Эта речь произвела впечатление на Хило, сестра говорила как настоящий Шелест. Канцлер Сон откинулся в кресле, скрестив пухлые руки.
– Я не сомневаюсь в ваших расчетах, но реальность такова, что увеличение дани с трудом перенесут даже самые верные члены клана. А в особенности это будет плохо встречено теми, – и Хило четко понял, что Сон говорит о себе, – кто без устали трудился по поручению Коула Лан-цзена над законодательством о реформе КНА.
– Да пошел этот КНА, – сказал Хило. – Он не имеет значения.
Лицо Сона Томаро тут же вытянулось.
– Коул-цзен, – наконец произнес он в полнейшем замешательстве, – ваш брат, да узнают его боги, твердо верил, что обеспечение безопасного баланса в поставках нефрита…
– Мой брат пытался предотвратить войну. Но она началась. Победитель будет контролировать и город, и Совет, и поставки нефрита. Если победят Горные, они станут единственным могущественным кланом Кекона, и неужели вы думаете, что Айт не насрет на ваше гребаное законодательство?
Хило оттолкнул кресло, встал и потянулся, его тело одеревенело от недавних мелких ранений.
Шаэ удивилась, но последовала его примеру и встала рядом, однако канцлер Сон остался в кресле, явно не находя ответа. В конце концов он поднялся и сказал уже без следа натренированного дружелюбия:
– Так, значит, вы собираетесь наплевать на заботы Фонарщиков? И отвергнуть усилия Совета?
– Вовсе нет, – ответил Хило.
Он не Лан, это правда. Он не обладает ни его уравновешенностью, ни дипломатичностью, он не может провести эту встречу так, как провел бы Лан, но ему приходилось иметь дело с недовольными подчиненными и Фонарщиками клана.
– Клан ничто без Фонарщиков и людей вроде вас, канцлер, – сказал он. – Но я начинаю думать, что после стольких лет мирной жизни кое-кто забыл, почему платит дань. Меня всегда учили, что во время войны Фонарщики были патриотами и рисковали жизнью, помогая Зеленым Костям, потому что Зеленые Кости защищали людей в минуты опасности. Сейчас мы ведем войну, и страна будет в опасности, если победят Горные. Если один клан возьмет под контроль нефрит. Разве не этого боялся Лан, когда приходил к вам?
Хило впился в канцлера пронизывающим взглядом. Не то чтобы недружелюбным, но взглядом хищника, от которого многие опускали глаза, и канцлер не стал исключением.
– Я вижу, что не особенно вам нравлюсь, – холодно, но добродушно продолжил Хило. – Но я Колосс, а вы занимаете самую высокую политическую должность в стране и связаны с Равнинными. Мы в некотором роде братья по клану. Оба хотим победить и остаться в живых.
Сон вытаращил глаза.
– Я желаю для Кекона только лучшего, Коул-цзен. И это мир между кланами. Вот почему я сразу же собрал комитет по переговорам.
– Переговоры – гребаный фарс. И вы сами это скоро поймете. Поэтому мы должны выиграть войну. А это значит, Фонарщики должны стать Фонарщиками военного времени. И принять на себя определенные тяготы ради клана. Доказать свою преданность не только в те времена, когда они просили у нас в обмен то или иное. Им придется платить больше, и вы должны на этом настоять.
Канцлер Сон захлебнулся в нервном кашле.
– В клане тысячи Фонарщиков. Вы обдуманно принимаете решение, в результате которого рискуете их массовым бегством. Неужели вы ожидаете, что я возьму на себя ответственность…
– Что там по цифрам? – спросил Хило, слегка обернувшись через плечо к Шаэ. – Сколько компаний вносят самую большую долю в бизнес клана?
– Двадцать пять крупнейших Фонарщиков Равнинных приносят шестьдесят пять процентов доходов от дани, – отозвалась Шелест.
Хило удовлетворенно повернулся обратно к Сону.
– Верно. Так что главное – как решат крупные шишки. А мелочь последует за ними. Семья Сон – одна из крупных шишек. Она должна убедить остальных встать в строй. Заставить их увидеть, что сейчас им придется немного потерпеть, но так клану удастся победить. Люди есть люди, Фонарщики они или Кулаки, носят нефрит или нет, они побегут, если потеряют надежду, но справятся со всеми трудностями, если будут считать, что в результате окажутся на коне.
Сон потянул воротник, внезапно показавшийся слишком тугим для раздувшейся шеи.
– Найдется немало Фонарщиков, которые скорее перебегут к Горным, чем останутся в Равнинном клане на таких… таких жестких условиях.
Колосс обдумал эти слова.
– Но вы ведь не станете одним из них, канцлер Сон? – спокойно спросил он. – Если Горные уничтожат Равнинных и захватят город, они меня убьют. Они убьют всю мои семью. Вам придется жить с последствиями этого.
Хило буквально видел, как крутятся шестеренки в голове у политика. С нефритом или нет, он не поднялся бы до высот власти в Жанлуне, если бы не сообразительность и мощный инстинкт выживания, а канцлер Сон прекрасно понимал – он слишком тесно связан с Равнинным кланом, чтобы сохранить влияние в городе, где будут править Горные. Ведущая роль Сона в реформе и финансовом аудите КНА означала обнародование незаконной деятельности Горных. Его дочери платили дань Равнинным, их мужья были членами клана, один из зятьев – Барышником, а другой – Кулаком среднего ранга. Его политических союзников и деловых партнеров сожрали бы соперники, поддерживаемые Горными. Сон Томаро имел не больше путей к отступлению, чем Коулы.
