— Будем драться?
Лоуренс колебался. Для собственного спасения им просто необходимо обезвредить флер-де-нюи. Если «Верность» будет захвачена, а Отчаянный попытается вернуться на берег, та будет преследовать их в темноте до самого дома. Однако для транспорта французские фрегаты намного опасней дракона. Продольный огонь их орудий уложит десятки людей, и взятие «Верности» станет тяжким ударом как для военного флота, так и для воздушного корпуса: транспорты такой величины можно пересчитать по пальцам.
— Нет, — решил капитан. — Первый наш долг — сохранить «Верность». Займемся фрегатами. — Этими словами Лоуренс убеждал скорее себя, чем Отчаянного. Он чувствовал, что принял правильное решение — но авиатору, командующему столь драгоценным существом, как дракон, трудно определить грань между подвигом и безответственностью. Грэнби, проявляя повышенную осторожность, всего лишь повиновался своему долгу, Лоуренс же воспитывался не в корпусе и часто бунтовал против многих ограничений, накладываемых на драконьего опекуна. Быть может, гордость завела его на неверный путь.
Отчаянный, всегда готовый сразиться, не стал спорить и только заметил:
— Но ведь эти корабли куда меньше «Верности». Неужели они так опасны?
— Еще как! Они расстреляют ее из пушек. — С «Верности» тем временем опять пустили ракету. Она разорвалась совсем близко, и Лоуренс заслонился рукой. Когда яркие пятна перестали маячить перед глазами, он разглядел, что подветренный фрегат переносит якорь и разворачивается кормой. Сам Лоуренс не пошел бы на такой риск только ради перемены позиции, хотя и не мог отрицать, что маневр проделан блестяще. Теперь левый борт француза со всеми его орудиями смотрел прямо на беззащитную корму «Верности». — Бог мой! Гляди! — вскричал капитан, хотя Отчаянный не мог видеть, куда он показывает.
— Да, понял. — Отчаянный уже пикировал, накачиваясь воздухом для «божественного ветра»; его блестящая черная шкура натягивалась словно на барабане, внутри нарастал рокот, предвестник будущих разрушений.
Флер-де-нюи, разгадав его намерения, устремилась за ним. Лоуренс слышал шум ее крыльев, но Отчаянный снижался быстрее — большой вес только помогал ему в этом. На ее спине затрещали ружья, но в темноте стрелкам приходилось палить наугад. Лоуренс припал к шее Отчаянного, мысленно побуждая его прибавить ходу.
Одна из пушек фрегата внизу изрыгнула дым и послала в грудь Отчаянному сгусток алого пламени. На палубе тоже стреляли из ружей. Отчаянный дернулся, и капитан в тревоге окликнул его, но дракон уже поравнялся с кораблем, и рев «божественного ветра» заглушил голос Лоуренса.
Отчаянный еще ни разу не применял свой дар против кораблей. Лоуренс, видевший при Дувре, как он разносит в щепки легкие воздушные гондолы Наполеона, и здесь ожидал чего-то похожего: треснувшей палубы, отлетевших рей, возможного падения мачт. Но палуба у француза была дубовая, фута два толщиной, а рангоут перед боем укрепили цепями.
Весь удар приняли на себя паруса. Они раздулись до предела, брасы лопались, как скрипичные струны. Мачты гнулись, но пока что держались. Лоуренс на миг пал духом, подумав, что особого вреда они фрегату не нанесут.
Однако вред, хотя и невидимый, обнаружился очень скоро. Когда Отчаянный оборвал рев и умчался прочь, корабль стал бортом к ветру и медленно опрокинулся набок. Люди срывались в море со снастей и планшира.
Лоуренс оглянулся посмотреть. Отчаянный несся над самой водой. На корме фрегата золотыми буквами значилось «Валери». Надпись освещали лампы, бешено прыгающие в окнах кают. Капитан «Валери» знал свое дело: матросы ползли по борту с кошками и перлинями, готовясь выровнять судно.
Тщетные усилия. Следом за Отчаянным рос и пенился вал, поднятый «божественным ветром». На мгновение он повис неподвижно, затмив собой самую ночь, и обрушился на крохотный кораблик внизу.
Перевернутый киль покачался немного и медленно ушел в глубину. Флер-де-нюи, горестно крича, кружила над пенной водой, будто не могла понять, куда же исчез фрегат.
С «Верности» не кричали «ура». Лоуренс тоже молчал, пораженный внезапной гибелью трехсот человек. Море вновь стало гладким, будто стекло. Корабль может затонуть в шторм, при сильном ветре и сорокафутовых волнах; может быть сожжен или взорван в бою, может напороться на рифы. Сейчас волна не превышала десяти футов, а ветер — четырнадцати узлов, однако все было кончено в считанные мгновения.
Отчаянный глубоко, со стоном, закашлялся.
— Назад, на корабль, — скомандовал Лоуренс, но флер-де-нюи уже повернула и отрезала им путь к «Верности». Новая ракета осветила на ней абордажников с ножами и пистолетами. Отчаянный махал крыльями тяжело и не мог уйти от погони.
Лоуренс почти смирился с мыслью об абордаже. Пусть, лишь бы скорей помочь раненому. Перед глазами до сих пор алел огненный шар, ударивший в грудь Отчаянного. Но возгласы французов, полные горя и ужаса, перевода не требовали, и капитан сомневался, что его капитуляция будет принята.
