Хозяин открыл рот, но возразить не успел – его сгребли за шиворот и непреклонно повлекли к выходу. Грохнула о косяк закрывшаяся дверь. Почтеннейший Шетаси с ухмылкой налил себе дорогого «Аромата Пуантена», обнаруженного в закутке под стойкой, и приступил к неторопливому смакованию. Немногочисленные гости таверны встревоженно переглянулись, кто-то предпочел украдкой выскользнуть на улицу.
Минуло не четверть колокола, а едва ли двести или триста ударов сердца. Уль-Айяз едва успел опустошить кружку, когда на пороге объявился молодой варвар, весьма довольный собой.
– Деньги спрятаны в бочонке на складе для вина, – бодро доложил он. – Принести?
– Само собой, – хмыкнул Шетаси и на всякий случай осведомился: – Как поживает наш досточтимый хозяин?
– В колодце плавает, – безмятежно ответил киммериец.
– По кускам? – слегка обеспокоился уль-Айяз.
– Почему по кускам? – удивился Конан. – Целиком. И даже живой. Во всяком случае, когда я его туда кидал, он вовсю вопил и брыкался.
Доставленный в общий зал бочонок стражи порядка немедля вскрыли. В нем обнаружилось около пятидесяти симпатичных кругляшек с изображением немедийского дракона и еще с два десятка тяжелых туранских империалов, масляно отсвечивающих золотом высокой пробы.
– Нам лишнего не надо, – бормотал себе под нос Шетаси, проворно раскладывая монеты на кучки. Отсчитав положенную мзду, он задумчиво глянул на Конана и подвинул к нему десяток монет, провозгласив:
– Делим по справедливости и сообразности, то есть пополам.
Хорошим знанием науки счисления варвар похвалиться не мог, однако заподозрил, что половина сегодняшней добычи уль-Айяза должна составлять гораздо больше, нежели жалкие десять талеров. Понимал это и месьор письмоводитель, с гортанным хохотком растолковавший:
– Половины, сынок, бывают разные. У тебя подружка есть?
– Есть, – кивнул начинающий человекоохранитель.
– И красивая?
– Мне нравится, – несколько растерянно сказал Конан, гадая, к чему эти расспросы. Нет, знакомить месьора уль-Айяза с Диери он, пожалуй, не станет.
– Ну-у тогда… – Шетаси поколебался, однако добавил к доле подчиненного еще пяток империалов. – Купи ей какую-нибудь побрякушку. И смотри вокруг получше, запоминай, как дела делаются. Седмицу вместе походим, а потом посмотрим, народ к тебе попривыкнет, может, тебя одного выпускать можно будет… Завтра к полудню приходи в управу, заглянем на Каменный рынок, больно там умельцы резать кошельки расшалились. Да еще за одним человечком приглядеть надобно, что-то он подозрительным мне кажется…
Совет Наставника относительно подарка для подружки Конан выполнил, но в «Хромую лошадь» явился далеко заполночь, когда Диери уже легла спать. Ши отсутствовал – либо ушел резаться в кости, либо отправился навестить очередную симпатию.
«Рассказать им, что я нанялся в Сыскную Когорту? – размышлял Конан, устраиваясь рядом с сонно пробормотавшей что-то вопросительное девушкой. – Пожалуй, не стоит. Смеяться будут, особенно Ши. Нет, не скажу».
Открыть тайну все-таки пришлось, и ничего хорошего, как верно догадывался Конан, из этого не вышло. Постоянное злоязычие Ши Шелама привело к тому, что вскоре киммериец не выдержал и перебрался из «Хромой лошади» в казармы при городской управе, где обитала большая часть подчиненных Рекифеса. Диери решение приятеля чрезвычайно расстроило, а Ши втайне обрадовался, рассчитывая занять временно опустевшее местечко поблизости от Деяниры. Коварные замыслы пока не увенчались успехом, но Ши не терял надежды.
ГЛАВА ВТОРАЯКонное ристалище
Гонг!
Тягучий бронзовый звук еще плыл в жарком воздухе, когда дверцы десятка крохотных загонов распахнулись, выпуская на Конное Поле разноцветную, стремительную лавину. Плотно сбитая группка лошадей вскоре обернулась длинной цепочкой и понеслась к заветной алой ленточке, означавшей финал забега, под нарастающее улюлюканье и вопли зрителей.
– Ерунда, развлечение для швали с дешевых мест, – авторитетно пояснил Шетаси уль-Айяз и сплюнул вишневой косточкой точно в макушку промышлявшего в проходе между скамьями нищеброда. – Молодняк выпустили, посмотреть, кто чего стоит.
Конан покивал, дабы показать, что внимает словам почтенного Наставника. На самом деле его целиком и полностью захватило азартное действо на дорожках Поля. Грохочущий множеством копыт вихрь пронесся по прямому отрезку, тянувшемуся вдоль трибун, взлетел над очередной преградой, и умчался дальше, оставив на память о себе развороченный дерн и тонкое облачко пыли.
Внизу засуетились фигурки служителей, торопливо поливавших землю водой и разравнивавших вмятины. Появилась и знаменитая ярко-красная лента – она перечеркнула поле как раз напротив трибуны для судейских и благородного сословия. С обеих сторон на бровке встали надзиратели, чья обязанность заключалась в том, чтобы как можно точнее удостовериться, которая из лошадей первой сорвет ленточку.
– Идут, идут! – зашумели внизу, в колыхавшейся вдоль ограждений Поля толпе. Кто-то пронзительно засвистел.