В напряженной тишине Хило прочитал все эти мысли по лицу канцлера, обогнул огромный стол и подошел к нему. Сон как будто съежился и не сделал никаких попыток отодвинуться, лишь слегка напрягся, когда Хило положил руку на широкое плечо.
– Мои дед и старший брат очень вас уважали, – торжественно произнес Хило. – И потому я тоже вас уважаю, даже если вижу по лицу, что вы не уважаете меня как Колосса. В другом случае я бы не стал с этим мириться, но я готов это простить, потому что понимаю, как вам тяжело принять меня после многих лет работы с Ланом. Но вот что я скажу: пока я жив, я никогда не повернусь спиной к другу. Спросите любого моего Кулака, любого, кто меня знает, даже моих врагов, и они подтвердят, что это правда. Вы старый друг клана, так что если вы готовы простить меня за то, что не пришел раньше, я с радостью забуду ваше неуважение ко мне. Если мы вместе переживем эту войну, то станем боевыми братьями. Смешно, правда? Такие разные люди, как мы. Но чтобы выстоять, клану нужны мы оба.
Сон громко выдохнул. Когда он посмотрел на Хило, на его лице застыло горделивое выражение опытного государственного деятеля, принимающего тягостное, но необходимое решение и готовящегося встретить бурю, которая за этим последует. И пусть канцлер делал это не с готовностью, но Хило наконец-то понял, что политик скрепя сердце принял нового Колосса.
– Я верен клану, а вы четко разъяснили свою позицию, Коул-цзен, – сказал Сон с оттенком горечи и восхищения. – Надеюсь, мы поняли друг друга.
И он поднял сложенные руки ко лбу, наклоняясь в приветствии.
– Что это было? – прошептала Шаэ, когда они спускались из кабинета Сона в зал переговоров. – Мы этого не планировали.
– Но все прошло хорошо.
Хотя Хило и добился от Сона, чего хотел, он не улыбался, мрачно шагая по отделанному мрамором коридору. Он подавил желание добавить какую-нибудь самодовольную фразочку. Не нужно постоянно любезничать с этими людьми. С ними нужно быть честным и показать, что они больше получат от дружбы, чем от вражды. Неужели она думает, будто Кулаки подчиняются ему, потому что получают награды или угрозы? Нет. Взаимное уважение – вот основа для братства и преданности, даже любви.
– Что такое? Чего ты мне не рассказал? – зашептала Шаэ, когда они оказались перед дверью зала переговоров.
Она Почуяла его холодную ярость и досаду. Хило не ответил, просто открыл дверь и вошел. Она и так скоро узнает.
Встреча с канцлером их задержала, они прибыли последними. Айт и Ри уже сидели за столом, Айт дружелюбно, хотя и в официальных выражениях разговаривала с двумя депутатами из Горного клана. Хило опустился в кресло, не извинившись за опоздание. Колосс Горных на другой стороне зала повернула к нему голову, Почуяв полыхающую свирепостью ауру. Остальные беспокойно заерзали, тоже почувствовав перемену. Первые два дня прошли в ожидаемом напряжении. Но теперь возникло нечто другое. Что-то по-настоящему вывело Хило из себя.
Депутат Онде откашлялась.
– Раз все собрались, давайте начнем с того, на чем вчера закончили. – Она явно не знала, что еще сказать, и нервно зашуршала желтыми страницами блокнота. – Мы обсуждали финансовые условия мирного соглашения между кланами. – Онде посмотрела на Хило, но не решалась к нему обратиться. Потом повернулась к Колоссу Горных. – Айт-цзен, как я понимаю, вчера в конце дня вы собирались внести предложение.
Айт Мада с самодовольным любопытством оглядела Хило. То, что она собиралась сказать или сделать, явно адресовано ему, и ей не терпелось узнать, взорвется ли наконец ее несдержанный юный соперник. Айт переплела пальцы. Свободные рукава шелковой блузки оголили руки до локтя, обнажив спирали нефрита.
– Да, госпожа председатель, – сказала она, – я как раз объясняла, что Равнинные за последний год причинили нам значительный ущерб, так что вполне естественно обсудить репарации.
Репарации! Звучало настолько восхитительно, что Хило откинул голову и засмеялся.
Похоже, больше никто в зале не счел этот порыв веселья уместным. Депутаты из Равнинных пораженно уставились на него, а аура Шаэ ощетинилась недовольством.
– Коул-цзен, – нервно и предостерегающе сказала депутат Онде. – Айт-цзен представила веский финансовый отчет. Ваша реакция предполагает, что вы считаете это шуткой. Комитет рассчитывает, что вы объясните свою позицию более хладнокровно.
Хило подался вперед, положив локоть на стол, а другой рукой оперевшись на подлокотник кресла, так что почти привстал. Все замерли, увидев, как веселье на лице Хило сменилось угрозой. И мягким, ровным тоном он произнес в жутковатой тишине:
– Хватит уже этих глупостей, Айт. Ты воровка. Воровка нефрита.