Отчаянный очень заинтересовался экзотическим зрелищем и весело фыркал, глядя на китайчат, действительно очень забавных. Похожие на колбаски в своих шитых золотом платьицах, они жалобно пищали, болтаясь в воздухе.
— Я их сейчас спрошу. — Он перегнулся через борт и задал вопрос одной энергичной мамаше — та, оттеснив соперниц, как раз отвоевала лучшее место для своего отпрыска, пухлого мальчугана лет двух. Малыш, которого сунули чуть ли не в пасть дракону, вел себя до странности флегматично.
Выслушав ответ, Отчаянный удивленно моргнул.
— Я не совсем уверен, потому что она говорит как-то не так — но мне кажется, что они приехали посмотреть на меня. — После этого он незаметно, как ему представлялось, потерся носом о шкуру, счищая несуществующую грязь, и вообще приосанился. Голова поднята, крылья слегка развернуты, манишка растопырена от волнения.
— Видеть селестиала — счастливое предзнаменование. — Юнсин, к которому они обратились за разъяснениями, счел это само собой разумеющимся. — Больше им такого случая не представится, ведь они из купеческого сословия. Мы с Лю Бао и Шун Каем едем в Гуанчжоу, — он употребил китайское название Кантона, — где встретимся с суперинтендантом, вице-королем и передадим императору весть о нашем прибытии. — Лоуренсу поневоле пришлось предложить ему корабельный баркас.
— Позвольте напомнить вашему высочеству, что в Тяньцзинь мы придем всего через три недели и вы сможете побеседовать с его величеством лично. — Лоуренс просто хотел избавить принца от лишних трудов — до Кантона было никак не меньше ста миль.
Юнсин, однако, весьма решительно дал понять, что явиться в Пекин без предупреждения значило бы выказать вопиющее неуважение к трону. Лоуренс извинился, сославшись на незнание местных обычаев, но принц не желал сменить гнев на милость. В конце концов Лоуренс был только рад сплавить его и двух других послов в Кантон на баркасе. Ему с Хэммондом, таким образом, пришлось довольствоваться шлюпкой — другой баркас назначили возить с берега пресную воду и скот.
— Что хорошего вам привезти, Том? — спросил Лоуренс, заглянув к Райли. Тот, приподнявшись с подушек, слабо махнул пожелтевшей рукой.
— Мне уже лучше. Не откажусь от портвейна, если здесь найдется что-то приличное; челюсти от треклятого хинина напрочь свело.
Лоуренс, порадовавшись за друга, отправился прощаться с Отчаянным. Тот уговорил вестовых и крыльманов надраить его до блеска, хотя никакой нужды в этом не было. Визитеры, осмелев, стали бросать на корабль цветы и куда менее безобидные вещи.
— Сэр, — вскричал, забыв о заикании, бледный Фрэнкс, — они кидают на палубу горящие благовония! Пожалуйста, велите им перестать!
Лоуренс взошел на драконью палубу.
— Отчаянный, попроси их не бросать на корабль никаких горящих предметов. Роланд и Дайер, последите за этим. Все пожароопасное бросайте обратно за борт. Надеюсь, у них достанет здравого смысла не зажигать петарды, — добавил он без особой уверенности.
— Я остановлю их, если начнут, — пообещал Отчаянный. — А ты поищи для меня площадку на берегу.
— Поищу, но особенно не надейся. Вся территория занимает едва ли четыре квадратные мили и очень плотно застроена. Но мы можем облететь город по кругу и даже в Кантон слетать, если мандарины не будут против.
Фасад английской фактории смотрел прямо на море, поэтому найти ее оказалось нетрудно. Кроме того, комиссары сами вышли навстречу приезжим. Возглавлял их высокий молодой человек в форме Ост-Индской компании, с орлиным носом и косматыми бакенбардами. Пристально глядящие глаза делали его облик еще более хищным.
— Майор Хертфорд, — с поклоном представился он. — С позволения сказать, мы чертовски вам рады, сэр, — добавил он с солдатской прямотой, как только они вошли в дом. — Шестнадцать месяцев прошло — мы уж думали, что это сойдет им с рук.
Лоуренс испытал легкий шок: из-за дорожных треволнений он успел позабыть о захвате китайцами судов Ост-Индской компании. Но здешние служащие, разумеется, все это время надеялись, что нанесенное им оскорбление не останется без возмездия.
— Вы сами, надеюсь, ничего не предпринимали? — осведомился Хэммонд. Страх в его голосе оживил неприязнь, которую питал к нему Лоуренс. — Для нас это было бы просто пагубно.
Хертфорд глянул на него искоса.
— Нет. Мы сочли за благо не спорить с китайцами и ждать официальных распоряжений. — «Будь моя воля»… явственно слышалось в его тоне.
Лоуренс почувствовал к нему невольную симпатию. Он всегда был невысокого мнения о военных силах Ост-Индской компании, но Хертфорд производил впечатление компетентного офицера, а солдаты, которыми он командовал, содержали оружие и форму в образцовом порядке, несмотря на удушливую жару.
