— Что у вас нового? — спросил Лоуренс, сортируя почту, которую передал ему Джеймс. Обычно этим занимался Райли, но сейчас Лоуренс взял просмотр на себя, поскольку письма доставил дракон. — Есть ли какие-то перемены на континенте? Вести об Аустерлице мы получили еще в Кейп-Косте. Быть может, нас отзывают? Отдайте это лорду Парбеку, Феррис, а остальные раздайте нашим. — Сам он получил депешу и пару писем, но из вежливости не стал вскрывать их немедленно.
— Как ни жаль, я вынужден ответить «нет» на оба ваши вопроса — зато мы сделали ваше путешествие несколько более легким. В прошлом месяце нами захвачена голландская колония Кейптаун, поэтому можете смело идти туда.
Это известие разнеслась по кораблю с быстротой молнии, и люди, придавленные недавней победой Наполеона, грянули патриотическое «ура». Разговаривать стало попросту невозможно, но письма, розданные Парбеком и Феррисом, сделали свое дело, и тишина постепенно восстановилась.
Лоуренс, распорядившись вынести на драконью палубу стол и стулья, пригласил Райли и Хэммонда послушать новости. Джеймс охотно посвятил их в подробности захвата колонии. Он служил в курьерах с четырнадцати лет и любил драматические эффекты, но здесь ему негде было особенно развернуться.
— Жаль, что не могу рассказать вам что-то поинтереснее. Там даже боя не было, собственно говоря. У нас там шотландцы, а у голландцев так, наемники; они разбежались, как только мы подошли к городу. Губернатор был вынужден сдаться. Население пока еще приходит в себя, но генерал Бэрд предоставил им самоуправление, поэтому особого шума не было.
— Очень хорошо, — сказал Райли. — Теперь мы можем не заходить на Святую Елену и сэкономим около двух недель.
— Вы ведь останетесь к обеду? — спросил Джеймса Лоуренс. — Или вам нужно отправляться немедленно?
Волли позади громко чихнул и стал тереться носом о переднюю лапу, пытаясь высморкаться.
— Перестань, свинтус ты этакий. — Джеймс достал из дорожной сумки белый полотняный лоскут и привычным движением вытер дракону нос. — Пожалуй, мы даже заночуем у вас. Нет нужды его погонять, поскольку вы нашлись вовремя, а у вас будет время написать письма. Мы возьмем их и полетим домой.
…и мою бедняжку Лили вместе с Эксидиумом и Мортиферусом изгнали с уютной лужайки в песчаные карьеры; чихая, она рефлекторно (как выражаются лекари) брызгает кислотой. Все трое очень недовольны такой переменой: песок забивается всюду, и они, сколько их ни мой, чешутся, как блохастые собачонки.
Максимуса подвергли бойкоту — он первый начал чихать, драконы же ищут виноватого всегда и во всем, — но он стойко переносит немилость сородичей. «Плюет на них, — просит написать Беркли, — и всецело поглощен собственными страданиями, если только брюхо не набивает; аппетит у него ни в коей мере не пострадал».
В остальном у нас все хорошо, и все шлют вам приветы, а драконы заверяют Отчаянного в своей неизменной любви. Они очень без него скучают, но тоска сия, как выяснилось недавно, объясняется самой низменной жадностью. Он, видимо, научил их открывать и снова закрывать загон со скотом, чтобы они могли угощаться когда хотят. Всем было невдомек, и постыдная тайна раскрылась, лишь когда стадо начало загадочным образом таять, а драконы — толстеть. Их допросили, и они сознались во всем.
Заканчиваю на этом, потому что мы отправляемся патрулировать, а Волатилус утром улетает на юг. Все мы молимся за ваше благополучное странствие и скорое возвращение.
— Хорошенькие вещи пишет мне Харкорт! Ты, оказывается, научил драконов воровать скот? — Лоуренс читал свои письма, располагая написать ответы еще до обеда.
Виноватое выражение, появившееся при этих словах на морде Отчаянного, сомнений не оставляло.
— Неправда. Никого я воровать не учил. Просто скотники в Дувре очень ленивые. Утром они часто опаздывают, и нам приходится ждать. Стадо же все равно для нас предназначено — это нельзя назвать воровством.
— Я должен был заподозрить что-то еще в ту пору, когда ты вдруг перестал жаловаться на скотников. Но как же ты умудрился открыть ворота?
— Очень просто. Стоит только поднять засов, и они открываются. Нитидус это делает лучше всех, потому что у него лапки маленькие. Вот только животных в загоне удержать трудно, и в первый раз они все разбежались. Мы с Максимусом потратили несколько часов, чтобы загнать их обратно. И это совсем не смешно. — Отчаянный сел, негодующе топорща жабо.
— Извини, — проговорил, давясь, Лоуренс. — Я не хотел… но как представлю тебя с Максимусом и этих овец… — И Лоуренса снова разобрало.
Экипаж смотрел на него с удивлением, Отчаянный надулся.
— О чем еще тебе пишут? — надменно осведомился он через некоторое время.
— Нового ничего, но все драконы посылают тебе привет. Утешайся тем, что они все болеют — если б ты остался, с тобой было бы то же самое. — Лоуренс сказал это, чтобы Отчаянный не слишком грустил, вспоминая своих друзей.
— Дома и поболеть можно. Все равно я уже наверняка заразился от Волли. — Маленький курьер громко сопел во сне и выдувал пузыри из носа. Из его полуоткрытой пасти стекала слюна.