На сей раз у надзирателей не возникло никаких сложностей с определением победителя – впереди всех несся, далеко вытянув голову и резко выбрасывая ноги, буланый конек, на предыдущем круге скромно отиравшийся в самом конце вереницы. Теперь он обогнал соперников по меньшей мере на два-три корпуса, и не сразу сумел остановиться, прогарцевав до самого конца трибун. Алая лента зацепилась за стремя всадника и весело трепыхалась на ветру.
– Нынешней зимой покажет себя по всей красе, – вынес решение уль-Айяз и лениво повернулся, взглянуть на огромный дощатый щит, заметный со всех концов немаленького Конного Поля. Там как раз вывесили отрез белой ткани с намалеванными громадными буквами номером и кличкой победителя. Для не умеющих читать или сидящих слишком далеко известие повторяли вслух – по бокам от щита громоздились две внушительные, причудливо изогнутые и сверкающие надраенной медью трубы. В случае необходимости из них исторгался рев, способный заглушить царящий над Конным Полем непрестанный гомон и разносившийся на всю округу.
«Интересно, Ши выиграл что-нибудь на этой лошади? – Конан украдкой посмотрел наверх, туда, где отводились места для небогатых горожан, желающих насладиться одним из любимейших шадизарских развлечений. – Он, конечно, клятвенно обещал не разбрасываться деньгами и ставить только на тех, которые наверняка придут первыми, но это же Ши! У него золото просто в руках не держится, просыпается между пальцев!»
Попытка разглядеть в пестрой сумятице маленькую компанию знакомых, среди которых болтался Ши Шелам, успехом не увенчалась. Конан знал, что они там, на верхнем ярусе трибун – Ловкач, его нынешняя симпатия Юнра Тавилау, Диери, Гайраль-карманник, Рибеке по прозвищу Хорек, подручный в меняльной лавке, да вдобавок их подружки. Им наверняка весело, сидят себе, глазеют и развлекаются, а он даже не может подойти к собственной девушке! Потому что, видите ли, кое-кто вбил себе в голову: стоит знакомым углядеть поблизости начинающего человекоохранителя из Сыскной Когорты, и короткую жизнь Ши Ловкача можно считать завершенной.
– Не отвлекайся, – неожиданно зашипел над ухом Шетаси. – Никуда твои дружки разлюбезные не денутся. Мы сюда зачем пришли, не забыл? По сторонам глазеть? Или хочешь, чтобы Его милость Рекифес устроил нам веселую жизнь за нерадение?
– Не хочу, – отозвался подопечный, злорадно подумав про себя: «Сам-то сначала помчался искать посредника и монету ему совать, чтобы сделать ставку, а меня погнал искать поднадзорного!»
Личность, слежку за которой возложили сегодня утром на почтенного Шетаси и его юного воспитанника – средней руки купец – торчала несколькими рядами ниже, в обществе парочки хихикающих девиц с Улицы Соблазнов, и уходить пока не собиралась. Конан тщетно гадал, чем обычнейший торгаш мог заинтересовать Верховного Дознавателя, но спросить у Шетаси не решился. Люди ведь частенько кажутся не тем, что они есть на самом деле. Возможно, от купчишки тянется куда-то длинная ниточка…
По Ристалищу пробежала заметная волна напряжения. Надсадно взвыли трубы, загромыхал большой барабан, извещая о грядущем начале следующей скачки. Многократно усиленный кованой медью голос служителя принялся монотонно перечислять клички лошадей, имена наездников и владельцев животных. Шетаси, словно поддавшись общему порыву, встрепенулся, и, мигом забыв о собственном указании, пробормотал:
– Вот теперь начнется… Брось ты пялиться на этого старого идиота, куда он денется! На поле посмотри! Выводят, выводят! Вон они!
– Кого выводят? – не понял киммериец.
– Да Феникса же! Чем ты слушаешь, сынок, ушами или задницей? – возмутился уль-Айяз и сердито прикрикнул на сидевших впереди, чтобы не загораживали обзор. – Нынче же последние состязания перед Большим Осенним Призом. Могу побиться об заклад на свое месячное жалование, что Феникс с легкостью возьмет и эту скачку, и Нефритовый Кубок!
Конан ничего не ответил: он сообразил, что имеет в виду уважаемый Наставник и теперь высматривал среди церемонно вышагивающих по дорожкам скакунов Огненного Феникса и Тархалла. Ошибиться, не признав нынешних любимцев Шадизара, невозможно. Они сами бросаются в глаза: сухощавый, тонконогий жеребец песочно-рыжей масти в аккуратных белых чулочках, и его наездник – невысокий, хрупкого сложения туранец, издалека смахивавший на подростка. Конь, словно сознавая свою высокую цену, с достоинством косился по сторонам темно-фиолетовыми, блестящими глазами, раздувал ноздри и зло фыркал на соперников.
Шетаси уль-Айяз изрядно бы поразился, узнав, что его молодой подчиненный может похвастаться знакомством со знаменитостью Конного Поля – однажды Конану довелось посидеть за одним столом с Тархаллом из Аграпура и услышать много интересного. Произошла встреча по чистой случайности (на самом деле дружбу с туранцем водил Аластор Кайлиени, лучший из взломщиков, нынче, к величайшему огорчению приятелей и удовольствию властей, уехавший на Полуденное Побережье), однако запомнилась надолго. Подросток-варвар с удивлением обнаружил, что склонный позубоскалить и угоститься за чужой счет наездник Тархалл совершенно справедливо полагается одним из немногих честных людей в Шадизаре.