– Эмери Анден, – сказал мастер Сэйн.
Когда Анден встал, болтовня стихла. Он вдруг почувствовал себя так, будто двигается во сне, в контролируемом, но нереальном состоянии, словно он на самом деле находился не здесь. Ноги несли его вперед, ботинки шагали по ступенькам, и, поднявшись на сцену, он услышал, как кто-то выкрикнул:
– Коул-цзен!
Поднялся шквал аплодисментов, и другие голоса подхватили:
– Коул-цзен!
Анден остановился, решив, что толпа окликает Хило. А когда понял, что так обращаются к нему, его лицо полыхнуло жаром. Его называют Коулом. Сироту-полукровку поставили рядом с Ланом, Хило и Шаэ. Он не мог и подумать о такой чести и просто окаменел. Потому что это была неправда, он не такой, как они. Когда грандмастер Ли поднял четыре камня на серебряной цепочке, Анден отшатнулся, словно в шкатулке сидел ядовитый паук.
– Нет, – выпалил он.
Грандмастер нахмурился и застыл.
– Что значит «нет»?
– Я не… – выдохнул Анден. – Я не хочу носить нефрит.
За все годы в Академии Анден ни разу не видел, чтобы грандмастер выглядел таким ошарашенным. Его седые брови изогнулись дугой, морщинистое лицо застыло. Мастер Сэйн и другие преподаватели ошеломленно переглядывались, но явно не находили слов. Выпускник отказывается от нефрита? Такого еще никогда не случалось.
После мгновения оглушительной тишины послышался удивленный шепот. Анден не осмеливался оторвать взгляд от собственных ног, он опозорился и опозорил Хило и Шаэ. Сгорая от стыда, он поднял трясущиеся ладони, прижал их ко лбу и склонился в глубоком поклоне, а потом молча покинул сцену.
Он никогда еще не видел Хило таким злым и потрясенным. Как только грандмастер Ли наскоро завершил церемонию, Колосс направился к Андену. Члены клана поспешно расступались перед ним в страхе. Пальцы Хило сомкнулись на бицепсе Андена как когти. Он оттащил покорного кузена от остальных выпускников, за сцену, преодолев это расстояние под молчаливыми взглядами остальных. Хило развернул Андена лицом к себе.
– Ты что вытворяешь?
Анден пытался заговорить, но, открыв рот, не знал, что ответить. Ему казалось невозможным объяснить свой поступок. Хило по-прежнему сжимал его руку, и Анден чувствовал нефритовую ауру кузена, гудящую, как рой разъяренных шершней.
– Мне жаль, – наконец выдавил он.
– Тебе жаль? – Хило, похоже, не мог подобрать слова. – В чем дело, Анден? Что на тебя нашло? Ты выставил себя дураком перед всем кланом, перед твоими братьями, Зелеными Костями. Выставил дураком меня.
– Я не похож на тебя, Хило, – взорвался Анден.
Все, чего он в себе боялся, все сомнения, которые ему удалось подавить суровыми тренировками и верой в клан, все ночные кошмары про ванну с кровью и материнские вопли разом выскочили из той шкатулки на сцене, пересилив даже кошмарное понимание, что он уничтожит все свои мечты.
– Я не должен носить нефрит, он не предназначен для меня. Если сегодня я его надену, то захочу еще и еще, сколько у меня было при убийстве Гонта. И я сойду с ума даже сильнее, чем мама, Безумная Ведьма. Я знаю, так и будет. Я чувствую это в своей крови, что бы ты ни говорил. – Он едва дышал, выплескивая эти слова. – Ты посадишь меня на «сияние», эту эспенскую отраву, убившую Лана, но я не хочу так жить. Я не хочу быть, тем, кем ты меня делаешь. Быть… быть…
– Кем? – сердито спросил Хило. – Зеленой Костью? Членом семьи?
– Оружием, – прошептал Анден.
Хило оттолкнул его и шагнул назад. Его лицо исказила противоречивая смесь эмоций, но больше всего – обида, глаза распахнулись от болезненного удивления, как будто Анден вытащил нож и полоснул его по щеке. За плечом Хило Анден увидел приближающуюся Шаэ. Кен и Вен шли за ней, но остановились на расстоянии, чтобы не мешать.
Колосс шагнул вперед и поднял руки, чтобы схватить кузена за плечи. Анден зажмурился, на секунду решив, что Хило его ударит, но тот лишь сказал с деланым спокойствием:
– Это моя вина, Энди. – Он тряхнул Андена, заставив его посмотреть в глаза. – Тот бой – это было для тебя слишком, слишком рано. А потом еще больница – пугающее место. Ты испугался. Это только моя вина, но мне пришлось так поступить, нам нужна была твоя помощь. Я не сумел бы сделать это один, не спас бы клан без тебя. И мы по-прежнему в тебе нуждаемся.
На лице Хило было написано жгучее чувство вины, а в голосе слышались и мольба, и укор.
– Сейчас ты унизил нас обоих, но я знаю, ты этого не хотел, и я не держу на тебя зла. Давай вместе вернемся к грандмастеру Ли, и ты получишь свой нефрит. Ради него ты трудился все эти годы. Мы забудем об этом происшествии, и на этот раз сделаем все правильно, подготовим тебя. Ты член семьи, Анден. Ты воспитан как Зеленая Кость.
Решимость Андена пошатнулась, но он яростно затряс головой.
