Щеки Ивана Дмитриевича подрагивали. Чувствовалось, что он из последних сил держит себя в руках.
Павлов был значительно старше жены. Судя по документам, погибшей Анне Григорьевне исполнилось всего тридцать четыре, а ему на вид можно было дать не меньше пятидесяти. И, по словам Тетериной, у него было слабое сердце.
— Как это случилось? Когда? — еле выдавил он.
— Сегодня утром, здесь. Ее нашла Агафья Тетерина. Вашу жену зарезали. По свидетельству все той же Тетериной, из квартиры ничего не пропало, дверь не взломана. Но мне бы хотелось, чтобы вы еще раз осмотрели квартиру. Скажите, у вас дома хранилась крупная сумма денег или какие-то ценности, о которых знали немногие?
— Нет, ничего такого. — Он с трудом шевелил дрожащими губами. — А где сейчас Аннушка? Мне можно взглянуть на нее?
— Пока нет. Тело уже унесли, но позже мы отвезем вас в морг. Говорят, у вас есть дочь?
— А? Да, Оленька. Она сейчас с тещей на море. Господи, надо же как-то им сообщить! — со стоном схватился за голову Иван Дмитриевич. — Простите, как вас зовут?
— Майор уголовного розыска Остапенко Всеволод Георгиевич, — запоздало представился служитель закона.
— Скажите, Всеволод Георгиевич, когда нам отдадут Аннушку для похорон?
— Думаю, в ближайшие сутки этот вопрос решится. Мы постараемся не затягивать с выдачей тела, но здесь многое зависит от эксперта.
— Да-да, конечно.
— А сейчас пройдемте осмотрим квартиру.
— Боже мой! — воскликнул Иван Дмитриевич, едва они с майором переступили порог гостиной. Потемневшими глазами он смотрел на огромное черное пятно на полу.
— Копейкин, какое-нибудь успокоительное, — бросил через плечо майор. — Побыстрее! Вот, выпейте это. — Он заставил Ивана Дмитриевича взять стопку с пахучей жидкостью. — Залпом. Хорошо. А теперь пройдемте в вашу спальню, я вам все расскажу.
Через пару минут, едва хозяин отдышался, разговор продолжился.
— У нас есть предположение, что вашу жену пытали. Так что еще поэтому я вас прошу внимательно осмотреть квартиру и хорошо подумать, какие ценности могли так сильно заинтересовать убийцу. Возможно, речь шла о ваших рабочих документах?
— Нет, что вы! — решительно запротестовал Иван Дмитриевич, выходя из полуобморочного состояния. — Я никогда, вы слышите, никогда не приношу домой никаких бумаг! Категорически! Иногда приходится засиживаться в институте допоздна, Аннушка это знает, но домой — никогда!
— Хорошо. В таком случае просто подумайте и осмотритесь.
— Но у нас нет никаких ценностей. Так, мелочь. Кольца жены, ее сережки — ничего особенного. Все деньги мы держим на книжке. Так ее не сложно найти, она в ящике буфета. Думаю, Аннушка без раздумий отдала бы ее.
— И все же посмотрите.
Иван Дмитриевич тяжело поднялся и принялся методично выдвигать ящики, открывать дверцы шкафов, заглядывать в чемоданы и шкатулки.
— Нет, насколько я могу судить, ничего не пропало.
— Тогда позвольте задать вам неприятный, но необходимый вопрос. У вашей жены был любовник?
Иван Дмитриевич встрепенулся и гневно сверкнул глазами.
— Я требую, чтобы вы с уважением относились к моей жене и не смели заниматься подобными инсинуациями!
— Иван Дмитриевич, я, к сожалению, не дипломат и не профессор консерватории, а всего лишь майор уголовного розыска. Мой удел — не возвышенные чувства, а грязь и мерзость жизни. Мне бы очень не хотелось огорчать вас подобными вопросами, но не задать их я не могу. И уж, можете поверить, делаю это не из праздного любопытства.
Итак, у вас с женой имелась значительная разница в возрасте. Не могло у нее быть любовных связей на стороне? Подумайте хорошенько, любой факт в деле поимки преступника может иметь решающее значение.
В любовника майор Остапенко и сам не верил. Зря он старика расстраивает, можно было для начала у Тетериной поинтересоваться. Той наверняка о личной жизни Павловых все известно.
— У моей жены не было любовников. И, невзирая на солидную разницу в возрасте, как вы справедливо заметили, мы жили душа в душу и очень любили друг друга. Хотя иногда я сам спрашивал себя, за что мне такое счастье.
Глава 8
1855 год
— Ань Дэхай! Где этот бездельник? — Цыси сердито топнула ножкой.
С переводом в третий разряд наложниц Ланьхуа присвоили новое имя. Император собственной рукой подписал указ красными монаршими чернилами.
Теперь Орхидея звалась Цыси. Она поселилась в Западном дворце, и число ее служанок было почти так же велико, как у императрицы. Она могла тратить сколько угодно. Император баловал свою любимицу, засыпал подарками. У нее было все, чего ни пожелаешь. И все-таки она была никем. Не только император, но даже его супруга, добродетельная и благонравная императрица Цыань, могли в любой момент разжаловать ее или отрубить голову. Этот факт не давал Цыси покоя и ранил ее самолюбие.
