел жениться. Сю-сю, зная его настроение, тоже мечтала о том же.