– Я слишком чувствителен к нефриту, он дает мне слишком большую мощь. И поэтому я получаю удовольствие от убийства. – Он сглотнул. – Горные знают, какую я представляю угрозу. Если я надену нефрит, Айт приложит все силы, чтобы меня убить, а мне придется убить многих людей, только чтобы уцелеть… – Слова лились из него в потоке отчаяния. – И каждый раз, когда я кого-нибудь убью, я заработаю больше нефрита, все больше и больше, и все «сияние» в мире мне не поможет, я знаю.
Хило всплеснул руками.
– Горные годами хотели меня убить! Мы все живем на грани смерти и безумия, но делаем, что должны, приходится с этим справляться! Думаешь, на прошлой неделе я чувствовал себя лучше, чем ты? Мне пришлось бороться с нефритовой ломкой, когда я был почти что трупом, и я все равно очнулся, чтобы быть проклятым Колоссом! – он почти кричал и лишь с видимыми усилиями понизил голос.
Внезапно рядом возникла Шаэ и заговорила тихо, но решительно, в ее тоне слышался упрек:
– Это решение Андена, Хило. Он окончил Академию и принес клятву, теперь он мужчина.
– И кому он принес клятву, по-твоему? – спросил Хило. – Это клятва клану и Колоссу. Именно за них мы живем и умираем. Если ты так поступишь, Энди, то предашь меня. – Выражение лица Хило стало чудовищным. – Как ты посмел сказать, что я делаю из тебя оружие? Разве я не любил тебя и не обращался как с младшим братом, разве ты для меня всего лишь инструмент? Как ты мог такое сказать?
Он отшатнулся, его плечи дрожали как от физической боли, как будто он всеми силами пытается удержаться от убийства отвратительного кузена. Лицо и голос вдруг стали холодными, отстраненными и полными презрения.
– Если ты так поступишь, то больше не член семьи.
– Хило! – зашипела Шаэ, словно вот-вот его ударит. – Прекрати!
– Хило-цзен, – взмолился Анден, похолодев.
– Прочь с моих глаз! – Но Анден не сдвинулся с места, и Хило проревел: – Прочь с моих глаз! Неблагодарный изменник, дворняжка, не желаю больше тебя видеть!
Анден покачнулся, мощь беснующейся ярости Хило задавила в зародыше все слова, которые попытались вырваться из горла. Он развернулся и побежал.
Он бежал, пока не покинул территорию Академии. Анден сорвал с себя мантию выпускника и выкинул в грязь, а потом побежал дальше в брюках и тонкой рубашке, испачкал их, пробираясь по леску в парке Вдов без какой-либо цели и направления. Он бежал, пока слезы не затуманили поле зрения, а истощение не обожгло легкие и ноги. Тогда Анден пошатываясь побрел через лес, словно мог убежать от случившегося, словно мог оставить весь стыд в лесу.
Оказавшись на главной дороге, он понял, где находится, и снова побежал. Ворота кладбища были открыты, и он, задыхаясь, забрался на холм и, почти рыдая, рухнул перед могилой Лана, у подножия мемориала семьи Коул.
– Прости, – выдохнул он, дрожа – холодный ветер прижал мокрую от пота рубашку к коже.
Начали падать крупные капли, они прочертили струйки на очках и расплющили волосы на голове. Дождь хлестал по мраморному памятнику, и светло-зеленый камень потемнел и стал похож на нефрит.
– Прости, Лан.
Анден сел и заплакал.
Не то через несколько часов, не то через несколько минут появилась Шаэ с черным зонтиком и укрыла им Андена, так что дождь лил ей на голову, а она просто стояла рядом и смотрела на могилу семьи.
– Он бы тобой гордился, Анден, – сказала она будничным тоном. – Он всегда тобой гордился.
Глава 57. Прощение
Две недели спустя в офис Шелеста на Корабельной улице пришло письмо без обратного адреса, но Шаэ сразу же поняла, от кого оно, узнав плотный и четкий почерк синими чернилами. Она села за стол, провела по конверту пальцами и вскрыла его.
Дорогая Шаэ-се!
Не могу выразить, как я сожалею о том, что предал твое доверие. Я всегда поступал по воле Коула-цзена, и это по-прежнему так. Предполагаю, что вы с Хило меня ищете, и не ожидаю от вас сочувствия или милосердия, доведись нам встретиться.
Пожалуйста, веди себя осторожно. Хило, вероятно, считает, что победил, но Горных не так-то легко оттеснить в море. Я никак не могу изменить судьбу твоего брата или бедняги Андена, но у меня болит сердце при мысли о том, что с тобой может случиться что-то плохое. Считай это искренним предупреждением от любящего дяди и постарайся как можно скорее покинуть Кекон. Прибереги немного денег и воспользуйся своими эспенскими связями, так, чтобы не узнал никто из клана. Хороший Шелест всегда читает по облакам.
Прими мои искренние сожаления,
Шаэ медленно развернула кресло и посмотрела на город внизу за окном.
Над ровным гулом шоссе и суетой гавани висел теплый весенний туман, в кабинете Шаэ шумно пыхтел кондиционер. Она вдруг ощутила свое тело – плоть и кровь, дыхание и ауру, составляющие ее существо, и вот она сидит здесь, в бывшем кабинете человека, отправившего это письмо.
Несколько недель назад она и ее семья выжили в тот день, когда она готовилась умереть. Равнинные сильно пострадали, и еще не все закончено, но они крепко цепляются за жизнь, как делают Зеленые Кости уже сотни лет. Она снова прочла письмо, а потом поднесла его уголок к зажигалке и смотрела, как оно догорает в пепельнице. Я не сбегу, Дору, больше не сбегу, и я приду за тобой.