Сяньфэн по-прежнему был неравнодушен к служанкам и иногда обращал взор на других наложниц. Цыси прикладывала все силы, чтобы отвадить его от утех на стороне, но пока это ей плохо удавалось.
— Ань Дэхай! — визгливо крикнула Цыси, и перепуганные служанки бросились за евнухом.
Они уже знали, что в таком состоянии помочь ей мог только Ань Дэхай.
— Я здесь, госпожа. — Едва переводя дыхание, он придержал толстый живот и упал на колени.
— Сколько можно посылать за тобой? Что ты узнал? Да встань же, толстый бездельник, потом будешь поклоны бить.
Она очень изменилась за последний год. Взгляд стал жестче, осанка увереннее, платье роскошнее, украшения дороже и изысканнее. Из скромной наложницы она превратилась в госпожу, обрела богатство и влияние, но утратила покой.
О, как горевала она иногда о своем тихом павильоне, где никто ей не завидовал, где не приходилось ежеминутно бороться с целым двором за свое положение.
К счастью, Сяньфэн курил опиум, и Цыси тоже пристрастилась к зелью. Ему нравилось, как она выпускает дым замысловатыми колечками, похожими на фигурки животных, — этому искусству ее еще в юности научила наложница ее отца, большая мастерица на всякие затеи. Одурманенный опиумом, император слабел, терял волю, и Цыси могла делать с ним все что угодно.
Ужасно было другое: императрица Цыань страшно на нее сердилась за это. Сяньфэн совершенно забросил дела, казна опустела, а еще это ужасное восстание. Тайпины захватили половину Китая, народ голодает. Отец Цыси умер, не пережив позора, когда тайпины вторглись в его провинцию, и она горько рыдала, получив из дома письмо: она любила отца и была очень близка с ним. Она пыталась, и не раз, внушить императору, что нужны жесткие меры против восставших. Однажды он просто промолчал, а второй раз выгнал ее из покоев и велел как следует наказать Цыси. Счастье, что императрица вступилась.
Милая Цыань, такая кроткая и снисходительная, заслонила ее от гнева императора. Цыси даже любила ее по-своему — особенно за то, что та бездетна. У императора до сих пор не было наследника. Впрочем, как шепнул ей приближенный евнух Ли Ляньин, Сяньфэн давно уже болен скверной болезнью и просто не может иметь потомство, а императрица, зная о его недуге, не желает делить с ним ложе. Сам он об этом не сильно горюет. А вот ей, Цыси, есть о чем беспокоиться.
Заботы, заботы сутки напролет, и никакого отдыха. Только и жди, что его непостоянное величество заведет себе новую любимицу. И хотя медальон с орхидеей все еще при ней, расслабляться не стоит.
Цыси подняла руку и сжала прохладный диск. Она знала на ощупь каждый его изгиб, каждую линию. Прикосновения к медальону успокаивали, помогали мыслям обрести ясность, придавали уверенность. Она погладила медальон и, как всегда, успокоилась.
— Подойди и расскажи, что узнал.
— Его величество уехал в Летний дворец, и подлец Ли Юйгуй с ним. Значит, император снова будет вести себя невоздержанно. — Евнух от усердия таращил глаза.
— Это меня не беспокоит, пусть волнуется лекарь, — отмахнулась Цыси. — Я о другом: что болтают при дворе? Только это сейчас важно.
— О, госпожа, — немедленно погрустнел Ань Дэхай, — князь И, а также князь Цин все время говорят, что вы специально пристрастили императора к опиуму. Лжецы! Весь двор знает, что его величество давно не может прожить без дьявольского зелья. Но эти интриганы хотят убедить императора избавиться от вас. А его светлость Цзай Юань, любимый племянник императора, нашептывает придворным, что вы не даете его величеству заниматься делами, вовлекая его в блуд. А еще он разузнал о той служанке, которую утопили в колодце на прошлой неделе. И о той, что жестоко избили палками после того, как император оказал ей свою милость, так что бедняжка потом повесилась… — Заметив недовольное выражение на лице своей госпожи, он тотчас поправился: — Бесстыжая повесилась.
— Подлые псы! Они сами не могут помочь императору и все валят на меня! — Цыси нервно шагала по комнате. Брови ее сошлись в одну строгую линию, лицо было одухотворенным и сосредоточенным. — Неужели самим нельзя расправиться с мятежниками? Дармоеды! Льстецы! Только и знают, что выклянчивать должности и подарки.
— Прошу прощения, госпожа, но ходят разговоры еще об одном предмете.
— Что еще? — остановилась Цыси.
— У императора до сих пор нет наследника. Императрица Цыань бесплодна, а здоровье его величества сильно подорвано. На кону судьба династии, — вкрадчиво проговорил Ань Дэхай.
— Наследник! О чем я раньше думала? — Цыси впилась взглядом в своего слугу, и ее лицо озарилось зловещим светом. — Я могу стать императрицей, и тогда ни Цыань, ни князья не будут мне помехой! Но как это сделать? Способен ли Сяньфэн иметь детей? — Она помрачнела, подобрала подол расшитого орхидеями платья и, позвякивая бусинами в прическе, уселась в любимое кресло — подарок императора. — Сколько лет прошло с тех пор, как он сошелся с первой наложницей, и за все эти годы у него родилась лишь дочь!
— Я слышал от придворного лекаря, что скверная болезнь, которой хворает его величество, могла лишить его янности, — прошептал Ань Дэх