По правде говоря, Анден ощущал себя на перепутье. Даже если Равнинные сумеют пережить махинации Айт, Анден не знал, какая дорога ждет лично его. Он сделал все, что было в его силах, для продвижения нефритовой медицины и интересов клана в Эспении, и теперь эту работу могут продолжить другие. Он поделился опытом с сотрудниками Шелеста, когда за рубежом начали открываться школы нефритовых боевых искусств, но Терун Бин вскоре начал прекрасно справляться и сам. Конечно, Анден мог бы и дальше работать врачом, но его преследовало чувство, что этого недостаточно.
Порой он размышлял о том, как упорно Лотт Цзин взбирался вверх по карьерной лестнице клана, ступенька за ступенькой к вершине. Собственная дорога Андена не была такой прямой, а состояла из поворотов и отступлений. Но теперь они оба часто сидели за одним столом, ужиная в доме Коулов, допоздна обсуждая дела клана вместе с Колоссом и внутренним кругом посвященных.
Несмотря на регулярные встречи и взаимное уважение, Анден не мог назвать Лотта другом. Ему казалось, что между ними сохраняется едва уловимая неловкость, даже необъяснимая неприязнь, оттого что они знали друг друга смущенными подростками. Хотя, быть может, это была лишь игра его воображения. Много лет назад, на вечеринке в честь выхода на пенсию Цзуэна, когда Анден поздравлял Лотта с назначением новым Штырем, его бывший одноклассник ответил:
– Может, это мне следует поздравить тебя, Эмери, с тем, что ты избежал этой должности и ее занял я. – Его губы изогнулись в добродушной, но сардонической улыбке. – Похоже, ни один из нас не стал тем, кем мечтал, когда мы учились в Академии.
Анден испытующе посмотрел на него:
– И оно того стоило? Расстаться со всеми другими возможностями ради пути, о котором ты не мечтал?
Лотт пожал плечами:
– Откуда мне знать? А для тебя?
Когда Анден рассказал Цзиру о своих размышлениях о будущем, тот выслушал его и с сочувствием сказал:
– Мне кажется, в сорок лет вполне естественно задуматься о том, совершил ли ты в жизни главные поступки или впереди еще горы, которые нужно преодолеть. Твое положение в клане – уже невероятное достижение, миян. Может быть, тебе следует поразмышлять над тем, для чего еще его можно использовать.
Несомненно, Цзиру говорил и про себя. В последнее время его волновала не только блистательная карьера в киноиндустрии. Тайфун Китт гораздо сильнее ударил по обедневшим абукейским деревням, чем по остальному Кекону. Цзиру с головой погрузился в дела абукейских племен и участвовал в продолжающихся демонстрациях на острове Эуман, иногда проводя там по несколько дней.
Анден беспокоился за безопасность Цзиру, но вряд ли мог требовать от него не высовываться.
– Мне хотелось бы сделать для собственного народа хотя бы половину того, что ты сделал для клана, – твердо заявил Цзируя.
Машина отвезла Андена за город по широкой, только что заасфальтированной дороге, от которой на летней жаре еще поднимался пар. Задолго до прибытия на место Анден увидел высокие стены с колючей проволокой и сторожевыми вышками тюрьмы строгого режима. У пропускного пункта Анден показал документы охраннику в будке, а потом еще раз, уже внутри, и ему выдали бейдж посетителя. После дополнительных процедур безопасности и получасового ожидания в маленькой желтой комнате охранник провел его в кабинет с металлическим столом и двумя стульями.
Анден сел. Открылась еще одна дверь, и другой охранник привел в комнату заключенного в серой тюремной робе и наручниках. Анден никогда раньше с ним не встречался, но с первого же взгляда поверил, что когда-то тот был грозным врагом семьи Коулов. Ийло был правой рукой печально известного нефритового контрабандиста Запуньо, но потом предал своего босса, заключил союз с Горным кланом и захватил криминальную организацию Ти Пасуйга. Теперь барукан разжирел, его волосы давно поредели, отступив с лоснящегося лба. При аресте полгода назад его лишили нефрита. Ийло тяжело плюхнулся на стул напротив Андена и презрительно сощурился на него.
– Ты еще что за гусь и чего тебе надо? – спросил он на эспенском с акцентом.
– Я Эмери Анден из Равнинного клана, – ответил Анден по-кеконски.
Ийло медленно выпрямился.
– Так ты из Коулов. Их братец со смешанной кровью.
– Вы знали меня под именем журналиста Рэя Кайдо.
Контрабандист задумался, переваривая его слова, а потом гортанно рассмеялся.
– Значит, вот кого мне следует поблагодарить за убийство Запуньо. Или ты должен поблагодарить меня за то, что я помог вашей семье отомстить. – Он сложил руки на животе. – Кстати, кое в чем я превзошел Запуньо. Пусть я и потерпел крах, но враги меня не победили.
Поначалу Ийло умело управлял Ти Пасуйгой. Он был выходцем из шотарской банды Матиос, многому научился у Запуньо и отличался особой жестокостью. Партнерство с Айт Мадой позволило ему сохранить доминирующее положение на черном рынке нефрита в треугольнике между Кеконом, островами Увива и континентом Ориус.
