Однако вокруг оставалось еще слишком много солдат в деревянных панцирях. Блейд снова начал пятиться, скользя в лужах крови и яростно размахивая клин ком. Неожиданно рядом с ним очутился Растум. Пока разведчик, пользуясь передышкой, жадно ловил ртом воздух, воевода, работая мечом со смертоносной эффективностью, сильно поубавил число вражеских солдат. Катайцы сникли и начали отступать.
Растум белозубо улыбнулся Блейду и вытер кровь с рассеченного лба.
– Ну, приятель, твой план, как видишь, действует! Теперь они у нас в руках!
Разведчик обернулся и поглядел со стены вниз. Все новые и новые повозки причаливали к брустверу, выбрасывая в город свои груз Сейчас они перевозили гораздо больше воинов, чем в первый раз, монги со всех сторон облепляли каждый фургон, стремясь побыстрее переправиться на другую сторону. Неважно, что при этом многие сваливались в воду и тонули, жажда вступить в кровавую резню была гораздо сильнее страха смерти. Перед рвом снова выстраивались в боевые порядки пехотинцы Кхада. Сам Всемогущий, так и не вернувшийся на трон, застыл на вершине косогора, прикрывая ладонью от солнца свой здоровый глаз.
Блейд перевел дыхание и улыбнулся Растуму.
– Нужно послать людей перекрыть шлюзовые створы, тогда вода скоро уйдет из канавы, и Кхад со своими отрядами беспрепятственно попадет в город. Мы не можем допустить, чтобы Всемогущий замочил ноги.
Кривая усмешка перекосила лицо Растума.
– Хорошо сказано, Блейд. Конечно, мы этого не допустим.
Стена вокруг них была уже очищена от неприятеля. Уже высадилось несколько тысяч монгов, теперь они гнали защитников вниз, к городским домам.
Растум и Блейд спустились по лестнице со стены на небольшую площадь, заваленную телами убитых и умирающих. Большинство зданий вокруг уже полыхало ярким пламенем, и в воздухе, вместе с дымом, высокой пронзительной нотой висел непрекращающийся женский крик.
Здесь они остановились передохнуть. Сражение было практически закончено, и боевой угар начал потихоньку покидать разум Блейда. Он огляделся, ощущая только усталость и какое-то опустошение. Нужно сказать Растуму, что нельзя убивать Садду, раз она носит его ребенка, напомнил себе разведчик. Конечно, это опасно и нелогично, но он не может позволить убить свое дитя – даже в чреве женщины, к которой не питает теплых чувств. Что ж, придется еще раз рискнуть своим положением, заработанным с таким трудом, и попытаться переубедить Растума.
Воевода стянул с себя покореженный и изрубленный шлем и теперь платком вытирал с лица кровь и пот.
– Эти катайцы дрались как дьяволы, – проговорил он. – Клянусь черным Оби, я не ожидал от них такой удали. Но сегодня им не повезло.
Канава, вероятно, совсем пересохла – в город начали врываться монгские конники, которые вихрем проносились мимо них по площади. Их лошади были по брюхо вымазаны в грязи.
Блейд повернулся, собираясь поговорить с воеводой о Садде, но первое же слово застряло у него в горле.
В косяк двери, совсем рядом с ним, вонзилась короткая стрела. Лучник со знаком отрядов Кхада на панцире, стоя на противоположном углу площади, наложил на тетиву новую стрелу и уже целился в него. Растум, выкрикивая ругательства, вытащил меч и ринулся на стрелка.
– Давай Блейд! Зарежем этого сына вонючей обезьяны!
Растум мчался на монга; тот хладнокровно выпустил вторую стрелу, промазал, и теперь накладывал на тетиву третью. Блейд бросился за воеводой, с удивлением размышляя о том, какую же цену за его смерть ухитрился предложить Кхад, если его люди пытаются всадить в него стрелу, даже рискуя собственной головой.
Монг промазал снова и, не выдержав, повернулся и бросился бежать. Растум гнался за ним по узенькой улочке, но вдруг заметив что-то заспешил обратно к Блейду.
– Прижмись спиной к стене! – хрипло крикнул он.
Небольшой отряд конных катайцев высыпал на площадь. Половина из них была ранена, некоторые едва держались в седле. Предчувствуя неизбежный конец, воины носились по городу, стремясь только к одному – забрать с собой как можно больше монгов, прежде чем наступит их черед. Они заметили Блейда и Растума и с криками ярости устремились на них.
Прижавшись спинами к стене одного из домов, оба бойца одновременно взмахнули длинными клинками. Блейд подрубил ноги двум передним лошадям и отскочил назад, прежде чем его успели насадить на копье. Третьего всадника он сбросил с седла и перерезал ему горло. Острие копья скользнуло по его ребрам, оставив кровавый пылающий след.
Катайские солдаты действительно были измотаны и напуганы, иначе они быстро разделались бы с двумя усталыми воинами. Сейчас же Блейд и Растум, забившись каждый в свой дверной проем, заставили противников разделиться и пока отбивали все атаки.
Блейд, закрываясь щитом, уложил еще троих, отражая бешеный натиск всадников. Продолжения не последовало – на площадь вырвался отряд монгов, и оставшиеся в живых кавалеристы были изрублены в пять минут.
