– Это как привести монахов, – заметил Тар. – Забавно, да? В какую бы часть света ты ни забрался, только страх перед тем, что произойдет после смерти, удерживает людей от кровопролития.
Он хмыкнул и посмотрел на Колосса, словно надеясь услышать от него подтверждение, но Хило молчал и смотрел в окно на парк развлечений, мимо которого они проезжали, аквариум и аттракционы на набережной парка Гилдмана, хотя в этот час все они не работали. Потом они поднялись вверх по холму к особняку Торика – старинный дом главаря пиратов превратили в клуб, широко известный связями с Бригадами, теперь это стало еще очевидней, поскольку в такой ранний час он уже открылся для Боссов.
Рон припарковал машину на некотором расстоянии от полудюжины здоровенных и роскошных машин, включая, как отметил Хило, «Княгиню Прайзу» той же модели и года выпуска, что и его собственная. У дверей здания стояли несколько мужчин в черных шляпах и длинных пальто, и Хило Почуял внутри и вокруг дома еще больше людей, несомненно, хорошо вооруженных. Прежде чем выйти из машины, Хило вполголоса обратился к Тару:
– Не забывай, что Даук – главный во время встречи. Эспенцы не знают, кто мы такие, и лучше пусть так и остается, так что спрячь свой нефрит.
Он заметил, как во время поездки Тар теребил лишенные нефрита пальцы и запястья. Тар надел весь нефрит на цепочку вокруг шеи и спрятал под одеждой, но отсутствие камней на привычном месте его будоражило.
Зеленые кости часто имели привычку крутить кольца на пальцах, поправлять запонки, дотрагиваться или оттягивать ожерелье – мелкие движения, привлекающие внимание к нефриту во время взаимодействия с другими людьми. Трудно отследить и сдержать такие непроизвольные движения. Собственный нефрит Хило скрывался под наглухо застегнутой рубашкой и неудобным галстуком. И хотя они собирались на встречу с иностранными бандитами, которых Хило расценивал не выше Запуньо, ему не нравилось скрывать свой статус и личность, было в этом что-то бесчестное, все равно что прятаться под маской. Но учитывая, как обстоят здесь дела, традицию скрывать нефрит… Неудивительно, что в этой стране так много преступлений.
Они вышли из машины и двинулись к особняку. Охрана остановила их и обыскала на предмет оружия. Тара явно возмутила такая бесцеремонность, но когда Хило без возражений раскинул руки, помощник последовал его примеру. Шкурники уделили им мало внимания, но на Рона Торо поглядели с ненавистью и тревогой, положили руки на пистолеты и держались от него на почтительном расстоянии. Хило это заметил и стал больше уважать Рона и Даука. Хило считал Даука Колоссом в той же степени, в какой старосту деревни Опиа можно сравнить по статусу с мэром Жанлуна, но такое поведение шкурников означало, что Даука боятся и уважают.
Один из шкурников провел их внутрь. На потолке висели хрустальные люстры, на дорогих коврах стояла резная мебель, утренний свет просачивался сквозь витражные окна. В воздухе пахло пыльным духом старого и роскошного здания. Они вошли в комнату с тяжелым дубовым столом в центре и портретами знаменитых магнатов Порт-Масси на стенах.
С одной стороны за столом сидели пятеро мужчин и одна женщина. У стен и дверей стояли с полдюжины шкурников-телохранителей – в расслабленных позах, но держали руки в карманах или у бедер, выставляя напоказ пистолеты, и поглядывали не только на вновь прибывших, но и друг на друга. Кеконцы приехали последними. Очевидно, так и было задумано – Боссы Бригад пригласили Даука на своего рода совет королей, словно иностранного посла. Хило дождался, пока Даук Лосун сядет на пустой стул у стола, а потом занял место рядом.
Блейз Кромнер, он же Бык, родился в бедности, и хотя сейчас был хорошо откормлен и полон самомнения, со стороны его врагов было бы неблагоразумно забывать, что он проделал путь из низов Порт-Масси с помощью хитрости и беспощадности, уничтожив на своем пути множество противников. В соответствии с кличкой, Кромнер был крупным человеком с мясистой красной физиономией.
У него были грубые черты, словно скульптор вытесал его в спешке, легким нажимом пальцев сделав неглубокие глазницы и приставив шмат глины вместо носа. По контрасту с прирожденным уродством, одет Кромнер был безупречно. Сшитый на заказ костюм-тройка в тонкую полоску превосходно сидел на грузной фигуре. Усы над толстыми губами аккуратно подстрижены, а волосы причесаны, золотые часы с хрустальным циферблатом и красный шелковый галстук. Бык контролировал азартные игры и проституцию, а также существенную долю наркоторговли к югу от реки Камрес.
Лишь картели из Томасцио в Западной Спенде, обеспечивающие наркотиками всю остальную страну, могли с ним сравниться. Кромнер был самым известным Боссом в стране и любил фотографироваться для газет, посещая дорогие клубы и театры и ужиная в лучших ресторанах. Он прикрывался несколькими слоями организации, и хотя его слово было законом в Южной Бригаде, будничные операции он оставлял на откуп смотрящим.