Лоуренс, подозревая, что Отчаянный прав, сменил разговор.
— Хочешь им что-нибудь передать? Я сейчас пойду вниз писать ответные письма, чтобы Джеймс захватил их с собой. Теперь у нас, боюсь, долго не будет возможности отправить что-то с курьером: на Дальний Восток наши летают лишь в чрезвычайных случаях.
— Передай от меня привет, а капитану Харкорт и адмиралу Лентону напиши, что никакое это не воровство. Не забудь еще сообщить Лили и Максимусу о драконе, который писал стихи, — думаю, они заинтересуются. Напиши, что я научился залезать на корабль. Расскажи, как мы пересекали экватор с Нептуном и Бэджер-Бэгом.
— Ну, довольно: этак мне целый роман придется писать. — Лоуренс встал, погладил Отчаянного. Нога его, к счастью, наконец-то прошла, и он больше не ковылял по палубе подобно дряхлому старцу. — Посидеть с тобой, когда мы перейдем к портвейну?
Дракон фыркнул и ласково ткнул его носом.
— Спасибо, Лоуренс. Мне будет очень приятно, а Джеймс может рассказать вам что-нибудь такое, чего в письмах нет.
К трем склянкам Лоуренс завершил эпистолярные труды и дал свой званый обед с небывалым комфортом. Обычно он строго придерживался формальностей, вдохновляя своим примером Грэнби и других офицеров. Райли со своими подчиненными, по флотскому обычаю, тоже соблюдал этикет, поэтому за обедом все прели в суконных мундирах и туго завязанных галстуках. Но Джеймс, как истый авиатор, условностями пренебрегал и делал это с большим апломбом: как-никак, он стал капитаном, хотя и без экипажа, еще в четырнадцать лет. В каюте он первым делом скинул с себя мундир, бросив вместо извинения:
— Ну и духота же тут у вас, Лоуренс.
Лоуренс, чтобы не конфузить гостя, тоже разоблачился. Грэнби сделал то же самое; Райли и Хэммонд, несколько удивленные, последовали примеру хозяев — один лорд Парбек остался верен традиции. Обед шел довольно весело, однако новости Джеймс, по просьбе Лоуренса, приберег под конец. Все общество разместилось с сигарами и портвейном на драконьей палубе, где Отчаянный своей массой загораживал их от посторонних ушей. Подслушивать, впрочем, было некому: авиаторов Лоуренс отпустил на бак, и поблизости остался только Шун Кай, не понимавший английского.
Джеймс рассказывал о перемещениях в воздушном корпусе: почти всех драконов Средиземноморского дивизиона переправили на Английский канал. Летификат и Экскурсиус со своими звеньями обеспечивали непробиваемый заслон на случай новой попытки вторжения со стороны Бонапарта, ободренного своим успехом на континенте.
— Зато теперь французы могут попытаться захватить Гибралтар, — вставил Райли. — И за Тулоном тоже надо приглядывать: при Трафальгаре мы взяли двадцать трофеев, но все европейские леса теперь в распоряжении Бонапарта, и ничто не мешает ему построить новые корабли. Надеюсь, министерство знает, что делает.
— О черт. — Джеймс уперся ногами в планшир, опасно накренив назад стул. — Ну и болван же я — вы ведь наверняка ничего не слыхали о мистере Питте.[16]
— Он все еще болен? — забеспокоился Хэммонд.
— Где там — уж две недели как умер. Погиб при Аустерлице, можно сказать: он слег в постель сразу после заключения мира и больше уже не вставал.
— Упокой Господи его душу, — сказал Райли.
— Аминь, — завершил глубоко потрясенный Лоуренс. Питт был еще вовсе не стар — моложе отца, лорда Эллендейла.
— А кто это — мистер Питт? — спросил Отчаянный.
Лоуренс вкратце объяснил ему, что такое премьер-министр.
— Не знаете, кто будет формировать новое правительство, Джеймс? — Этот вопрос был очень важен для них с Отчаянным: новый премьер мог взять в отношениях с Китаем новый курс — как еще более уступчивый, так и более жесткий.
— Нет, я улетел еще до получения каких-либо известий. Обещаю при первой возможности наведаться к вам в Кейптаун. Правда, обычно нас посылают туда не чаще, чем раз в полгода, так что особенно надеяться на это не стоит. Там опасно садиться: несколько наших курьеров, летевших над сушей или просто заночевавших на берегу, пропали без вести.
Наутро Джеймс отбыл. Он долго махал рукой, пока его Волли, серый с белым, не скрылся в низких облаках окончательно. Лоуренс успел настрочить коротенький ответ Харкорт и дописал письма для Джейн и матери, уже начатые. Теперь они скорее всего еще долго не получат от него никаких вестей.
Но меланхолии предаться ему не позволили: Лю Бао желал срочно посоветоваться, чем можно заменить какое-то блюдо из обезьяны. Лоуренс предложил почки барашка и тут же был поставлен перед новой кулинарной задачей. Остаток недели прошел во все более лихорадочных приготовлениях. Камбуз дымил день и ночь, а драконья палуба так нагрелась, что даже Отчаянный счел это немного излишним. Китайские слуги задались целью очистить корабль от крыс и посвящали себя без остатка этому безнадежному делу. Они выбрасывали дохлых грызунов в море по пять-шесть раз на дню, к негодованию корабельных мичманов: крысы в конце плавания традиционно служили прибавкой к скудному рациону.