Пошатываясь, Блейд выбрался из своего укрытия и побрел навстречу Растуму. Однако тот почему-то не показывался наружу. Блейд, одержимый нехорошим предчувствием, побежал быстрей и чуть не нос к носу столкнулся с воеводой. Стоя на пороге, Растум зажимал правое плечо, хлеставшая из него кровь забрызгала сапоги и одежду. Остановившимся взглядом воевода смотрел себе под ноги, где, еще конвульсивно подергиваясь, валялась в пыли его правая рука. Наконец он заметил Блейда, и его бледное лицо исказила зловещая гримаса.
– Да, Блейд, мне сегодня тоже не повезло, – он кивнул на распростертый перед ним труп. – Всего один удар, и со мной покончено…
Не теряя времени разведчик принялся расстегивать пояс. Он туго перетянул кожаным ремнем обрубок, и кровотечение остановилось.
Растум зашатался и здоровой рукой обнял Блейда за плечи.
– Ноги не держат меня… Помоги присесть…
Разведчик осторожно опустил его обмякшее тело на приступку у дверей, потом подозвал сотника, командира спасшего их отряда. Воины, собравшись вокруг, сочувственно глядели на своего воеводу.
– Найди жаровню с углем и стальной прут, – приказал Блейд. – Надо прижечь рану. Поторопись!
Лоб Растума покрылся холодным потом.
– Блейд, – позвал он шепотом, – Блейд… я… я никому не говорил… я боюсь огня… не смогу вынести… – его голос прервался.
– Сможешь, – твердо сказал Блейд. – Я буду тебя держать. Ты потерял руку, но не голову. Нам еще многое предстоит совершить – или ты забыл?
Растум покачал головой.
– Я не забыл… Этой ночью… Но теперь тебе придется заменить меня. После того, как карлик прикончит Всемогущего, ты убьешь Садду. Я помогу тебе, чем сумею… но боюсь, что с этой культей я не способен прикончить даже женщину.
Глава 16
Разграбление города длилось недолго. Уже к вечеру от него осталась лишь груда дымящихся развалин, а трупы жителей были сложены в огромную кучу, возвышавшуюся посреди зеленой полоски суши. По приказу Кхада воины вырезали всех – от грудных младенцев до дряхлых стариков.
Не сразу покончили только с губернатором города. Около часа его зверски пытали, а потом, вскрыв вены, бросили к остальным трупам.
Блейд все это время провел в своем фургоне под присмотром Бейбера; старик вычистил его доспехи, промыл и перебинтовал рану. Задетое копьем ребро надсадно ныло и причиняло массу неудобств при ходьбе, но разведчик был доволен, что не пришлось прижигать ссадину железом; до сих пор он чувствовал себя неуютно, вспоминая искаженное лицо Растума.
Кхад Тамбур, к вящей славе своей, повелел вытащить из города огромную нефритовую глыбу, установить ее перед горой трупов и высечь на ней следующую надпись:
«Тот, кто увидит этот камень, пусть трепещет! Я, Кхад Тамбур, Опора Мира и Сотрясатель Вселенной, прошел здесь. Вот кости тех, кто осмелился встать у меня на пути.»
Кхад самолично руководил установкой этого монумента, сопровождая свои распоряжения взрывами дикого хохота. Он снова впал в безумие и все чаще и чаще прикладывался к кувшину с броссом.
Садда послала Блейду записку с одним из своих глухонемых чернокожих рабов. Он с трудом разобрал то, что она нацарапала на небольшой деревянной дощечке:
«Не приходи ко мне сегодня. Он все еще очень зол из-за того, что тебе удалось остаться в живых. Ночью на празднике действуй, как договорились. Все будет в порядке.»
Блейд прочитал записку и задумчиво погладил свой золотой ошейник. Действуй, как мы договорились… Значит, Садда хочет, чтобы он убил шута; Растум хочет, чтобы он убил Садду… А у него нет ни малейшего желания делать ни то, ни другое.
Он все еще размышлял над этой дилеммой, когда пришла записка от Растума.
«Загляни ко мне после наступления темноты,» – писал воевода.
После захода солнца лагерь монгов превратился в арену грандиознейшей оргии. Бросс лился рекой. Воины ссорились, дрались, тут же мирились и начинали горланить пьяные песни. Женщины и дети попрятались кто куда. Наездники, упившиеся настолько, что было непонятно, как они держатся в седлах, с воплями носились по лагерю, сокрушая на своем пути все – в том числе и собственные палатки. Телохранители Кхада попробовали было поддерживать некое подобие порядка, но им это быстро надоело, и они присоединились к пьяному разгулу.
Блейд, стараясь держаться в тени, без помех добрался до шатра Растума. Сегодня, несмотря на свой ошейник, он был героем в глазах всех воинов-монгов; они видели, как он возглавлял атаку вместе с их любимым воеводой. А Кхад в это время сидел на троне и наливался броссом; и этого они тоже не забудут.
Так или иначе, но через несколько часов им предстоят еще большие потрясения. Блейд считал, что это к лучшему; ему надоело ходить по канату, натянутому над пропастью.
У шатра Растума стоял на страже молодой сотник с шестью солдатами; все
– трезвые и в полном вооружении. Сотник почтительно поклонился Блейду;
– Воевода ждет тебя, сир Блейд.
Отдергивая полог, Блейд невольно ухмыльнулся. Его позабытый титул вернулся к нему.