Кромнер сидел по центру. Левую сторону стола занимал плотный коротышка по имени Джорен Гассон. Малыш Джо, как его называли, возглавлял Бригаду с улицы Булочника, контролирующую самые богатые районы на северо-востоке Порт-Масси, главным образом остров Джонса, в основном он имел дело со скачками и букмекерством. Гассон был круглолицым человеком с проницательными, слегка косящими глазами, его знали как личность скаредную и замкнутую, редко появляющуюся на публике. У него на зарплате находилось больше полицейских, политиков и судей, чем у остальных Бригад, и те часто обращались к нему и платили за влияние в обществе. Особняк Торика выделили им для встречи благодаря его связям.
Справа сидела женщина зрелых лет с белым шарфом на шее и в шляпке поверх кудрявых волос. Анджа Слаттер выглядела как богатая, но вздорная тетушка, она исполняла обязанности Босса Вормингвудской Бригады, с тех пор как ее муж Рихарт Слаттер, он же Резкий Рикки, сел в тюрьму по обвинению в отмывании денег. Поговаривали, что она замещает Рикки во всех делах и передает его распоряжения из тюрьмы. Вормингвудская Бригада контролировала северо-запад города и ближайшие пригороды. Остальные Боссы потеряли уважение к Рикки, когда он попался по такому пустячному обвинению и не придумал лучшей системы управления, чем передать дело жене. А значит, и к Андже Слаттер прислушивались в меньшей степени.
Каждый Босс привел с собой одного смотрящего. Уилли, он же Тощий Римс, смотрящий Кромнера, сидел слева от него. По контрасту с Кромнером он был худым и с непримечательной внешностью, гладко выбрит, в пепельно-сером костюме и держал в руках фетровую шляпу.
Кромнер с высокомерным любопытством оглядел вошедших кеконцев. Когда все расселись, он обвел рукой стол, словно представляя всех собравшихся. А потом заговорил с другими Боссами.
– Все вы знаете о моих неладах с кеконцами в Южном капкане. – Кромнер был прирожденным оратором, говорил он быстро и живо, а голос оказался тоньше, чем можно ожидать от такого крупного человека. – Как я понимаю, напрямую это не коснулось никого из вас, и вы наверняка спрашиваете себя, с чего это Бык вынудил вас проделать весь этот путь до острова Джонса, да еще на заре понедельника в День урожая. – Он умолк, словно ожидая, что кто-нибудь и впрямь задаст этот вопрос. Никто не спросил, и Кромнер поднял палец и сказал: – Этот спор затрагивает нечто большее, чем несколько проломленных черепов в кеконском квартале. Дело в нефрите. Это большие деньги, а значит, касается всех нас, Боссов. – Кромнер посмотрел на кеконцев и пару секунд изучал всех четверых, прежде чем повернулся к Дауку Лосуну. – Кеконцы считают своим Боссом господина Даука. Он попросил о встрече, чтобы прийти к соглашению.
Все уставились на старшего из кеконцев, который сидел с прямой спиной, облокотившись о стол и слегка сжав кулаки, и явно чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в центре внимания. Даук откашлялся и заговорил на эспенском с легким акцентом:
– За многие годы кеконская диаспора пришла с Боссами к взаимопониманию. Каждый занимался своими делами. Сколько бы мы здесь ни прожили, и даже родившись в Порт-Масси, кеконцы все равно остаются нежеланными чужаками в этой стране. Мы никуда не лезем. Мы хотим быть хорошими гражданами, уважаемыми членами эспенского общества. И в то же время придерживаемся собственных традиций и просим лишь, чтобы в них никто не вмешивался. А потому мы не хотим соваться в ваши дела, а взамен будем сами разбираться со своими. Это касается азартных игр, денег за покровительство и, конечно, нефрита.
– Но теперь все изменилось, верно? – слабым голосом произнес Джо Гассон. – Вы открыли свои игорные дома для людей со стороны, они делают ставки на петушиных боях или дуэлях, вместо того чтобы тратить их на скачках или в игровых автоматах. Это напрямую мешает бизнесу Босса Кромнера.
– Это так, мы открыли зал для поединков для посторонних по определенным дням недели, – признал Даук. – Но только по приглашениям. Вполне естественно, что у наших детей появляются эспенские друзья и эспенские жены и мужья. Несправедливо не пускать на наши собрания тех, кто не на сто процентов кеконцы по крови. В те дни, когда мы открываем зал для поединков, там проходят только петушиные бои, но не дуэли. Доход идет на поддержку культурного центра и помощь нуждающимся. Мы не пытаемся оттянуть людей из ваших заведений.
– Это не главная проблема, – нетерпеливо заявил Кромнер. – Я человек щедрый и готов упустить мелкую сумму, если бы вы, кеки, довольствовались только азартными играми. Но ваш совсем не секретный зал для поединков – не просто дешевое развлечение, там вы показываете нефрит и тренируетесь в своих ловких движениях. Только вы одни торгуете в городе нефритом, а это неправильно. Нефритовая торговля – слишком крупный бизнес, чтобы оставить его вам.
Лицо Даука вспыхнуло гневом, но ответил он спокойно:
– Нефрит – наше культурное наследие. Наши семьи привезли его в эту страну, и мы сохраняем его внутри своей диаспоры. Мы не продаем его в целях наживы. А теперь, после правительственного запрета и негативного публичного освещения, у нас все больше причин скрывать нефрит, чтобы не привлекать внимание полиции. Для кеконской диаспоры нет ничего хорошего в том, если кого-то схватят за продажей нефрита или эспенец совершит преступление с помощью нефрита либо сляжет с Зудом. Вот почему мы тренируемся, чтобы носить нефрит, вот почему платим полиции, если возникают проблемы.