В комнате закрыли ставни от солнца, для каждого присутствующего приготовили веер. Через пару минут внесли пунш со льдом. Комиссары охотно приняли привезенные Лоуренсом письма и обещали отправить их в Англию. После обмена любезностями начались деликатные, но настойчивые расспросы относительно новоприбывшей миссии.
— Мы, естественно, рады слышать, что правительство выплатило компенсации капитанам Местису, Холту, Грегсону и компании в целом, но я не могу описать, какой ущерб этот инцидент нанес нашей торговле. — Сэр Джордж Стаунтон говорил спокойно, но внушительно. Еще сравнительно молодой человек, он был здесь старшим благодаря своему долгому знакомству с Китаем. Двенадцатилетним мальчиком он вместе с отцом сопровождал лорда Макартни и входил в число немногих британцев, хорошо владеющих языком. Приведя еще несколько примеров несправедливости, он продолжал: — К сожалению, эти случаи весьма характерны. Наглость и лихоимство местных властей растут день ото дня, причем только по отношению к нам. Французы и голландцы ни с чем подобным не сталкиваются. Наши жалобы кладут под сукно, и все становится только хуже.
— Мы ежедневно опасаемся, как бы нас вовсе не попросили отсюда, — вступил в разговор мистер Гротинг-Пайл, солидный пожилой джентльмен. Его седины от усиленной работы веера слегка растрепались. — Без обиды для майора Хертфорда и его людей, наших сил для сопротивления недостаточно, а французы, можете быть уверены, охотно придут на помощь китайцам.
— И заберут себе наше имущество, — подтвердил Стаунтон под дружные кивки остальных. — Прибытие «Верности», разумеется, меняет ситуацию в корне…
— Простите, что прерываю вас, сэр, — произнес Хэммонд, — но «Верность» не станет предпринимать никаких действий против Китайской империи. Это совершенно исключено, и вы должны оставить подобные мысли. — Он высказал это очень решительно, хотя был самым молодым за столом, не считая Хертфорда. Не обращая внимания на неприятные чувства, которые его заявление вызвало у хозяев, он продолжал: — Главнейшая наша цель — вернуть Британии расположение императорского двора и помешать ему заключить союз с Францией. Все прочее утрачивает значение в сравнении с этим.
— Мистер Хэммонд, — ответил Стаунтон, — я не верю в возможность такого союза и не думаю, что угроза так велика, как вам представляется. Китай по военной мощи не идет ни в какое сравнение с европейскими странами, хотя его величина и его драконы могут положительно ослепить неопытный глаз. (Хэммонд вспыхнул от этой шпильки, возможно, не столь уж и ненамеренной.) В европейских войнах он не заинтересован. Политика империи веками зиждется на полном безразличии к тому, что происходит за ее пределами.
— Путешествие в Британию принца Юнсина доказывает нам, сэр, что в любой политике при соответствующем нажиме могут произойти перемены, — сухо заметил Хэммонд.
Дебаты по этому и другим пунктам, ведущиеся с растущей учтивостью, затянулись надолго. Лоуренс с трудом поспевал за беседой, изобилующей ссылками на неизвестные ему события и явления. Упоминались крестьянские волнения в ближней местности; положение в Тибете, где, видимо, тоже назревало восстание; торговый дефицит и необходимость открытия новых китайских рынков; затруднения на южноамериканской линии.
Лоуренс вряд ли мог составить какое-то определенное мнение относительно всего этого, но кое-что из разговора извлек. Стало ясно, что Хэммонд почти во всем расходится с комиссарами. Когда зашла речь о церемонии поклонения императору, он заявил, что они проделают ее без возражений и тем, возможно, загладят оскорбление, нанесенное двору посольством лорда Макартни.
— Капитуляция в этом вопросе без каких-либо уступок с другой стороны уронит нас в их глазах еще более, — энергично запротестовал Стаунтон. — Отказ Макартни не был капризом. Эта церемония рассчитана на вассалов китайского трона; отказав им на этом основании прежде, мы не можем согласиться теперь — иначе они сочтут причиной уступки меры, которые приняли здесь против нас. Согласие чрезвычайно повредит нашему делу и поощрит власти к новым бесчинствам.
— Ничто так не вредно для нашего дела, как отказ подчиниться обычаям древнего и могущественного государства, основанный лишь на том, что обычаи эти не соответствуют нашему этикету. Добиться победы в этом мы можем лишь ценой поражения во всем остальном, и провал миссии лорда Макартни доказывает всё как нельзя лучше.
— Позвольте напомнить вам, что португальцы простирались ниц не только перед самим императором, но и перед его портретом и его письмами. Они делали все, что требовали от них мандарины, однако их посольство потерпело точно такой же провал.
Лоуренс не имел никакого желания пресмыкаться перед кем бы то ни было, будь он хоть император Китая, но не только это побуждало его принять сторону Стаунтона. Готовность унизиться, казалось ему, способна вызвать лишь отвращение — даже в том, кто сам требует, чтобы ему поклонялись. Унизившийся неизбежно навлечет на себя презрение. За столом, где беседа была более непринужденной (Стаунтон пригласил их к обеду), Лоуренс окончательно убедился в том, что Стаунтон рассуждает здраво, и усомнился в Хэммонде еще больше.
Распрощавшись, визитеры вернулись на берег и стали ждать шлюпку.