К несчастью, Ийло не обладал организаторскими способностями Запуньо. Как иностранец кеконо-шотарского происхождения, к увивцам он относился с презрением. Жестоко наказывал за предательство и не тратил деньги, чтобы заслужить преданность, в отличие от Запуньо, который строил сельские школы и больницы. В итоге Ийло так и не сумел сохранить отношения с нужными людьми и подкупить политиков и полицейских, как когда-то Запуньо. После разрушительного тайфуна Китт, когда эспенцы потребовали от увивского правительства доказательств, что оно борется с преступностью и коррупцией, топор в конце концов опустился и на Ти Пасуйгу.
Однако Ийло и тогда чувствовал себя в безопасности, что неудивительно. Он носил нефрит и жил в укрепленном поместье под защитой многочисленной охраны, которая тоже носила нефрит. Недоукомплектованная, плохо подготовленная полиция не могла даже надеяться его одолеть. Но увивское правительство просто наняло для этого «Ганлу».
Отряд нефритовых бойцов ЧВК несколько недель следил за всеми передвижениями Ийло и устроил засаду, когда тот ехал на спортивные соревнования. Солдаты убили четырех его телохранителей и взяли его живым, как было прописано в условиях контракта. Увивское правительство объявило о своем триумфе, приписав все заслуги главе службы государственной безопасности, а в новостях показали Ийло в наручниках.
Ни Горный клан, ни банда Матиос даже не пикнули в знак протеста, не пытались освободить Ийло. После краха программы неколва, угасания Вялотекущей войны и декриминализации нефрита в Эспении контрабанда нефрита тоже пришла в упадок. Золотое время Ти Пасуйги закончилось, и банда потеряла свою значимость для прежних союзников.
– Коул послал вас позлорадствовать? – спросил Ийло. – Высокомерный ублюдок, конечно же, предпочел бы сделать это лично. Я ведь однажды с ним встречался.
– Меня действительно послал Колосс, чтобы предложить помощь, – ответил Анден.
– Помощь? – с нескрываемым презрением переспросил Ийло. – Коул Хилошудон пытал моего кузена Сорадийо и перерезал ему горло. Я скорее пожму руку дьяволу.
Анден снял очки и вытер с них пыль, напомнив себе, что должен добиться цели, не поддаваясь на провокации этого человека, так низко павшего и совершенно беспомощного, но все еще потенциально полезного.
– Сорадийо пытался убить Колосса, подложив бомбу в машину, но от взрыва погиб его шурин. После этого его не стала защищать даже Айт Мада. Так же, как не помогла и вам. Сейчас вы не в том положении, чтобы выбирать, из чьих рук принять помощь.
Контрабандист презрительно изогнул верхнюю губу.
– Да, – с горечью сказал он, – все вы, Зеленые кости, в глубине души одинаковы, верно? Защищаете только себя и вытираете ноги об остальных.
– Адвокат объяснил, что вас вышлют на Кекон?
Ийло обреченно пожал плечами:
– Кекон для меня – всего лишь название. Я был младенцем, когда во время Мировой войны мою семью перевезли в Шотар в качестве рабочей силы. Кекон – лишь оболочка моей жизни, там я родился, там и умру.
Анден почувствовал толику жалости к этому человеку. Ийло оказался в центре трехсторонней юридической тяжбы между островами Увива, Кеконом и Шотаром. Кекон и Шотар требовали экстрадиции барукана, чтобы судить его за преступления, совершенные на их территории.
Ийло не был гражданином островов Увива, несмотря на то что несколько десятилетий руководил такой огромной криминальной сетью. Он не был и гражданином Шотара, поскольку имел меньше трех четвертей шотарской крови. Официально он считался кеконцем, хотя жил на острове всего лишь год в младенчестве. Теперь, однако, кеконское правительство желало сделать из Ийло показательный пример, выведя из самолета в наручниках и продемонстрировав позорный конец Ти Пасуйги и всех, кто имеет наглость красть нефрит. Королевский совет сделал экстрадицию Ийло условием для отмены эмбарго и нормализации отношений между Кеконом и Увивами, и после долгих препирательств увивское правительство согласилось.
– Оказавшись на Кеконе, вы вряд ли проживете больше нескольких часов, – сказал Анден.
Ийло не ответил, но, судя по его мрачному виду, и сам прекрасно все понимал. Бывший главарь Ти Пасуйги был для Айт Мады лишним грузом. Для кеконцев нет людей более презираемых, чем воры нефрита. Любой сокамерник Ийло или его тюремщик с радостью окажет Горным услугу и позаботится о том, чтобы Ийло никогда не заговорил в зале суда.
– Чего вы хотите?
Злость Ийло как будто потухла.
Анден посмотрел на охранников у двери. Они стояли слишком далеко, чтобы их услышать, и явно не понимали по-кеконски, но тем не менее Анден понизил голос:
– У вас еще остались козыри. Вы очень многое знаете о Горных: сделки, которые Айт заключала с Запуньо, ее союз с вами и с Матиос, какую прибыль она получала с черного рынка. Вот почему она позаботится о том, чтобы вас убили.
Анден достал из портфеля сотовый телефон и положил его на стол.
– В Жанлуне стоит наготове частный самолет, чтобы привезти в Тиалуйю ведущего теленовостей КТРК Тоха Киту. Мне нужно лишь позвонить, и он возьмет у вас интервью.