— Кто-то летит, — выдохнул Отчаянный. Лоуренс устремил взгляд во тьму: друг или враг? Флер-де-нюи сделала рывок, Отчаянный из последних сил оторвался — и тут на француженку, шипя и плюясь, налетел серебристо-серый Нитидус. Капитан Уоррен, стоя на нем, махал Лоуренсу шляпой, крича:
— Бегите!
Дульция возникла с другой стороны и куснула флер-де-нюи в бок. Эти двое, бронзовица и синий паскаль, были самыми быстрыми в их звене, но крупную вражескую драконицу могли задержать ненадолго. Отчаянный уже описывал полукруг, судорожно взмахивая крыльями. На корабле спешно очищали драконью площадку, усыпанную щепками, железками и веревочными обрывками: второй фрегат вел непрестанный огонь по нижним палубам «Верности».
Отчаянный скорее упал на свое место, чем сел. Корабль заплясал. Лоуренс, начавший расстегивать портупею еще в воздухе, соскользнул вниз. Нога подломилась под ним, но он поднялся и захромал вперед, к ране.
Там уже трудился Кейнс, по локоть в черной крови. Отчаянный, чтобы облегчить ему работу, медленно заваливался на бок, поддерживаемый множеством рук. Кто-то освещал рану фонарем. Лоуренс опустился на колени, прижался щекой к мягкой морде. Бриджи намокли от крови, глаза жгло. Он сам не знал, что говорит и есть ли в этом какой-то смысл. Отчаянный в ответ дохнул на него теплом.
— Так, есть, давайте щипцы, — говорил Кейнс. — Прекратите это, Аллен, отвернитесь уж лучше. Вот так, хорошо. Железо раскалили? Он должен лежать смирно, Лоуренс.
— Держись, милый, — взмолился Лоуренс, гладя Отчаянного по носу. — Пожалуйста, потерпи. Лежи тихо.
Отчаянный снова вздохнул, раздув красные ноздри. Еще пара мгновений, и Кейнс швырнул на поднос круглый шипастый снаряд. Когда рану прижгли раскаленным железом, Отчаянный издал тихий шипящий крик. Лоуренс едва сдерживал рвоту от запаха паленого мяса.
— Ну вот и все. Рана чистая, — объявил хирург. — Ядро застряло у грудной кости. — Ветер развеял дым, стала слышна пальба длинноствольных орудий, и мир снова обрел формы и краски.
Лоуренс, шатаясь, поднялся на ноги.
— Роланд, Морган, тащите сюда всю парусину и паклю, какая у них найдется. Надо, чтобы ему было мягко лежать.
— Морган убит, сэр, — ответила Роланд, и он понял, что белые подтеки на ее чумазом лице — это не пот, а слезы. — Мы с Дайером все принесем.
И они убежали, такие маленькие среди кряжистых моряков. Лоуренс с застывшим лицом проводил их взглядом.
Кровь, густо залившая квартердек, выглядела как свежая краска. Огромные потери в живой силе и неповрежденный такелаж заставляли предположить, что французы стреляют картечью. На палубе в самом деле валялось множество пустых оболочек. С подошедших вплотную шлюпок напирали около двухсот абордажников, разъяренных потерей фрегата. На канатах висело порой по четыре-пять человек, в то время как британцы располагали всей палубой. Грянул пистолетный выстрел, лязгнула сталь. Матросы «Верности» отталкивали нападавших длинными пиками.
Лоуренс никогда еще не наблюдал абордаж с такой странной позиции — вблизи и одновременно как будто издали. Чтобы придать себе хоть немного уверенности, он достал пистолеты. Ни Грэнби, ни второго лейтенанта Эванса не было видно, но на баке мелькала желтая шевелюра Мартина. Он зарубил кого-то и сам упал, когда здоровенный француз ударил его дубиной.
— Лоуренс… — В устах китайца это больше походило на Лао-рен-цзы. Шун Кай указывал куда-то на север, но последний залп фейерверка уже погас, и Лоуренс не понял, что он имеет в виду.
Флер-де-нюи с ревом шарахнулась от Дульции с Нитидусом, продолжавших атаковать ее, понеслась на восток и скоро исчезла во мраке. Раздался громовой рык медного регала, которому вторили более тонкие голоса желтых жнецов. Драконы, пуская сигнальные ракеты, промчались над головой, и ванты ответили им звонким гулом.
Уцелевший фрегат немедленно погасил огни, надеясь уйти, но Лили сделала два захода над самыми его мачтами. Вспыхнула багровым огнем очередная ракета, и Лоуренс разглядел, как ползет вниз французский флаг. Абордажники на палубе «Верности» побросали оружие.
Глава 5
…и Ваш сын вел себя как герой и джентльмен. Это тяжкая утрата для всех, кто его знал, но мы, имевшие честь служить вместе с ним, испытываем особенно сильное горе. Мы собственными глазами могли наблюдать, как складывается благородный характер отважного офицера, преданного слуги Короля и Отечества. Я молюсь о том, чтобы Вы нашли утешение в мысли, что умер он, как и жил: храбро, не боясь никого, кроме Бога, — и что отныне он займет почетное место среди тех, кто пожертвовал собой ради своей Отчизны.
Он отложил перо и запечатал письмо. Получилось неуклюже, не так, как ему хотелось бы, но ничего лучшего он придумать не мог. Мичманом и молодым лейтенантом он терял друзей, своих сверстников; после, когда стал капитаном, у него погиб мальчик тринадцати лет; но ему еще не доводилось сообщать о гибели десятилетнего, которому по всем статьям полагалось сидеть в классной комнате или играть в солдатики.